311. Повесть

– Ладно, – неожиданно для себя сказал Илья.

Пока возвращался в комнату выключить телевизор, думал: «Приди ты, старый чёрт, на полчаса раньше, когда бутылка лежала непочатая в морозилке, хренушки чего бы тебе тут перепало. Ну а теперь… почему нет? Вечер длинный. Туда-сюда под мухой одному скучно станет. А так будет с кем побухтеть за жизнь. Главное не давать этому пропойце денег в долг. Раз-другой одолжишь – всё, не отвяжется».

Он выключил телевизор. Бросил прощальный взгляд на пельмени, вздохнул. Сходил на кухню, принёс крышку от кастрюли, накрыл миску. Взял початую бутылку «Столичной».

Дядь Володя ждал у порога, хитро улыбаясь.

– Ты, я смотрю, стенку-то не выкинул, – сказал он.

– А? – переспросил захмелевший Илья.

– Гарнитур тёткин, говорю, так и стои?т. Выкидывать не стал.

– Ну да.

– Эт правильно.

Илья молча запер дверь на верхний.

Пока спускались по лестнице, дядь Володя на всякий случай напомнил Илье, как его зовут. Только сказал не «дядя Володя», а «Владимир Сергеич». Жил он этажом ниже в квартире напротив – двухкомнатной. На дверном дерматине длинный ровный разрез – будто ножом полоснули. Серая вата лезет клочьями. Когда-то, в бытность Владимира Сергеевича уважаемым человеком, дверь, наверное, солидно смотрелась. А теперь, когда многие стали менять старые деревянные на новые железные с навороченной отделкой, – убого. Да и тем, чтоб её хоть раз в год помыть, дядь Володя не утруждался.

Он отпер дверь. Изнутри пахнуло терпким, даже едким, застоялым теплом. Смесь перегара, пота и нестираных носков. Как в логове почти любого старого алкаша.

– Ты не разувайся, у меня тут не то чтоб чисто, – предупредил хозяин.

– Вижу, – буркнул Илья. – Я в тапках.

Подметать полы дядь Володя явно не любил. Илью передёрнуло, когда он невольно вообразил, как в пятки впиваются сухие крошки, на ткань носков налипают клочья пыли…

– Холостяцкая берлога! – не без гордости пояснил Владимир Сергеич. – Жена от меня ушла, дай бог памяти, в девяносто первом. Были у нас кой-какие накопления в долларах…

«Интересно, откуда в девяносто первом-то году? – подумал Илья. – Не такой уж простой мент ты был, дядь Володь».

– … Меня из ментовки-то попёрли, под стражу взяли. Потом, правда, отпустили под подписку. И дело моё туда-сюда заглохло, когда развал грянул. Вернулся я, значит, домой, а этой пизды след простыл. Вместе с валютой съебнула, само собой. Ну, тогда я и запил. А потом мать парализовало, я её сюда перевёз. Ухаживать больше некому. Померла недавно, царство небесное. – Он перекрестился. – Была видный инженер, патенты мне кой-какие после себя оставила. Наследство, так сказать. Плюс квартиру материну сдаю. Плюс у меня у самого пенсия. Могу себе позволить не работать, хе-хе! – Он подмигнул слезящимся глазом.

Свет горел только на кухне. Мебель перекошенная, битая. От одного шкафчика дверца оторвана – петли с мясом выкорчеваны. На столе липкие пятна, хлебные крошки. И подпалины – словно раскалённым утюгом.

Илья огляделся. Подпалины были везде. Где бежевые, где коричневые, где и вовсе чёрные. Те, что на линолеуме, – с пузырями. Чем старый хер тут занимается, пока никто не видит?

«Зря я пришёл, – подумал Илья. – Собственно, а чего я ожидал? Что опустившийся алкаш живёт в приличной обстановке, поддерживает порядок? Да он сам на бомжа похож!»

– Ты присаживайся, присаживайся, не стесняйся. – Дядь Володя выдвинул из-под стола табуретку. Илья поставил на стол свою водку, сел. На табуретке сидеть неудобно – хотел пристроить локоть на столешницу, но раздумал: рубашку потом не отстираешь. Прислонился спиной к стене. Пока ёрзал, усаживался поудобнее, ткань с глухим щелчком отлипла от обоев. В конце концов так и остался сидеть прямо, как школьница за фортепиано.

Дядь Володя достал из холодильника свою непочатую бутылку. «Азарт», самая дешёвая из магазинных. Дрянь редкостная. Следом – банку солёных огурцов. Захлопнул холодильник. «Надо было колбасу и хлеб принести», – удручённо подумал Илья. Солёный огурец хоть и аппетитный, но водочка просит закуски поосновательнее.

– Давай-ка твой пузырь покамест охлаждаться отправим, – по-хозяйски распорядился Владимир Сергеич и споро убрал «Столичную» в ле?дник под окном, за двумя толстыми деревянными створками на шпингалете. – Тут-то она побыстрей до кондиции дойдёт, хе-хе. – Илья заметил несколько банок с буроватым кашеобразным содержимым и ржавеющими жестяными крышками – всё, что было на полках, просилось на выброс.

Хозяин взял одну рюмку из раковины, другую достал из шкафчика. Расставил, наплескал «Азарта».

– Ну, солдат, за встречу! За близкое, как грится, знакомство! Вздрогнули! – провозгласил дядь Володя. Они чокнулись, выпили. Владимир Сергеич шумно занюхал огурцом, целиком отправил его в рот.

– Мы когда молодые были, – прочавкал он, – жрать было нечего, так друг дружкиной головой занюхавали…

На стол по ножке заполз маленький таракан. Осмотрелся, шевельнул усиками. Подбежал к липкому пятну, припал к нему головкой, бодро зашевелил жвальцами.

– Вот они, сука! Тварюши! Ишь, жратво учуял! – Дядь Володя схватил с подоконника горелку с баллоном. Поднёс почти вплотную к насекомому, включил. Таракан превратился в уголёк, даже вздрогнуть не успел.

Хозяин отставил орудие казни обратно на подоконник. Грязной тряпкой смахнул горелого таракана на пол. Трупик сухо стукнулся о линолеум. На столешнице осталось тёмное пятнышко.

– Беда тут у нас с тараканами, – пояснил Владимир Сергеевич. – Во всём доме так. Лезут и лезут, блядюги. Откуда – не поймёшь. Ни черта не помогает. Чего ни пробовали – бесполезно. – Он махнул рукой. – Я с ними по-свойски разделываюсь. Элегантно, да?

– Угу, – промычал Илья. Откусил от огурца. Огурец был мягкий, не хрустел. Наверное, банка года три закатанной простояла.

– Тебя не сильно допекают? – спросил сосед.

– Кто? – не понял захмелевший Илья.

– Конь в пальто! – рявкнул бывший мент. Благодушие его вмиг испарилось. Улыбка сошла с лица. Теперь он глядел на гостя исподлобья – красные глаза навыкате, слюнявая синюшная губа отвисла. Напрягся, словно сжатая пружина. – Ты что, меня не слушаешь?! Тараканы – вот кто!

Так же внезапно, словно бы по щелчку, настроение сменилось обратно на миролюбивое.

– Ну так как – видал у себя тараканов? – переспросил он.

– Да, захаживают. Сегодня вот тоже. Буду, наверное, травить.

– Ты, главное, стенку румынскую не отодвигай.

– Это ещё почему?

– А ты разве не знаешь, что там?

– А что там? – тупо лупал глазами Илья. – Стена?

– Ну да, стена. А в стене знаешь что?

– ?

– Окно там.

– Окно?

– Окно. Обычное окно. Рама, стёкла, четыре створки, форточка. Окно.

Илья задумался. Стал вспоминать, что видел снаружи на той стене, к которой прислонился тёткин мебельный гарнитур. Долго вспоминал. Наверное, да – там о?кна. Если б сплошная глухая стена, он бы запомнил: слишком необычно такое для хрущёвок.

– По твоему стояку в каждой квартире то окно стенкой загорожено. Квартиры однокомнатные, маленькие, тесные. А зачем в маленькой комнате к здоровенному балконному окну ещё и обычное? Правильно, лишнее оно совсем – можно его мебелью загородить. И вот, стои?т так гарнитур годами, десятилетиями. И никто в то окно не глядит. А знаешь, что бывает тогда с окном? – Он подался вперёд, уставился на Илью, словно заговорщик-диверсант. Дохнул тяжёлым водочным перегаром.

Илье в голову полезла всякая банальщина: покрываются пылью, рассыхаются… что ещё может произойти с окном, когда к нему годами не подобраться? Но он ничего не сказал – кивком пригласил дядь Володю объяснить, что к чему.