Мне не позволили переодеться, традиционное платье полагается носить до конца торжества. Я набросила фату на плечи, чтобы хоть как-то скрыть неприличное декольте.
Орсон смотрит по сторонам тяжелым взглядом. Если бы он перестал вымещать на мне свое раздражение, мы могли бы поддержать друг друга, ведь нам обоим неприятен этот фарс.
Как только он садится, я придвигаюсь ближе и шепчу.
– Орсон, прошу тебя, скажи мне, что с Сальво? Я буду примерной женой, только помоги моему брату. Умоляю тебя!
Он не отвечает. Ничем не показывает, что слышал мою просьбу. Потирает шею, и под его пальцами я замечаю мурашки на коже. Там, где ее коснулось мое дыхание.
Дон Агати поднимается с бокалом в руке, чтобы поприветствовать гостей. Первый тост, как и положено, о благополучии и процветании семьи и синдиката.
Я ничего не ела со вчерашнего вечера, однако аппетита нет. Во рту горечь от лжи и отчаяния. Делаю глоток шампанского, второй, третий. Боль немного притупляется.
Орсон откуда-то достал виски, перед ним ополовиненная бутылка. Берет мою тарелку и с громким шлепком кладет на нее салат из креветок. Мой любимый. Донна Агати заранее узнала у кухарки Сальво, какие блюда я люблю. Наверняка к банкету готовились всю ночь.
– Мне послышалось, или ты обещала быть примерной женой? – спрашивает Орсон и показывает взглядом на салат. – Ешь! Мне нужно, чтобы ты была трезвой для того, что произойдет сегодня ночью, – шепчет низкой лаской голоса.
От его слов и шепота кожа становится чувствительной, дыхание учащается. Это тревога, ничто другое. Если сейчас начну волноваться о брачной ночи, сойду с ума.
Отодвинувшись от меня, Орсон делает глоток виски.
– Ешь, Нария, это будет долгий вечер, – говорит безрадостно.
Помня о стараниях поваров, заставляю себя съесть пару креветок. Улыбаюсь официантам и прошу передать мое спасибо шеф-повару. Делаю это нарочито громко. Это очень важное мероприятие, наверняка весь коллектив ресторана в панике.
Орсон смотрит на меня, сощурившись, потом качает головой и залпом допивает виски.
Стараюсь не думать, что он сделает со мной, когда мы останемся одни, особенно если он пьян и несдержан. Как молитву, повторяю сказанное Адой, что Орсон не бьет и не принуждает женщин. Заставляю себя этому верить.
Допиваю шампанское.
Снова поднимается Дон Агати. В этот раз он предлагает тост за новобрачных. Мне наливают еще шампанского, однако Орсон берет мой бокал, выпивает залпом и ставит на скатерть вверх ногами. Мне нечего выпить за наш брак. Как символично!
Дон хвастается крепкими браками в семье Агати. Гости согласно кивают, хотя многие из них изменяют супругам. Все это часть одной игры. Стараюсь не думать, сколько здесь любовниц Орсона. Возможно, он даже уединится с одной из них во время празднования. А что? Чем свадьба хуже помолвки?
Дон делится со всеми радостью по поводу возвращения сына. Причем его слова звучат так, будто Орсон вернулся из долгого отпуска и рад воссоединению с семьей.
Все лгут, но никого не обманешь.
Кажется, я слышу скрип зубов Орсона, однако на его лице штиль.
Закончив с сыном, Дон смотрит на меня. Полным списком оглашает мои академические заслуги, вспоминает моих родителей, про брата не говорит ни слова.
Меня пронизывает боль настолько резкая, что непроизвольно морщусь. С силой сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.
Орсон наклоняется ближе и говорит.
– Сальво в Канаде работает на сицилийскую группу. Он жив и здоров. Ему приказано там оставаться, пока отец его не вызовет. Твой брат легко отделался.
Мое облегчение настолько сильное, что из меня вырывается громкий вздох. В этот момент Дон Агати обещает собравшимся, что у нас будет идеальный брак и Орсон сделает меня счастливой. Услышав мой некстати прозвучавший вздох, Дон понимает его по-своему и улыбается.
– Вот видишь, сын, твоя жена со мной согласна. Ей хочется, чтобы ты сделал ее счастливой. Начни стараться сегодня ночью!
Собравшиеся взрываются хохотом. Я краснею до корней волос. Только Орсон совершенно никак не реагирует и бесстрастно смотрит в свой бокал.
– Никто и не сомневался, что Орсон постарается. Сегодня ночью и каждую ночь после этого. С такой невестой грех не постараться! – восклицает кто-то из гостей.
Совершенно пьяный и до этого дремавший мужчина лет девяноста просыпается и заявляет: – С такой женой даже я бы постарался!
– Не волнуйтесь, я проверю, старается мой сын или нет. Уж я-то знаю, как выглядит удовлетворенная женщина! – говорит Дон Агати с гордой улыбкой.
Донна Агати густо краснеет. Только ее поджатые губы выдают правду: она не уверена, что речь идет о ней.
Один из капо – пожилой мужчина с сильным итальянским акцентом – поднимается, и тычет в нас с Орсоном пальцем.
– У нас на юге Италии была хорошая традиция, следовало ее сохранить. Как вывешивали утром простыню со следами брачной ночи, так все знали, постарался жених или нет. И про невесту понятно было, невинна или нет. А без традиций много что выдают за настоящий брак.
Больше я ничего не слышу. Кажется, я оглохла от ужаса.
О старых традициях я, конечно, знала, но и подумать не могла, что о них заговорят.
Потираю горло, но не могу сделать вдох.
Вдруг осознаю, что Орсон положил руку на мое бедро. Поглаживает, ведет все выше к стыку бедер… надавливает кончиком пальца… с силой, все глубже между ног… потирает…
Я что, возбуждаюсь?!
– Ты с ума сошел? – шиплю. – Вокруг люди!
– Значит, тебе хочется, чтобы мы остались одни? Интересно… Поделись со мной своими фантазиями, не стесняйся. Кто знает, может, я исполню твои мечты.
Я благодарна Орсону за новости о брате и не хочу ему грубить, но… Он думает, что я мечтаю заполучить его в постель?! Серьезно?
– Давай, Нария, признавайся! Ты представляешь мой член, и как он будет ощущаться глубоко в тебе? Как я буду вбиваться в тебя сзади?
В его голосе похоть и гнев, не самая приятная комбинация. Может, он и не отказался бы от меня на ночь-другую, но не больше, а ему вручили меня в качестве жены. Насильно.
– Ты прекрасно знаешь, что невинность жемчужин тщательно охраняют, поэтому ни о чем таком я не думаю.
– О нет, детка, невинность тела не означает невинность души. Ты ни с кем не делилась своим телом, однако наверняка исследовала его сама и знаешь, чего оно хочет.
Внезапно я догадываюсь, что происходит. Орсон заметил, как я испугалась при упоминании простыней со следами брачной ночи, поэтому пытается отвлечь меня от тостов и намеков гостей. Вроде как пытается мне помочь, однако мог бы сделать это как нормальный человек и просто сказать, что никаких старых традиций мы соблюдать не будем. А он…
– Что ты представляешь, когда мастурбируешь? Как я закидываю твои ноги себе на плечи и засаживаю в тебя член? Или как я вылизываю тебя… Ага! В точку! Румянец говорит сам за себя. Значит, ты мечтаешь о том, как кончишь мне на язык? М-м-м… Оральное удовольствие – это ни с чем не сравнимая вещь…
Все, не могу больше терпеть. Я знаю, как быть примерной женой, однако это не значит, что я ею буду.
– Лучшее оральное удовольствие – это когда ты молчишь, – говорю, глядя Орсону в глаза.