Хочется спросить, зачем, но это будет жалкой глупостью. И так все понятно.
– Можно выключить свет?
Орсон небрежно машет рукой, позволяя мне эту маленькую слабость.
Во внутреннем дворе горят светильники, и от этого в спальне сумрак кажется медовым. Позолоченным.
– Мне самой не снять платье, пуговицы на спине, – шепчу, словно надеюсь, что Орсон меня не услышит и уйдет. К другой женщине. Мне все равно.
Через долю секунды он оказывается рядом.
У него большие руки, крупные пальцы, но он на удивление быстро справляется с застежкой. Сказывается большой опыт.
Теплые ладони ложатся на мои плечи, кончики пальцев касаются груди. По коже струится жар, я словно загораюсь.
Я солгала, мне не все равно. Мне нравится так… гореть, никогда не испытывала подобного.
Спустив платье с моих плеч, Орсон опускается на колени за моей спиной. Его губы касаются позвонков, спускаются все ниже.
Мелькает чуждая, опасная мысль: как бы хорошо все это ощущалось, если бы наш брак был настоящим!
Орсон поворачивает меня, смотрит на грудь под кружевным бельем. Его ноздри раздуваются, глаза темнеют. Подушечкой большого пальца он касается моего соска, и я вздрагиваю от удовольствия настолько сильного, что оно пугает.
Орсон поднимает подол моего платья, смотрит на ноги в чулках с подвязками. Сглатывает.
Помогает мне снять платье.
Я не сопротивляюсь, не спорю, не заглядываю в будущее. Пока что Орсон не сделал ничего неприемлемого или неприятного. Даже наоборот. Не знаю, куда приведет нас эта ночь, но сейчас мне не до тревожных мыслей. Я тону в ощущениях.
Собираюсь сбросить туфли, но Орсон меня останавливает. Отходит на пару шагов и смотрит на меня. Его лицо напряжено, на щеках играют желваки. Вижу, как топорщатся его брюки. Он возбужден, в секунде от срыва. Привычная ухмылка то и дело проступает на его лице, но тут же исчезает. Его так затянуло в нашу близость, что он не в силах играть свою любимую роль беспечного и бесстыжего прожигателя жизни.
Снова подходит ко мне, опускается на колени и ладонями проводит по моим ногам. От лодыжек до самого верха. Большими пальцами скользит по кружеву трусиков.
– Ты долго хранила невинность, Нари. Хранила ее для меня. Хочешь, я избавлю тебя от нее прямо сейчас? Сделаю это безболезненно… Да, я могу. – Придвигается и языком ведет от моего колена до верха бедра.
Непроизвольно сжимаю бедра, ощущая между ними жар возбуждения.
– Хочешь, я сделаю это языком? – Орсон водит губами по обнаженной коже над верхом чулка. Его хриплый голос сводит меня с ума.
В который раз подавляю сожаление, что все это не по-настоящему. Крамольная, глупая надежда. Пусть Орсон мой муж, и это наша брачная ночь, но надеяться нельзя. Не в нашем мире, не с моим мужем.
За пару секунд все меняется.
– Или, если хочешь, можешь все сделать сама, – предлагает Орсон неожиданно громким, злым голосом. – Можешь использовать меня и взять то, что хочешь. Ты ведь знаешь, что должна сделать?
– Нет, не знаю. Что?
Отстранившись, он смотрит на меня с… яростью?!
– Как что? Ты должна сделать так, чтобы я не мог от тебя отказаться. Ведь именно об этом вы договорились с моим отцом. – Каждое слово как ушат ледяной воды. Голос Орсона холодный, злой. – Хорошо сыграно, Нари! Я почти поверил, что ты напугана. Бедный ягненок, отправленный на заклание. Вы с отцом не учли, что я умею читать по губам, поэтому знаю, о чем вы говорили во время танца. Ага… вот теперь твой испуг искренний! Чертовски трудно ненавидеть самую красивую девушку синдиката, но, похоже, придется.
Поднявшись, он возвращается в кресло.
– Что ж, Нари, давай, завоевывай меня! Тебя же наверняка этому учили, – повторяет слова Дона Агати.
Кажется, сейчас я потеряю сознание.
Вернее, уже.
19
Прихожу в себя в постели.
В нижнем белье и туфлях на высоких каблуках. Фонари за окном купают мое полуобнаженное тело в медовом свете.
Кружится голова, пересохло во рту. Что со мной? Ах да…
Орсон меня обманул, притворившись страстным любовником, а на самом деле он в ярости от того, что Дон велел мне его соблазнить. Вернее, завоевать, что бы это ни значило.
– Ты училась актерскому мастерству? Обморок получился идеальный, мне как раз хватило времени тебя подхватить, чтобы ты не расшибла голову об угол кровати. – Орсон сидит на краю постели, но смотрит не на меня, а в окно. – Это отец тебя надоумил? Как романтично! Я спас тебя от падения, уложил в постель, и вот ты лежишь вся такая беспомощная и полуголая… Давай, рассказывай, что дальше по сценарию!
Бросает на меня взгляд и морщится, словно ему противен мой вид. Смотрит только на лицо, ниже взгляд не спускается. Его внезапная ярость потухла, остались только ирония и… горечь?
– Сейчас и наступает тот самый момент, когда я буду не в силах от тебя отказаться, да, Нари? Возьму тебя, а завтра ты доложишь отцу, что выполнила свою часть сделки. Он продолжит наставлять тебя о том, как сильнее меня привязать и заставить подчиняться его приказам. Я угадал?
Не сводя взгляда с моего лица, протягивает руку и кладет ладонь на мой живот.
– Что же ты медлишь, Нари, соблазняй меня! Я даже помогу тебе, если хочешь. Тебе достаточно просто лежать и смотреть на меня так, как сейчас, чтобы у меня стоял. Хочешь, чтобы я потерял контроль и набросился на тебя? Разведи ноги! Давай, вот так! – Обхватывает мои бедра теплыми ладонями и разводит, поглаживает, массирует, большими пальцами задевая промежность.
Сглатываю. От прохлады и волнения по телу проходит волна дрожи, однако я не боюсь Орсона. Уже не боюсь. Теперь во мне кипит смесь отчаяния и гнева.
Приподнимаюсь на локтях и выплевываю слово за словом, щедро поливая их сарказмом.
– Ты угадал, Орсон, так и есть: сейчас я стану тебя соблазнять, причем так умело, что ты влюбишься в меня без памяти и будешь привязан к моей юбке до конца наших дней. И, конечно же, станешь беспрекословно выполнять приказы Дона. Можешь гордиться собой, ты раскусил наш коварный и очень реалистичный план. А жаль, потому что у меня были все шансы на успех. Выпускница закрытой академии, которая никогда не знала посторонних мужчин и даже не целовалась, гарантированно обладает фантастическими навыками соблазнения. Твой отец сделал выигрышную ставку. Знаешь, что? Может, ты и умеешь читать по губам, но видел только то, что сказал твой отец. А знаешь, что сказала я? Ни-че-го. Потому что не собираюсь тебя соблазнять и пытаться тобой манипулировать. Однако спорить с Доном я не могу, и если ты этого не понимаешь, то… Доменико Романи стоит задуматься об умственных способностях его консильери!
Выдохнувшись, я наконец замолкаю. Такого наговорила, что хоть кляп себе вставляй, вдруг назреет продолжение монолога.
Скрестив пальцы на удачу, смотрю на Орсона. Если он разозлится, будет прав, но пусть не ждет извинений. Он должен понимать, что я не могу спорить с Доном.
Нахмурившись, Орсон оценивает меня несколько долгих секунд, потом спрашивает.
– Ты правда никогда раньше не целовалась?
– Это единственное, что ты услышал из моей гневной тирады?!
– Отвечай на вопрос!
– Я раньше целовалась.