– Последние сутки были для вас значительным испытанием, и я очень об этом сожалею. Никто из моих людей больше не станет вас удерживать и принуждать. Я прошу вас о помощи, Ада. С вами ребенку будет легче освоиться в моем доме. Если вы согласитесь задержаться на несколько дней и помочь с ребенком, пока я не найду его мать или другой вариант ухода, то вам предоставят все удобства, а также оплату. – Скользит взглядом по моим старым джинсам и поношенной футболке и называет сумму, которая обычному человеку показалась бы грандиозной.
Вырвавшись из тисков моей жизни, я стала обычным человеком, поэтому деньги придутся очень кстати. Даже если их мне заплатит самый черствый мужчина в мире.
«Найду его мать или другой вариант ухода»
Он человек вообще или как?!
Проследив за моей реакцией, хозяин продолжает.
– Когда придет время уехать, мой личный шофер доставит вас куда угодно в целости и сохранности.
Мои напряженные донельзя мышцы понемногу расслабляются. Не могу не признать, что мне только что предложили решение самых насущных проблем: как выбраться из закрытого поселка, как покинуть территорию синдиката незамеченной и на какие деньги купить новые документы.
Внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны, это предложение кажется хорошим выходом из сложной ситуации, но…
Можно ли доверять этому мужчине?
Нико.
Татуировки на руках и шее. Сильное, тренированное тело. Бесстрастное лицо. Голос без эмоций.
– Несколько дней, да?
Хозяин по-прежнему стоит у окна, но теперь смотрит на меня. Пристально. Рассчитывает, и считывает, и подсчитывает меня, как компьютер.
Сомнения роятся в мыслях, отвлекают, но я не могу поймать их и понять, не могу успокоить копошащуюся внутри тревогу. Опускаю взгляд и замечаю шерстяные носки на моих уже согревшихся ногах. Этот маленький жест заботы, до странного личный в нашем полном незнакомстве, становится решающим фактором.
– Хорошо, – отвечаю шепотом.
Будем надеяться, что скоро найдут мать малыша, и она жива и здорова.
Хозяин никак не реагирует на мое согласие. Нет ни облегчения, ни улыбки, ни благодарности.
– Мы можем сейчас посмотреть на ребенка? – спрашивает ровным тоном.
– Да, конечно.
В задумчивости направляюсь к балкону, но останавливаюсь на полпути, когда слышу его голос.
– Если вы предпочитаете лезть обратно через балконы, то встретимся в вашей комнате. Я пройду по коридору.
В его глазах нет ни смешинки, а меня трясет то ли от нервного напряжения, то ли от смеха. Вот уж точно, не стоило идти к нему, толком не проснувшись.
Мы идем по коридору, он отпирает дверь моей комнаты.
Нико спит, раскинувшись на диване. Причмокивает во сне.
Нико-старший включает фонарик на телефоне и приглушает свет ладонью.
Я расстегиваю пижаму малыша, показываю синяки на ребрах.
Тишина тикает сердцебиениями, торопливыми моими, медленными хозяина дома. Нико-старший распрямляется, на его лице по-прежнему штиль. В этот момент я почти ненавижу его, хочу толкнуть в грудь, залепить пощечину, сделать ему больно. Потому что никто не может и не должен оставаться бесстрастным при виде следов детских страданий.
Выключив фонарик, он поворачивается к двери.
– Вам еще что-нибудь нужно? – спрашивает небрежно.
– Не запирайте дверь, пожалуйста. Я не стану никуда лезть и шпионить. И сбегать не собираюсь. У нас с вами договор, а я привыкла сдерживать обещания.
Ответная тишина и близость тел в темноте будоражат меня, щекочут нервные окончания. Он рядом, я ощущаю тепло его тела, его немалую энергию. Наверное, мы на одной энергетической волне – иначе как объяснить его немеряное влияние на меня?
– Ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная. Мне важно, чтобы вы не обсуждали происшедшее ни с кем, кроме меня и Орсона. Ни с кем, вы понимаете? – Его голос ровный и глубокий, и с каждым словом меня словно окутывает волной его силы.
– Безусловно.
Отступаю назад, прячусь от необычных ощущений. Сейчас не время поддаваться странностям и попадать под влияние опасных мужчин. А в том, что он опасен, сомнений нет. Никаких.
– Пока я не разберусь в случившемся, не смогу гарантировать вам безопасность в случае, если вы покинете мою территорию. Вас могли видеть с ребенком, или его мать могла проговориться, что отдала мальчика вам. Возможно, ребенку тоже угрожает опасность, поэтому…
– Я все понимаю. Не волнуйтесь, Нико! Я не стану ни с кем разговаривать и не выйду за пределы дома без сопровождения.
Сама не ожидала, что назову его по имени. Это оказалось приятно. Чуть неловко и весьма интимно.
– Немного странно называть вас с ребенком одним именем, – признаюсь.
Хозяин продолжает испытывать меня взглядом. Твердым, холодным.
– Только близкие друзья называют меня Нико, а таковых у меня немного. Называйте меня полным именем, и тогда не будет проблем. Доменико.
С этими словами он уходит.
Только близкие друзья называют его Нико, видишь ли! В голосе нет ни издевки, ни угрозы, ни улыбки. Говорит как компьютер. Или голос, объявляющий станции в метро.
Доменико. Это имя встретишь нечасто.
Сняв джинсы, ложусь в постель, однако сон не спешит подарить мне покой. Мысли роятся, цепляются одна за другую, но отказываются укладываться в логичные цепочки. Подсознание пытается сообщить мне нечто важное, но я не могу это уловить.
Наконец, сдаюсь и засыпаю.
За секунду до падения в сон разгадка взрывается в моих мыслях.
Доменико Романи.
Подскакиваю на кровати. Дрожа, хватаюсь за покрывало. Задыхаюсь. В панике тру костяшками горло.
В академии много времени уделялось разговорам о правящих семьях синдиката. Мы с подругами еще не вышли в свет, поэтому мало с кем встречались лично, однако сплетням уделяли уйму времени. Выискивали информацию в сети и через знакомых, делились ей, обсуждали. А как можно не сплетничать, если каждая из нас жаждала угадать, кому из сильных мира сего ее отдадут или продадут в жены?
Так вот, Доменико Романи в этих сплетнях уделялось достаточно внимания. Не слишком много, потому что хорошим кандидатом в женихи его не назовешь. Наоборот, ни одна приличная семья не захочет породниться с жестоким бунтарем, выступившим против его отца, одного из правящих членов Совета. Мы обсуждали Доменико по другим причинам. Во-первых, его считают одним из опаснейших мужчин синдиката. Тайное, порочное любопытство заставляло нас следить, что еще он выкинет, от кого избавится, с чьей женой свяжется. Во-вторых, студентки академии интересовались им, потому что он хорош собой. На снимках в сети у него волосы до плеч, а теперь он постригся. Наверное, поэтому я его не узнала, хотя он и показался смутно знакомым. Несмотря на девичье любопытство, ни одна из жемчужин и близко не подошла бы к Доменико, зная, что любой контакт с ним взорвет ее репутацию.