Пути Голгофы

– Тебе верят, – горячо возразила Мирьям. – Я тебе верю. Я пойду за тобой куда угодно. Не страшны мне никакие испытания. Куда ты сейчас пойдешь?

– Сначала – в Назарет. Потом по городам, нести свет людям. Не иди за мной, ибо тернист мой путь. Но другого пути у меня нет. Я часто общаюсь с Богом – он приходит ко мне во снах или во время постов, когда я уединяюсь в пустыне, а порой после молитв. – Глаза Ешуа блеснули безумием убежденного. – Он послал меня в мир. Я не от мира сего, где заботы бренной плоти пожирают у людей их мысли и чувства. Господь послал меня в этот мир, чтобы напомнить ему о вечном: о душе. Он же и заберет меня из этого мира.

Ешуа встал, но Мирьям вдруг смело преградила ему путь.

– Ешу, а бывает любовь без грешных мыслей? – Она смотрела ему в глаза не мигая, строго, нежно и обещая блаженство, как умеют делать, не учась этому и без опыта, даже самые чистые в мыслях влюбленные женщины.

– От дьявола грешные мысли, от дьявола, – забормотал Ешуа без своей обычной уверенности. – Их нужно гнать от себя.

Ресницы Мирьям взметнулись вверх, потом она потупилась, снова попыталась выдержать его взгляд и наконец не в силах справиться со смущением, уставилась на его огрубевшие ноги.

– А как же без грешных мыслей, Ешу, если женщина любит мужчину? пролепетала она окаменевшими от смущения губами. – Разве бывает такое?

– Это все от дьявола, – тихо повторил Ешуа. – Быть чистым в помыслах – самый тяжелый труд.

– Моя мать говорит, что любовь и грех неразлучны. Она говорит: любовь не должна быть без греха, а грех не должен быть без любви. Мне кажется, что не нужно долго жить, чтобы понять это. Каждая женщина это знает с рождения. Не от Бога ли ей это дано знать?

– Не для таких разговоров я остался у тебя, Мирьям. Ты знаешь мое назначение.

– Ты хочешь повести за собой людей, Ешу. Они пойдут за тобой. И я пойду за тобой куда угодно. И все-таки… скажи, зачем Бог создал мужчину и женщину? Зачем создал любовь? Разве любовь от дьявола?

Наконец она смогла поднять на него глаза – в них был вызов и горячая, обволакивающая нежность. Не дождавшись ответа, она снова спросила:

– Ешу, значит любовь от дьявола, не от Бога?

Ешуа ничего не ответил и попытался обойти ее, но безуспешно.

– Ведь она приходит ниоткуда. Мать говорит, что от нее самые удачные дети.

Ему удалось протиснуться между ней и скамейкой, и он нетерпеливо толкнул калитку.

– Знаешь ли ты, что такое любовь? – крикнула она ему вслед с вызовом задорной юности. Ешуа выбежал за ограду и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь.

Успокоившись, отогнав от себя грешные мысли, Ешуа улыбнулся восходящему солнцу, и радость бытия захлестнула его. Он ощутил себя неотъемлемой частицей огромного прекрасного мира, созданного Богом, почувствовал ласковое, яркое солнце, дарящее свет и тепло всему живому, бодрящую свежесть короткого утра; едва уловимые запахи растений, приносимые легким ветром с цветущих полей. Ни одного живого существа вокруг, куда ни глянь. На вершине холма он остановился на мгновение и, подавив в себе желание оглянуться на полусонную деревню, стал спускаться вниз, к лесу. Дойдя до подножия холма, он замедлил шаги и прислушался. Ему показалось, что из леса донесся какой-то странный звук. Через минуту он стал различать шум приближающихся шагов, и вскоре на опушке появились римские солдаты – их всегда можно было различить по красным туникам. В группе было пятнадцать человек. Они погоняли дюжину ослов, нагруженных тяжелыми, разбухшими мешками. Это был один из тех многочисленных обозов, которые снабжают действующие части, давая им возможность совершать налегке быстрые маневры. Впереди шагал трибун, которого отличали нагрудные бляхи. Через плечо его были переброшены ремни ножен, в которые был вложен меч. Все остальные также не были обременены вооружением. Они погрузили щиты, шлемы и латы на ослов, поверх поклажи, и шагали рядом с животными, лениво переговариваясь друг с другом. Только двое замыкающих были в чешуйчатых кольчугах, но также без щитов и шлемов. Молодые, с беззаботными лицами, они радовались мирному утру, как Ешуа. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Ешуа сошел с дороги и остановился, дожидаясь, пока процессия пройдет мимо. Один из солдат жевал финик. Поравнявшись с Ешуа, он вытащил изо рта мокрую косточку и тренированным щелчком метнул ее в Ешуа. Косточка попала ему прямо в глаз. Ешуа вскрикнул от боли и зажал ушибленное место рукой. Солдаты добродушно рассмеялись.

– С добрым утром, иудей, – весело приветствовал его шутник.

Настроение Ешуа испортилось, но ненадолго. Острая боль прошла, он вытер слезившийся глаз рукавом, воздал хвалу Господу за прекрасное утро и зашагал к лесу, не оглядываясь на обидчиков и погрузившись в рассуждения о смысле бытия. В лесу он потерялся: тропа, которую он выбрал, привела его в тупик. Он остановился и огляделся. Тишина и густые заросли. Вдруг справа, шагах в тридцати кверху, послышались громкий, пугающий шорох и тяжелое дыхание. Ешуа резко повернулся, и на секунду страх сковал его: из отверстия в земле выскочил человек. Потом он быстро наклонился, протянул руку и вытащил из отверстия небольшой обтянутый кожей щит. Вслед за этим человеком выскочил другой и также принял свой щит, потом третий, а потом еще множество. Они, конечно, заметили Ешуа, но, казалось, не обращали на него внимания.

– Все в сборе? – спросил грубый голос.

– Все, – послышался ответ. – Я был последний.

Четверо из подземных обитателей, пыхтя, стали передвигать огромный камень, чтобы закрыть отверстие, из которого они вылезли.

– Приготовиться к бою, – с хрипотцой давал распоряжения командир. – На две группы разделись и слушай мою команду! А сейчас вперед!

Командир зашагал вниз во главе пестро одетого воинства. Поравнявшись с Ешуа, он остановился и улыбнулся. Ешуа узнал Аристофана сразу.

– Рэбэ Ешуа! – в крайнем удивлении вскрикнул Аристофан и широко улыбнулся ему, как давнишнему приятелю. – Что ты здесь делаешь?

– Я заблудился по дороге в Назарет. Как рука Натаниеля?

Натаниель тут же появился рядом и дружески хлопнул его по спине.

– Спасибо тебе, рэбэ. Рука быстро зажила и уже давно держит меч так же крепко, как и прежде. – Он вытащил меч из ножен и поднял вверх. – Благодаря тебе эта рука продолжает убивать неверных, – гордо сказал он. – Рад тебя видеть.

– Однако время не терпит, – вмешался Аристофан. Беги отсюда, Есу, – он произнес сокращенное имя Ешуа на арамейский манер, – беги, пока цел. И забудь это место. Никому не говори, что тут видел.

Повстанцы быстрым шагом стали спускаться вниз, к опушке леса, и Ешуа пошел вслед за ними. Выйдя к главной дороге, откуда было видно поле и лысый холм, он остановился и стал наблюдать за происходящим.

Оказавшись на просторе, мятежники перешли на бег. Они все делали молча, без воинственных, устрашающих криков, по-деловому, с выучкой профессиональных солдат. Римляне заметили их и бросились к ослам разбирать щиты и оружие. Ведь в их обязанность входило охранять обоз от бандитов, и схватка была для них привычным делом. С невероятной быстротой они надели латы на руки и грудь, шлемы на голову, вооружились щитами и мечами и выстроились в боевой порядок к тому времени, когда иудеи были в тридцати шагах от них.

Раздались крики с обеих сторон, одна группа повстанцев вступила в схватку, тогда как другая побежала в обход, чтобы напасть с тыла. Ослы, обезумевшие от страха, шарахнулись в стороны и разбежались по полю, сбрасывая по пути поклажу. Ешуа заметил, что Аристофан не участвовал в схватке, он стоял в стороне, с мечом наготове, и громовым голосом выкрикивал распоряжения. В какой-то момент Ешуа показалось, что битва превратилась в беспорядочную свалку, ибо невозможно было разобрать, где кто. Но вскоре он понял, что происходит. Пытаясь отбиться от нападавших как спереди, так и сзади, римские солдаты оказались на большом расстоянии друг от друга. Та группа Аристофана, что атаковала в лоб, занята была только одним: отвлекать солдат на бой, но не рисковать. Другая группа, та, что атаковала сзади и с боков, действовала быстро и с отработанной точностью. Они вонзали свои мечи в спину и бока солдат, в места, которые не были защищены латами и кольчугой. Послышались вопли смертельно раненной, раздираемой болью плоти. Через несколько минут все было кончено, римские солдаты лежали мертвые, а люди Аристофана рассеялись по полю, пытаясь поймать ослов с поклажей, чтобы забрать добычу.

Жестокость и быстрота схватки потрясли Ешуа. Он повернулся и торопливо зашагал вверх по дороге, пытаясь осмыслить происходящее. Тактика скрываться под землей была на вооружении у иудейских мятежников с незапамятных времен. Драться с ними в узких темных проходах было невозможно. Обнаружить выходы было довольно трудно, но даже если это и удавалось сделать, можно было месяцами ждать, пока кто-нибудь появится наверху. Порой повстанцы просто выкапывали выход в другом месте и скрывались в лесах или уходили за пределы Галилеи и Иудеи. Но одно дело – знать, а другое – видеть, как это происходит. Ешуа взглянул на небо и прищурился. Жестокому миру дарует солнце тепло и свет. Гораздо меньше крови и горя ночью, во мраке.