Пропажа государственной важности. Исторический детектив

– Продажа Аляски – дело решенное, месье Герцен. В связи с этим дядюшка возлагает на вас большие надежды. Если бы вы поспособствовали ему, хотя бы краешком глаза, заглянуть в будущий договор с Североамериканскими Штатами, его благодарность была бы очень весомой, – слова Натаниэля заставили Герцена задуматься, и он посмотрел вдаль.

Легкий бриз лениво шевелил волнами, донося до скамейки на Променад дез Англе, где уединились собеседники, аромат морской свежести, перемешанный с запахом жареной рыбы, приготовляемой в бистро за спиной.

– Дядюшка уверил меня, – продолжал давить доводами Натаниэль, – что, имея столь широкую сеть информаторов на родине, в том числе, чрезвычайно влиятельных, вам по силам помочь ему.

– К сожалению, после того как я поддержал поляков[16 - Имеется в виду мятеж в Царстве Польском.] в их самоотверженной борьбе с самодержавием, либеральная интеллигенция в России отвернулась от нас, и тиражи «Колокола» заметно упали. Многие мои информаторы, которые занимали, да и сейчас занимают видное положение в государственном аппарате, попросту перестали отвечать мне. Они вычеркнули меня из числа своих друзей.

– Но кто-то же остался?! – энергично возразил раздосадованный Натаниэль, явно не желавший возвращаться в Париж несолоно хлебавши.

– Разумеется… – тяжело вздохнул Герцен, собираясь с мыслями. – Если ранее я получал информацию из самых что ни на есть правительственных верхов, из первых рук, можно сказать, то теперь вынужден довольствоваться крохами. Мои нынешние корреспонденты – издатели второстепенных газет, кое-кто из журналистов и министерских чиновников. Радикально настроенной молодежи я стал не интересен, она меня ругает, обвиняя в отсутствии этого самого радикализма и нежелании дать им средства на революцию. «Довольно агитации, пора действовать», – упрекают меня они, но деньги, однако, требуют.

– А как насчет людей в ведомстве князя Горчакова? – напрямую спросил не собиравшийся отступаться Натаниэль.

– Подумаю… – уклончиво отвечал Александр Иванович и со скрытым раздражением воззрился на напористого собеседника. – Впрочем, зачем ходить вокруг да около, – хитро прищурил левый глаз Герцен, понимая, что тот неспроста приехал к нему, – есть там у меня один чиновник, по Азиатскому департаменту служит, мечтает, кстати, быстро разбогатеть, – при этих словах лицо Ротшильда вытянулось и разом посуровело. – Нет, нет… вы меня не так поняли, – он взмахнул рукой, поторопившись успокоить собеседника. – Человек тот играет на Парижской бирже через доверенных брокеров, и, если так случится, что он, допустим, я повторяю, допустим, достанет требуемые сведения, то ему следует дать дельный совет.

– Великолепно, месье Герцен. Совет он от нас получит, и, помяните мое слово, хорошо на нем заработает. Так и уведомите его. И если он по роду своей службы ознакомит нас с другими интересными документами, которые попадутся ему на глаза, мы заплатим ему отдельно.

– А вам не кажется, что это уже шпионажем попахивает, любезный Натаниэль? – брезгливая гримаса оттопырила его нижнюю губу.

– Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Вы боретесь с русским правительством, а мы хотим узнать его тайны. Не вижу препятствий для сотрудничества. Тем более, повторюсь: продажа Аляски – дело решенное.

– Хорошо, я напишу в Петербург, – после внутренней борьбы выдавил из себя согласие Герцен.

– Надеюсь, мы поняли друг друга. В подобном ключе я и передам наш разговор дядюшке.

– И тем весьма меня обяжете, – живо встрепенулся Александр Иванович. – Мои наилучшие пожелания барону. Я всегда буду помнить его добро[17 - Парижское бюро банка Ротшильдов вело финансовые дела Герцена с того самого времени, как в 1850-м году барон Джеймс заставил правительство Николая I уплатить ему деньги Герцена, который стал его клиентом по бумагам Московской ссудной казны, арестованными решением русского суда. Кстати, по его же совету, Герцен держал значительную часть своих средств в американских облигациях.].

Возвратившись поездом в Париж, Натаниэль не замедлил отчитаться о встрече с Герценом.

– Он согласился, это хорошо, впрочем, я не ожидал иного ответа. Тем не менее тебе придется отправиться в Нью-Йорк и посетить нашего друга Бельмонта[18 - Август Бельмонт – представитель банкирского дома Ротшильдов в Америке, впоследствии создал собственную контору в Нью-Йорке, богач и филантроп. Видный деятель Демократической партии. Оказывал финансовые услуги американскому правительству.]. Пусть он прощупает тамошнюю почву. Не исключено, что североамериканское правительство обратится к нему с просьбой организовать финансирование предстоящей сделки, – заметил барон Джеймс. Но перед этим тебе предстоит пересечь Ла-Манш и встретиться с кузеном Лайонелом. Он снабдит тебя инструкциями для встречи с Бельмонтом, а уж после ты купишь билет на пароход до Нью-Йорка.

– Но, я же с ним в ссоре, вы знаете об этом, дядюшка, – энергично запротестовал Натаниэль.

– Ваша ссора – сущая безделица. И, как я осведомлен, Лайонел не держит на тебя зла. Я даю тебе шанс помириться с ним. Не забывай, твой старший кузен – член британского парламента, а правдивая информация о сделке по Аляске чрезвычайно заинтересует английский кабинет.

– Но пока что ее у нас нет!

– Не важно, – с гримасой неудовольствия отмахнулся барон. – Расскажешь Лайонелу о взятых нами мерах и заверишь его, что он будет первым человеком в Британии, кто узнает всю подноготную этой подозрительной аферы.

– Но наша ссора ставит под сомнение саму возможность этой встречи! – продолжал упорствовать не желавший идти первым на мировую Натаниэль.

– Я напишу ему письмо, и, ручаюсь, он тотчас простит тебя, – обезоружил его упрямство старик Джеймс.

Глава 5. Информатор Герцена

Коллежский секретарь Палицын окончил работу и с наслаждением потянулся, разминая затекшие члены. Часы меж тем показывали начало одиннадцатого. «Ух ты, дал же я, не отнюдь!» – сжимая и разжимая пальцы правой руки, произнес любимую присказку чиновник и, отхлебнув полуостывший кофе, вспомнил, что его просил зайти тайный советник Гумберт.

– Можете отправиться домой и отдохнуть сегодня. В департамент явитесь завтра. Начальство ваше будет извещено, – необычайно сухо отрезал Гумберт и уткнулся в стол.

«Домой, так домой», – мысленно повторил распоряжение тайного советника довольный, что, наконец, свободен Палицын. «Презанятные фуэте, однако ж, у нас вытанцовываются. Господин тайный советник определенно намеревался мне что-то сказать, а может, и поручить, но опосля передумал», – в большом недоумении Кондратий Матвеевич запахнулся в шинель и, застегнувшись на все пуговицы, вышел в коридор, где на него едва не налетела горничная.

– Отчего слезы, Дуняша? – отступив назад, с приторным участием вопросил он.

– Ничего, это я так… – еще более покраснела девушка, и слезы градом покатились по ее смуглым щекам.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи, кто тебя обидел?! – нарочито настаивал Палицын.

– У его сиятельства пропал пакет с какими-то важными бумагами, а господин Гумберт набросился на меня, будто я виноватая! Не я же замок им испортила, что дверь не затворить! – промокая платочком глаза, жаловалась Авдотья.

– А что за бумаги? Откуда пакет-то пропал? – сделал озабоченное лицо Кондратий Матвеевич.

– Из кабинета, из стола их, а что за бумаги – не ведаю. Гумберт сказывал, что преважные, – всхлипывала она.

– А дверь, стало быть, в кабинет его сиятельства теперь не затворяется, – протянул, думая о чем-то своем, Палицын.

– Сейчас Антип ее починяет.

– Антип?! – изумился он.

– Ну, да, Антип – столяр, с такими лохматыми бровями, – провела пальцем по тонкому изгибу собственных бровей горничная. – Как я слышала, он завсегда к нам, ежели что случается, приходит.

– Стало быть, он в кабинете замок починяет да его сиятельству шумом и присутствием своим премного докучает.

– Да не шумит он вовсе! И починяет не в кабинете, а в приемной. Дверь-то отворена настежь, а вход они портьерой занавесили. Сама видела.

– Ладно, ступай, вины твоей здесь нет, – в одночасье потеряв интерес к горничной, он двинулся к выходу.

Поток ледяного воздуха обдал ему лицо. Подняв воротник и не став брать извозчика, он прошел Зимней канавкой и, оказавшись через считанные минуты на набережной, позвонил в дверь парадного подъезда.

Пробыв в доме полчаса, он поймал пролетку и приказал вознице везти себя к Гостиному двору на Чернышев переулок. Потолкавшись в скобяной лавке и поговорив с приказчиком, он зашел в соседнюю, торговавшую холстами, красками и прочими «художественными» товарами. В ней Палицын задержался ненадолго. Забрав объемистый сверток, завернутый в запачканную сажей рогожу, который с большой осторожностью нес до ждавшего его извозчика, он добрался до дому. Предупрежденная запиской жена еще поутру отослала кухарку на рынок, и к приходу Кондратия Матвеевича был накрыт порядочный стол. Бульон с гренками, пироги с рыбой, студень на говяжьих голяшках, жаркое из телятины, яблочный мусс и графин водки украсили раздвижной круглый стол в гостиной.

Несмотря на скромное жалованье чиновника 10 класса, семья Палицына не бедствовала, хотя и вовсе не роскошествовала, и могла позволить себе наем просторной пятикомнатной квартиры во дворе дома по Екатерининскому каналу против Казанского собора, а также содержание кухарки. Сын Палицыных был помещен в частный пансион и забирался домой на выходные и праздники.

Отдав должное обеду и приласкав жену, Кондратий Матвеевич уединился в кабинете. За запертой дверью лицо его приобрело насупленное выражение, он закурил папиросу, после чего занялся привезенным из лавки свертком. Переправленные контрабандой, в угольном трюме английского парохода, апрельские номера запрещенного в России «Колокола» заполонили письменный стол Палицына. Бегло пробежав глазами по газетным заголовкам, он вспомнил о письме, врученном ему в лавке, и принялся читать его с непреходящим вниманием. «Если Вы согласны, – писал Палицыну Герцен, – мы приобретем для Вас доходные североамериканские облигации, они нынче дают хороший процент, а на остаток перешлем вексель, который Вы без труда обменяете на наличные в банке. Средств для продолжения операций на бирже у Вас и без того предостаточно, однако надежные и верные бумаги, по мне, так всяко лучше неверной спекулятивной игры. Господин барон благодарит Вас за добытые сведения, хотя, entre nous[19 - Между нами (фр.)], он до сих пор недоумевает, впрочем, как и Ваш покорный слуга, что заставило русское правительство пойти на подобную сделку. Может, стороны заключили некий дополнительный договор или же секретный протокол к присланному Вами договору, укрывшийся от Вашего взора? При случае, обратите настоятельнейшее внимание на подобный момент. Это весьма важно. Впрочем, будьте покойны. Никоим манером я не вменяю Вам сие в вину. Отдельное спасибо за сведения касательно режима пользования с Японией островом Сахалин и Курильской грядой, согласно заключенному в Петербурге соглашению. Информация о позиции русского правительства по Люксембургу также чрезвычайно ценна. Благодарственный чек Вы найдете в настоящем письме», – Палицын бережно взял в руки чек и, беззвучно шевеля губами, прочитал все, что на нем было написано.

Цифра в пять тысяч франков поначалу показалась ему значительной, однако поразмыслив, он решил, что достоин куда большего. «Апартаменты сменить не мешало б, да убраться с этого двора, пусть и не убогого колодца, а вполне себе большого, с деревьями на газонах, но все ж таки места сырого и темного», – он приоткрыл окно и еще раз убедился в своей правоте. Из-за холодной погоды дубы и липы пока не дали листвы, трава едва зеленела, пепельно-серое небо закрывали набухшие свинцом тучи, погружая двор в тоскливую мрачность. «Хорошо бы переехать в квартиру с видом; к примеру такую, куда поместили посланника Стекля», – размечтался Палицын, вспомнив, как сегодня побывал там – в шикарной и светлой семикомнатной квартире на Екатерининском канале, выходящей окнами на Казанский собор и перспективу Невского проспекта.

«И что это давеча у нас приключилось? – он подумал о неожиданной перемене в настроении Гумберта, и его лицо приобрело выражение неприкрытой досады. – По какой, черт, причине он не стал со мной разговаривать, хотя еще накануне намеревался?» – у Палицына пересохли губы, и разлившаяся по физиономии желчь сменилась болезненным страхом.

Решив повременить с походом в банк, он взялся опять за письмо: «Ввиду исключительной важности Вашей нынешней работы, я не вправе подвергать Вас случайным опасностям, утруждая заботами „Колокола“. Если у Вас нет надежного человека, кто бы взял партию газеты целиком для ее последующего распространения, без промедлений сожгите полученные экземпляры. Как бы горько мне не было об том говорить, особливо, когда речь идет о собственном детище, газету следует уничтожить, ибо Вы для нас несоизмеримо важней», – весьма пафосно завершал свое послание Герцен.

По правде говоря, пристраивать продукцию Вольной русской типографии, удаленной из Лондона, а потом и из Брюсселя по настоянию русского правительства, и, после долгих мытарств, осевшей теперь в Женеве, стало делом обременительным. Реализация шла со скрипом, и Палицын выдохнул, когда Герцен снял с его плеч столь тяжкую ношу. После покушения Каракозова и разгрома Ишутинского кружка революционное движение испытывало кризис, тогда как немногочисленные читатели «Колокола» среди студенческой разночинной молодежи находились под неусыпным наблюдением агентов Третьего отделения. А попадаться в лапы политической полиции графа Шувалова не входило в планы Кондратия Матвеевича. К тому же юные сердца завоевывали новые герои. Лавров, Чернышевский и набиравший популярность Маркс становились отныне кумирами и гуру нигилистов новой волны. Однако сжигать «Колокол» Кондратий Матвеевич даже и в мыслях не помышлял. Дружба с Герценом и его европейские связи были исключительно важны для него. Отложив письмо, он прочитал присланный номер от корки до корки, решив днями переговорить на предмет реализации газеты с одним человеком.

– Ужинать, когда накрывать, Кондраша? – постучалась к нему супруга.

– Мне надобно вскорости по делу съездить, а вот как приеду, тогда и отужинаем, – потрепал женину щеку Палицын и вновь повернул изнутри ключ.

Глава 6. Слуга двух господ