Ноль часов по московскому времени. Новелла IV

Не бывший во Франции Михалыч опять поделился: «Французы, понятно, жулики, но не в таких делах, сыр и вино у них – национальная репутация». Леха не посмел съёрничать, хотя видно было – очень хотелось. А вообще мы к тому времени порядочно уже устали.

…вино в бокалы разливал Эдик. Скоро все собрались, сели… Феликс, так сложилось – в их компании тамада, произнес небольшую речь… чокнулись с Аней, она в ответ поблагодарила, еще раз чокнулась… но тут Марина вроде как вином поперхнулась, он дальше всех от нее сидел – не заметил, а Аня – почти напротив и Николай – рядом, внимание обратили… тут и им с Эдиком видно стало, хотя Марина сделала знак – «сейчас пройдет», только снова вдохнула как будто ей горло сдавливает, и еще раз… мысль – капля в дыхательное горло попала, тут прокашляться человеку надо, и ладонью ему по спине – он даже показал Николаю «похлопать», но в момент, этот самый, Марина вверх дернулась с сиплым звуком будто горло сдавило совсем, еще раз… и резко осела. Аня вскочила «скорую» вызывать, все вскочили… Эдик к медицине небольшое отношение имеет – пульс на руке проверил, на шее, только видно – глаза полуоткрытые у нее неживые… «Скорая» приехала очень быстро, врач сказал – «паралич дыхательных путей», а точнее сказать не может – не исключено отравление, в общем – дальше милиция.

Еще чуть деталей от Эдика, которого опросил Алексей.

…пришел из своей комнаты минут за несколько, немного помог Кате… получил от Марины подарочную для Ани медальку…

– Какую медальку?

– Не знаю, Дим, какую-то.

…тост и так далее… Аня в ответ поблагодарила… еще раз с ним и Феликсом чокнулась… смотрел на Аню – не сразу заметил, что Марине нехорошо… стала вдруг задыхаться, произошло всё за две-три секунды… пульс у нее попробовал – понял, что остановка сердца… при падении сердечной деятельности с последующей остановкой в клинических условиях сердце иногда запускают, но тут подозрение возникло, что «Скорая» не успеет.

…

Михалыч, на раздавшийся телефонный звонок, поднял трубку… и почти сразу нам сообщил:

– В бутылке яд.

Китель на спинке моего стула… я же забыл вынуть пакетик с той красной оберткой…

– Леш, тащи свою лупу.

Если яд попал шприцеванием, это очень упростит нашу задачу.

А Михалыч, уже положив трубку, сообщил подробности:

– Концентрацию они установили в пять-шесть граммов. Лошадиная доза, тут всем бы хватило, и тоже сразу – как с этой Мариной. А чем это вы занимаетесь?

Лешка, вместо того чтобы дать мне лупу, выхватил обертку, со словами, что «лучше сам» и уселся за свой стол рассматривать.

Начальник всё понял, и мы принялись ждать.

Большая лупа, не послушавшись сразу, нервно задвигалась.

…

– След от прокола колпака!

– Ну-ка, дай, – приказал Михалыч.

– Прямо посередине, – подсказал Алексей.

Тут времени почти не понадобилось:

– Есть, – подтвердил начальник. – Теперь, Леша, отправляйся к экспертам, проверь вместе с ними пробку.

– И коробку, вон там в пакете.

– Да, и коробку. А ты, Митя, ее смотрел?

– Смотрел, там красные пломбы – две, на дверке и сбоку через веревочку. Катя сказала, Феликс веревочки отодрал, а коробку разрешил ей забрать. Я, кстати, вернуть обещал.

– Дети, ей-богу, вам волю дай – вы все вещдоки раздарите. Гони, Алексей, пусть пломбы как следует проверяют. Может быть, их дважды вскрывали, переставляли как-то.

Леха умчался.

А Михалыч, нервно пробарабанив пальцами, заявил:

– Я, знаешь, подобного дела вообще не припомню. И убойная доза – чтобы всех наверняка?.. Зачем?

Что-то в словах начальника меня царапнуло… в каких? случайное или важное я упустил?.. улетело из-за нового звонка, но главное – от выразительного движения его глаз к потолку, что значило – высокое руководство тревожит.

И по первым ответным словам Михалыча… бр-р, стало ясно, что сам министр.

То есть Ерин В. А.

Личность, требующая нескольких о себе слов, особенно в событийном ряду 1993 года.

В октябре министр Ерин получит от Ельцина самый высокий орден – Героя Российской Федерации.

За расстрел Парламента из танков, множественные убийства случайных людей у Останкино и еще кое-где по Москве, точнее – за организацию всего этого.

На фотографии, которая наверняка имеется в Интернете, вы увидите нечто, заставляющее вспомнить Шарикова и наркома Ежова, одновременно.

«Физиогномика» уже давно признана серьезной наукой, но кроме нее сошлемся еще на факты.

С молодых лет пошедший работать в милицию, Ерин рано стал и человеком глубоко партийным, что означало «искренне преданным ленинской коммунистической партии» – это не просто пять слов, это – «знак качества». Его нужно заслужить. Нет, не в профессии, а именно в «преданности».

Как?

Постоянной демонстрацией «преданности»: выступлениями на собраниях с максимально раболепными высказываниями в адрес руководящих органов партии, ее «очередного» генерального секретаря и – совершенно обязательно – вождя революции Ленина, который «всегда живой». На этом фоне, вторым эшелоном, нужно хвалить собственное руководство, и здесь важная техническая деталь: чем выше градус похвальбы первого плана, тем выше, хотя уступая ему, и градус лести второму. Например, на фоне слов о «мудром руководстве коммунистической партии и ее Генерального секретаря» уместно заявить о правильных и своевременных решениях своего начальства, «что требует от всех нас…» и «для выполнения поставленных задач мы все как один…» Помните, Остап Бендер составлял вокабулярий для совершенно бездарного Ухудшанского: «взвейтесь… пламенеет… историческая поступь… а средь арыков и аллей идет гулять ишак»; жизнелюбивый Остап не смог удержаться от «ишака», а в остальном – то же самое. И Шариков булгаковский ведь быстро добрался до партийной трибуны – собачий нюх, оказалось, способен чувствовать не только кошек.

Тут еще одна важная и особенная черта позднего брежневского времени – конец 70-х – начало 80-х: сформировалась очень специфическое политическое поведение, которое можно назвать «Небеспокойством». Уже едва шевелящаяся основная часть состава Политбюро просто физически неспособна была к активному восприятию происходящего. В аппарате ЦК – помощники, советники и прочие специалисты – поэтому понимали: во-первых, что бесполезно приставать к землекопу, у которого лопата выпадает из рук; а во-вторых, сил у него всё же достаточно, чтобы двинуть в ответ этой лопатой. А дальше – «вниз по лестнице, ведущей вверх»: хочешь вверх – не беспокой слишком начальников негативной информацией, им тоже нужно не беспокоить своих, и так – сверху-донизу.

Возник популярный, хотя совсем не смешной анекдот: «В метро на перегоне сломался поезд. Что делать? И которые там коммунисты, всем предлагают: давайте зашторим окна, начнем раскачивать вагон и будем думать – что едем».

Не смешно было еще потому, что последствия такой «езды» складывались очень небезобидные. Особенно в смысле правопорядка, когда вместо защиты людей и расследования различного криминала шли доклады об успешной борьбе с преступностью и о том, что она постоянно снижается. Люди за это платили имуществом, здоровьем и жизнями. Во многих местах дошло до того, что нагло орудовали уличные банды, творили, в том числе, изнасилования взрослых и малолетних, а жертвы боялись обращаться в местные отделения или там просто не давали заявлениям ход. Забить группой до смерти человека, который посмел сделать хулиганью замечание, или вообще немотивированно забить – тоже не считалось чем-то особенным. Кроме того, в тот «щелоковский» период (о нем в новелле III), по словам председателя КГБ Андропова, сама милиция совершала в день не меньше преступлений, чем преступники, а основное из них – обобрать пьяного, иногда с избиением до убийства.

И вот в таких именно условиях делал и сделал себе карьеру Ерин, и именно в Татарии, где уличный бандитизм достигал апогея.

Герой России – «за мужество и героизм, проявленные при пресечении вооруженной попытки государственного переворота 3—4 октября 1993 года в Москве».

Тут всё вранье, причем продолжающееся: переворот, и именно вооруженный, был произведен именно Ельциным. Чтобы не утомлять длинным рассказом приведем одно, но вполне достаточное, доказательство.

Новым генеральным прокурором (старого незаконно убрали) Ельцин назначил омского юриста профессора А. И. Казанника и обязал его возглавить расследование того самого, якобы путча, 3—4 октября. Через месяц, примерно, комиссия Казанника дала заключение, где главным пунктом указывала: нет ни одного факта применения огнестрельного оружия со стороны «путчистов». А еще через четыре месяца (неловко сразу) Казанник отправился на прежнюю работу в родной город Омск. Зачем – если не подлец – ельциноидам нужен?

И надеюсь, уже понятно: сам Ерин, сидя с Ельциным в Кремле, ничего героического не совершал, а лишь убивать командовал по телефону.