– Погоди, – довольно улыбнулся он. – Доберёмся и до этого. Давай по порядку. Документы у тебя есть?
Я автоматически поднёс руку к нагрудному карману рубашки.
Паспорта не было.
– Вот видишь!
Майор плотно сжал губы.
– Уже нарушаешь! По закрытой зоне ходишь без документов. А ведь вас настрого предупреждали при въезде. Предупреждали?
– Товарищ майор! – запротестовал я. – Паспорт у меня, наверное, украли! Ведь при въезде в город он был!
– Разберёмся, – кивнул майор. – Давай дальше. Служил в автороте, демобилизован в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом в звании рядового. В прошлом году поступил на исторический факультет Ленинградского университета. Проживаешь в общежитии.
Майор отложил папку.
– Что, Гореликов? Устал в общаге бока протирать? Денег захотелось, красивой жизни?
Хотя я и чувствовал, что майор готовит мне какую-то каверзу, но от такого резкого перехода просто охренел.
– Вы о чём, товарищ майор?!
– О чём? А вот об этом!
Майор вскочил из-за стола. Ростом он едва доходил мне до плеча, и яростно взглянул на меня снизу вверх. Не глядя в бумаги, отчеканил:
– Третьего июня одна тысяча девятьсот семидесятого года в составе группы студентов приехал в Балтийск якобы для прохождения археологической практики.
– Почему «якобы»? – попытался спросить я.
Но майор меня перебил:
– В Балтийске вошёл в сговор с преступной группой, которая занимается похищением янтаря и вывозом его за пределы области.
Неожиданно майор с размаху ударил кулаком по столу.
– С кем работаешь в Балтийске? Как вышел на них? Отвечай!
***
Апрель 997-го года. Польша, Гнезно
– Я получил письмо из Рима.
Князь Болеслав чуть наклонился вперёд и пристально посмотрел на епископа.
Князь, одетый в тёплый кафтан на меху, сидел в высоком резном кресле, которое стояло на возвышении и больше напоминало трон. Епископу Адальберту слуга подал скамейку, обитую кожей. И теперь епископ смотрел на князя снизу вверх, задирая голову. Это было неправильно. Адальберт понимал, что именно потому Болеслав всё так и устроил.
В большом зале было холодно. Вдоль каменного пола свободно гуляли сквозняки. Несмотря на суконную мантию, епископ изрядно замёрз – он простыл ещё на пути из Венгрии в Польшу, и чувствовал себя хорошо только в своих покоях у жарко горящего камина.
– Что пишет святой отец? – спросил Адальберт, стараясь не слишком задирать подбородок.
– Святой отец хочет, чтобы ты отправился на восток и принёс крещение язычникам-пруссам, – улыбнулся Болеслав. – А меня просит всячески помочь тебе в этом важном деле.
Улыбка Болеслава больше напоминала хищный оскал. Губы раздвинулись, обнажая зубы в притворном веселье, но холодные глаза цепко ощупывали собеседника.
– Не знаю, насколько состояние здоровья позволит мне выполнить поручение святого отца, – вздохнул Адальберт.
Он понимал, что всё это напрасно. Папа не оставит его в покое, а Болеслав – тем более. Но так хотелось хоть немного потянуть время.
– Все мы ходим под Богом, – снова улыбнулся князь. – И всем нам надлежит исполнять предначертанное. Мне суждено Божьей волей объединять Польшу, а тебе – нести свет Христа язычникам, которые заблудились во мраке неверия.
Князь поучает епископа, с возмущением подумал Адальберт. Что за времена?!
– Святой отец ждёт твоего ответа, – веско сказал князь.
– Я напишу ему, – кротко склонил голову епископ.
Да, ближние к папе кардиналы так и не простили Адальберту его выступлений против роскоши. Когда он был епископом Пражским, он несколько раз позволил себе резко высказаться по поводу стяжательства сильным этого мира.
Результатом стала миссия в восточную Венгрию, где Адальберт провёл два года, пытаясь Христовым словом воздействовать на кочевников-скотоводов. А этот их язык!
И вот теперь Пруссия! Дикая лесная страна на берегу холодного моря. Что он сможет там, один? И увидит ли хоть когда-нибудь родную Прагу?
– Конечно, напиши, – согласился Болеслав.
За окном, во дворе замка раздались грубые окрики. Кто-то спорил, повышая голос.
Князь поднялся с кресла так резко, что епископ едва не отшатнулся. Болеслав хмыкнул и быстро прошёл к узкому окну. Выглянул на улицу, зло втянул холодный сырой воздух. Повернулся и нетерпеливо махнул рукой Адальберту.
– Подойди, епископ!
Адальберт, стараясь не опираться руками о низенькое сиденье, поднялся на ноги и подошёл к князю.
Внизу, на присыпанной нежданным утренним снегом брусчатке высилась старая, уже потемневшая виселица. Две опоры из наклонных столбов, и длинное бревно между ними – вот и вся конструкция. Под виселицей на деревянных чурбаках стояли трое крестьян. Их руки были связаны сзади, на тощих шеях – петли, полускрытые растрёпанными бородами.
Двое стражников князя отталкивали от виселицы священника в грубой холщёвой рясе.
Адальберт узнал Радима.
– Что там затеял твой брат? – резко спросил Болеслав.
– Думаю, он хочет отпустить этим несчастным грехи перед смертью, – тихо ответил Адальберт.
– Это разбойники! – резко возразил Болеслав. – И разбойничали они на моей земле, а значит – грешны передо мной! Я и буду решать, кому отпускать грехи, а кого повесить так, словно бешеную собаку. Уберите его!
Последние слова князь выкрикнул, обращаясь к стражникам. Те испуганно вскинули головы к окну зала, затем подхватили священника под руки и оттащили в сторону.