Несравненно больше

Несравненно больше
Алекс Викторович Крутов

«Несравненно больше» – вдохновляющая правдивая история о мужественном молодом человеке и о Боге, который неустанно искал путь к его сердцу. Иисус обещал: «Не оставлю вас сиротами, скоро приду к вам». Эта история о том, как Бог преобразил жизнь мальчика-сироты, и о надежде, которую Он дает каждому из нас.

Александр Крутов – основатель Санкт-Петербургской благотворительной общественной организации «Пристань», которая первой в России занялась комплексной социальной адаптацией воспитанников и выпускников детских домов. Имеет университетское образование в сфере управления бизнесом. Женат. В январе 2020 г. Александр и Эми стали родителями малыша Левия.

Алекс Крутов

Несравненно больше

«Отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня» (Псалом 26:10).

Когда мне было всего три дня, родная мать бросила меня в мусорный бак на одной из улиц Ленинграда, отрезав все шансы на выживание. Но у Бога были иные планы.

Я остался в живых и воспитывался в советском детском доме, где царила строгая система коллективного воспитания, а личный подход практически отсутствовал. Моя жизнь была полна отчаяния и не имела и проблеска надежды, пока я не познакомился с христианами и не встретился с Богом.

«Несравненно больше» – вдохновляющий рассказ о мужественном молодом человеке и о Боге, который неустанно искал путь к его сердцу. Иисус обещал: «Не оставлю вас сиротами, скоро приду к вам». Эта история о том, как Бог преобразил жизнь мальчика-сироты, и о надежде, которую Он дарит каждому из нас.

Александр Крутов – основатель Санкт-Петербургской благотворительной общественной организации «Пристань». Сфера деятельности организации: социальная адаптация воспитанников и выпускников детских домов. Выпускник Университета Франклин (штат Огайо, США). Живет в России и США.

Еще до того, как узнать, как и кому молиться, я просил Бога избавить меня от страданий. Я желал найти выход и всеми силами искал его, а милостивый Бог уже приготовил для моей жизни план.

«А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем, Тому слава в Церкви во Христе Иисусе во все роды, от века до века»

(Послание ефесянам 3:20, 21).

Санкт-Петербург, Россия, 1997 г.

Прошло довольно много времени с тех пор, как я в последний раз ел, и еще больше с тех пор, как мне удавалось хоть что-то заработать. Не зная, чего ожидать, я с надеждой постучал в дверь дома Марка и Мелинды, христианских миссионеров из США.

Дверь открыла Мелинда. Я надеялся, что она помнит наше прошлогоднее знакомство и краткую встречу, но понял, что она не узнает меня, и растерялся. «Чем могу помочь?» – спросила она.

Я признался, что ищу работу, и сказал, что мог бы готовить еду для ее семьи. «Извини, но повар нам не требуется», – ответила она.

Тут к нам присоединился Марк. Мы очень хорошо и вежливо пообщались, но ушел я удрученным и разочарованным. Напоследок я оставил свой номер телефона и еще раз предложил свои услуги: «Я могу провести для вас экскурсию по городу, помочь вам с уборкой или быть вашим переводчиком…»

Когда через несколько дней супруги позвонили и пригласили меня на обед, я обрадовался. По всей видимости, русский гость не выходил у них из головы.

Увидев меня на пороге, Мелинда спросила: «Алекс, а где твое пальто?» Я сказал, что отдал его одному сироте.

За ужином Марк поинтересовался, когда я в последний раз ел мясо. Я ответил, что не помню. Мой рацион состоял преимущественно из картофеля и макарон.

Я немного рассказал о своей жизни и работе в детских домах. Сейчас для меня совершенно очевидно, что наша встреча входила в Божьи планы. Но тогда едва ли мы понимали, что дружба, начавшаяся с того, что американские миссионеры открыли дверь 19-летнему незнакомому голодному пареньку, станет отправной точкой служения бесчисленным сиротам, живущим на территории бывшего Советского Союза, чтобы изменить их жизнь к лучшему.

Глава 1

Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя.

    (Книга пророка Иеремии 1:5)

6 декабря 1977 года в один из ленинградских родильных домов пришла женщина. Несомненно, она была очень напугана и, скорее всего, одинока. У нее родился здоровый мальчик с темными волосами и карими глазами. Это был я. Из сохранившихся медицинских записей я узнал, что при рождении мой рост составлял 51 см, а вес 3450 граммов. Моя мать была совсем молодой – ей было всего восемнадцать или девятнадцать.

Один Бог знает истинные мотивы ее поступка и насколько легко она приняла решение оставить своего сына после трех дней, проведенных в роддоме.

Мне известно только то, что после выписки она бросила меня в ближайший мусорный бак и ушла.

Я часто ощущал Божью заботу, милость и благословение. В тот день Его забота проявилась наиболее очевидным образом, когда кто-то услышал мой плач и вытащил меня из груды мусора. На тоненьком запястье болталась бирка с моим именем и номером роддома – туда меня и вернули. Милиция и службы социальной защиты бросились на поиски моей матери, но когда ей предложили забрать меня, она отказалась. Она была молода и заявила, что у нее нет средств, чтобы заботиться обо мне. Решение, которое она приняла в тот темный, холодный декабрьский день, определило вектор моей дальнейшей жизни.

Моя мать отказалась от родительских прав и передала меня на попечение государства. Дом малютки № 9 стал первым из нескольких государственных учреждений, которым было суждено стать моим домом.

Я прожил в Доме малютки до апреля 1982 года. Когда мне исполнилось четыре года, меня перевели в детский дом № 6. К сожалению, в то время никто не трудился давать названия учреждениям для брошенных детей, поэтому у детских домов были только номера. У меня не сохранилось никаких воспоминаний о первом детском доме, окружающей обстановке и воспитателях. Записи в медицинской книжке – единственное сохранившееся свидетельство о первых годах моей жизни.

Записи путешествовали со мной из одного детского дома в другой – я до сих пор храню эти пожелтевшие потрепанные листки. Среди них есть копия свидетельства о моем рождении, в котором указаны имена моих отца и матери. Но поскольку оригинал свидетельства был утерян, я не придаю значения этим данным и ничего не знаю о своих родителях – ни их имен, ни рода их занятий, ни того, живы ли они сейчас.

Однако, несмотря на такой беспорядок в документах, в роддоме сохранилась запись о моем рождении: Александр Викторович Крутов, родился 6 декабря 1977 года. Согласно этим данным, моего отца звали Виктор.

Записи в медицинской книжке говорят о том, что первые четыре года своей жизни я много болел и провел больше времени в больнице, чем в самом Доме малютки. В возрасте одного месяца меня впервые положили в больницу с диагнозом «психоневрологические отклонения и вторая степень истощения». А в год я уже переболел ветрянкой и двухсторонним воспалением легких.

В моей медицинской книжке отмечены основные события ранних лет моей жизни. В десять месяцев я научился держать голову и переворачиваться. В год и три научился ходить, держась за окружающие предметы, а в год и девять мог ходить самостоятельно. В год и два у меня появился первый зуб, а свое первое слово я произнес, когда мне исполнилось два года. В год и восемь я мог самостоятельно одеваться, а к трем годам начал связно говорить. Я пережил несколько случаев сильной простуды или гриппа, когда меня увозили в больницу с высокой температурой.

Одна из самых неприятных записей свидетельствует о том, что мне не было и года, когда у меня образовался абсцесс на бедре. Спустя много лет я стал посещать детские дома и видеть, что в них происходит. Тогда и открылась возможная причина того, что со мной произошло. Детские дома переполнены, имеющегося персонала недостаточно, чтобы уделить внимание каждому ребенку, и целыми днями дети лежат в своих кроватках одни. Скорее всего, у меня образовались пролежни от того, что некому было подойти, взять меня на руки, перевернуть и покачать.

Многие сироты продолжают укачивать себя перед сном даже после того, как обретают заботливую и любящую семью. Мое сердце сжимается от мысли о детях, которые целыми днями лежат в кроватках, выстроенных в линию вдоль стены, и сами себя укачивают, чтобы заснуть. Нередко они, как и я, страдают от пролежней, потому что некому подойти к ним и позаботиться о них.

Глава 2

Он исцеляет сокрушенных сердцем и врачует скорби их.

    (Книга Псалтирь 146:3)

В четыре года меня перевели в ленинградский детский дом № 6. В нем берут начало мои первые детские воспоминания, по большей части положительные. В этом учреждении я провел всего пару лет. У нас была еда и одежда, воспитатели, которые заботились о нас, врачи, которые лечили нас. Все наши детские нужды восполнялись.

В этом детском доме я познакомился с Эдиком, мальчиком, которого оставили родители. Мы стали лучшими друзьями. Там же я встретил и Мишу, с которым мы оба тоже подружились и сохранили эту дружбу на долгие годы. В отличие от первых лет своей жизни я редко болел. В моей медицинской книжке есть только одна запись о госпитализации.

Хотя у меня остались достаточно теплые воспоминания об этом детском доме, первое, что мне приходит на память – это крысы. Их было очень много, и все мы их очень боялись. Эдик, я и Миша часто видели, как они сидели на окне в нашей столовой.

Печально, что в этом детском доме я впервые столкнулся со смертью ребенка. Воспитатель наказал одного из мальчиков и запер его в помещении цокольного этажа, а потом забыл о нем. Малыш умер один взаперти, а когда его тело нашли, то обнаружили, что его доедали крысы.

В нашем детдоме находилось 200-300 детей – по меркам того времени, это было немного. Детский дом № 6 считался небольшим. На все три летних месяца нас вывозили на дачу, которая находилась в двух часах езды от города.

Время, проведенное на даче, запомнилось как исключительно приятное, но один ужасный эпизод омрачает общую картину. В тот раз мы впервые узнали, что такое убийство. В летних домиках, где мы жили, не было удобств и водопровода – все это находилось на улице. Большинство младших мальчиков боялись ночью выходить во двор, поэтому для нас ставили алюминиевое ведро, которым мы могли пользоваться в темное время суток. Однажды один мальчик из нашей группы решил продемонстрировать свою храбрость и выбраться во двор. Обратно он не вернулся, а утром нашли его тело с ножевыми ранениями. Вскоре поймали убийцу – сбежавшего из находившейся поблизости колонии мужчину.

Меня часто спрашивают, как поддержали нас воспитатели после того ужасного происшествия. Я отвечаю кратко: «Никак». Все воспринималось как само собой разумеющееся. Тем летом нас отправили в детский дом раньше обычного. Помню, какими важными мы себя чувствовали, когда наши двадцать с лишним автобусов проезжали через город колонной по пути «домой» в сопровождении машин автоинспекции.

В нашем детском доме не было отдельных классов для занятий. Я помню, как нас собирали в зале и учили различать цвета, формы предметов, разучивали с нами алфавит, – словом, проводили дошкольную подготовку. Но все эти премудрости пролетали мимо ушей, и в итоге к первому классу никто из нас толком не знал ни геометрических форм, ни цветов, ни букв алфавита.

Мы росли, не зная никакого индивидуального подхода. С нами обращались как с большой группой, мы носили одинаковую одежду. Когда нас выводили за пределы детдома, было совершенно очевидно, что мы – группа детдомовцев, и это только укрепляло позорный стереотип, что каждый из нас в отдельности был никем. Государство заботилось о нас, но совершенно одинаковым образом: раз в год мы получали три пары одежды, включая нижнее белье. Когда нам выдавали новые свитера, то все они были одинаковыми. Разумеется, никакой одежды, сшитой заботливыми руками мамы или бабушки. День, когда нам выдавали новую одежду, был лучшим в году. Я получал новую вещь, которая принадлежала только мне целых несколько дней! Потом все наши рубашки, трусы и носки перемешивались и становились общими.

Эдик, Миша и я плакали, когда узнали, что нас переводят в детский дом № 51. Нас страшила неизвестность. Мы покидали место, которое считали своим домом. Единственным нашим утешением была мысль, что мы переезжали вместе.