Куда сбегают города

– Сак, вставай, пойдем бухать.

– А я не хочу!

– Ты опять в своем репертуаре, – тормошат они меня втроем. – Задрал уже делать два взлета за ночь. Мы щас нажремся – ты отойдешь. И ведь ты до последнего будешь нас дрочить со своим бухлом и «Давайте еще, че вы как маленькие»!

– Буду, – с полной уверенностью отвечаю я.

Парни приподняли меня и уселись на лавочку.

– Не, ну тогда ждем полчасика, пока Аксак в себя придет, и тогда двинем. А то он всех телок там распугает.

А я – да. Умею портить настроение. Вот они шли такие воодушевленные, ждали чуда. А я – хуяк, и притормозил их. Пыл поубавил. Вот они тоже успокоятся и с холодной головой пойдут. А куда пойдут? Так в клуб, куда ж еще?

Честно говоря, клубом это место-то и не назвать. Так, гадюшник. Вот если и есть в городе место, что как подводная лодка, только наоборот, наполняется пролитым бухлом, мочой и блевотиной, так это вот и есть тот клуб. Этот клуб, думаю я, останется отпечатком на всю жизнь. Вот мне говорят «клуб», а я уже чую запах прелой мочи, пота и перегара.

– …тот раз нормально было, вообще! – говорит Димка, передвигая пиксельные ящики в своем старом телефоне.

Я тут же вскакиваю со скамейки, в ярости закуривая сигарету.

– Тебе, дебилу, может, и норм было! А я весь вечер наблюдал, как на танцполе дергается какой-то солевой, в огромных кроссовках. Он же там один был! ОДИН, блядь!

– О, пацаны! Сак-Сак очнулся!

– Ага, видать…

– Ну че, погнали тогда…

«Да ну и хрен с вами», – думаю я, вдыхая живительную сигарету так сильно, что фильтр губы начинает обжигать.

Мы прошли еще пару километров, окончательно выветрив алкоголь из крови, и наткнулись на огромную парковку, уставленную всяким отечественным хламом. Все звенело и дребезжало от хрипов дешевых динамиков, и казалось, будто на улице вечеринка будет явно приятнее. Вот только нам, стае шакалов, тут и огрести можно без проблем.

Вот и уперлись мы в двери одного из самых знаменитых и самых поганых клубов нашего города. Почему сюда? Да все просто. Их всего три в городе. В одном – тусуются мамки, всем уже под сорок, и стоит тебе туда войти, как тебя (взрослого мужчину в самом рассвете сил) начинают щипать за жопу, как старшеклассницу на выпускном. Второй клуб – вообще для отбитых, поговаривают, что зэки устроили блатхату и прекратить не могут, а кто-то случайно назвал это место клубом, вот и стрижет бабки за вход. Третий – перед нами. Хочешь бухла посреди ночи – сюда. Наркотики бесплатно – сюда. Кривые и косые телки – тоже сюда. Тут даже криворожему Юрцу и рыжему Женьке, может, че перепадет. Димону не перепадет.

Кстати! Наркотики – это вообще отдельная тема. Переписываюсь с парой пацанов из столицы Урала, так они скулят, на жизнь жалуются, мол, бабки на приколы найти не могут. А я в шоке сижу. У нас тут промоакция как началась, так все закончиться не может. Вот и суют всем по карманам, на халяву и много. Пацанчики дуют и умирают. А те, кто не умирает, – дуют, пока не умрут. Тут так и повелось. Вот уже года два как.

Я вот бухло люблю…

– Так, стопэ. Этот в кроссовках. Не пройдет, – здоровая туша преградила нам путь, а сзади уже начали собираться в очереди местные маргиналы.

– Сука, – вырвалось у меня. Интеллигенты ебучие, ну какой клуб в туфлях? Точнее: какие туфли в клубе? Я че, может, еще и пиджак с брюками надевать должен, чтоб нажраться и ублевать им все сортиры, пока в соседней кабинке кого-то усердно ебут?

– Блядь, Сак, говорили же, что не прокатит!

Я снимаю обувь и встаю босыми ногами на заплеванное крыльцо.

– Так сойдет?

– Шутник хуев, – сказал «фейс-контрольщик». – Че, думаешь, смешно? А вот иди-ка ты нахуй отсюда.

– Да, Сак, иди-ка ты нахуй! – смеется Женька и заходит внутрь.

Мудак. Вот просто мудак. Следом и Димасик, и Юрец. Вот вам – шайка слабоумных. Трус, балбес и пидорас. А вот как ни крути – все равно им ничего не перепадет.

Я засовываю ноги в свои кеды, попутно забирая с собой пару спичек и шелуху от семечек. Чуть притоптал, и все встало на свои места.

– Парень, я, в натуре, говорю – иди отсюда.

– Да понял я, понял.

Думаете, зассал? Думаете, спорить с ним не хочу? Ну да.

Мне разбитая из-за пустяка рожа уже так осточертела, что и думать противно. Ну вот поругаюсь я с ним, получу по голове, а через десять минут это трио дебилов выйдет со словами – «Там тухляк, погнали поближе к дому». И ради чего все?

Ой, да сдался мне этот клуб! Я вновь закурил и побрел обратно, к той скамеечке, на которой и лежать было приятно, и, может, че в оставленных там бутылках осталось. Женькин портвейн давно выбросили, но там ведь была беленькая, а зная, как пьют мои друзья, – не мудрено, что мне там как раз хватит. Если, конечно, сейчас местные бичи не обсасывают горлышко. Тогда я не буду.

Я бросаю взгляд влево и замечаю укромно припаркованную «восьмерку». Черную, отпидоренную, «красивую». В салоне горит дохлая лампа и с трудом проглядываются силуэты.

Стою и пытаюсь приглядеться. Она – не она?

Она!

Девчонка на пассажирском кресле сидит и с улыбкой слушает своего друга. Тот вцепился в руль, поглаживает его, откинувшись на спинку своего «спортивного» сиденья. Видать, че-то крутое говорит. Девушка переводит взгляд и обнаруживает, что я уже минуты две иступленно пялюсь на них.

«Ну точно, Романова! Ай красава! Вот же повезло мне!» – прыгает в голове мысль, и дебильная улыбка расползается по лицу.

Она меня узнала. Дружелюбно кивнула головой, будто через стекло говоря: «Хули ты пялишься, Аксаков? Вали давай!»

Позвольте представить: моя одноклассница, Аня Романова. Веселая, добрая девчонка. Вот только ко мне все время с оскалом. Ну так и я к ней. Если у людей и бывают злые шутки, то они все равно такие… добрые, что ли. У этой шутки злые, да еще и противные. Шутки про меня, про мать мою бедную. Про то, что я дурачком уродился, и все в том же духе. Вот обидно мне.

За себя обидно. И за друзей обидно. Ведь над ними только я могу шутить и считаю, что на это есть веские причины. А она, сука, к ним по-доброму, к этой шайке слабоумных шакалов. Вот так и повелось у нас, что на дух друг друга не переносим. Вместо того, чтобы приветствовать друг друга и прощаться, как делают это все нормальные люди, – стараемся держаться на расстоянии. Так тише и спокойнее всем вокруг. Ведь я девочек не бью. А вот она руки распустить всегда не прочь.

Вот порой пиздит она меня, я склонюсь в три погибели и на жопу на ее смотрю. Она еще леггинсы свои напяливает так, что чуть ли не до плеч тянет. Там не только трусы видно, там еще чего порой разглядеть можно. Но жопа – это да… Вот будь эта жопа у любой другой – не раздумывая, сделал бы предложение. И жил бы счастливо с жопой этой. Долго бы жил, пока в старости не подох бы от цирроза печени или еще какой благой болезни. Жопа там точно хороша. Сисек нет, а вот жопа…

Так и учимся мы с ней вместе уже три года, и как только у нее начался пубертат – общаться с ней стало совсем трудно. Но я попробую.

Я выплевываю окурок, высекая искры об асфальт, и пытаюсь спросить у нее издалека, отчетливо шевеля губами: «Отсосешь ему?»

А чтобы было понятнее – свободными руками жестикулирую.

«Да, Сашенька, отсосу», – озвучиваю в ответ то, что не могу разобрать через стекла закрытой машины.

– Смотри там! – уже вслух проговариваю я и пальцем грожу. – Чтоб блестело там все. Как «восьмерочка»!

В этот момент я сделал самую добрую, самую натянутую улыбку, что мог изобразить. Мне кажется, они слышали, че я сказал, но пока еще не поняли.

Дверь со скрипом открылась.

– Ты че, охуел?