Куда сбегают города

Тип оказался куда крупнее, чем показалось сначала. Он и вправду был огромный. Ну ниче. Если и получать по морде, то хотя бы так.

– Иди, блядь, отсюда, выродок! – пытается подбирать благородные слова паренек.

Спортивные штаны выдают в нем спортсмена. Спортсмен – это хорошо. Кому еще плодить здоровую нацию, как не спортсменам? За рулем, трезвый. На вид лет двадцать семь, а клеится к семнадцатилетней девочке.

– Педофил, что ли? – полушепотом произношу я, чтобы если и прозвучало, то не так грубо. А вообще, лучше, чтобы и не дошло вовсе.

– Извините, обознался. Думал, друг сидит, у него такая же «восьмерка», – нагло вру я и не краснею, потому что бледный и блевать хочу.

«Вот блин», – наблюдаю я, как с хрустом и скрежетом открывается вторая дверь. Вот щас начнется… Она-то уж точно слова подбирать не будет.

– Ты че, Аксаков, совсем берега попутал? Ты думаешь, я не поняла, че ты там пиздел? – Она как-то стремительно преодолела расстояние между нами и шлепнула мена по башке открытой ладонью. Трезвая, наверно.

– Бля, прости, я пошутил! – извиняюсь я и тут же начинаю неистово хохотать.

– Кто еще сосать будет, сука ты, Аксаков! – Видно, что ей больно бить ладонью по черепу. Бьет, дура, больно ей, а ведь все равно бьет. А я на жопу ее смотрю. Вот не будь этого гнильца, что сверху, – женился бы на жопе этой, а так…

Тип смотрит с недоумением. Вот он-то точно по губам читать не умеет. Он точно спортсмен. Аня не спортсмен – прочитала. А спортсмен – нет. По губам не прочитал. Да и не по губам – тоже не прочитал бы. На мое счастье.

А она все верещит свои: «Иди нахуй, Аксаков!», «Чтоб ты помер в кустах, Аксаков!». Верещит и долбит по голове. Уже больно и мне становится, а она все колошматит. Жопа трясется в этих полупрозрачных «штанах», а спортсмен смотрит на нас и не понимает ничего.

– Чтоб блестел, сука? Да? – не перестает она, и мне тут же надоедает это представление. Я поднимаюсь и делаю два шага назад, с трудом держа равновесие от выпитого. – Урод, блядь. Мы с тобой завтра поговорим!

– Я не приду завтра. Посмотри на меня! – развожу я руками. – Я стою-то кое-как.

– Да насрать мне! – Она прячет опухшую ладонь за спину, и мне становится ее немного жаль. – Ты сука…

– Ладно. Извини. Пошутили, и хватит, – я реально подумал, что мне ее жаль. Прям даже растаял, глядя на нее. – Прости еще раз, и хорошего тебе вечера.

– Перегнул?

– Перегнул…

– Вот именно, – она гордо разворачивается и садится обратно в машину.

Спортсмен тоже садится, и видно, как через это дешевое китайское стекло он начинает сыпать на нее вопросами. Эх… знал бы он, что я не конкурент нифига. Эта дрянь только со спортиками и тусит.

Я закуриваю еще одну, пусть даже угольки на асфальте от предыдущей не догорели. Пару шагов к скамейке с беленькой и слышу, как дверь «восьмерки» снова открылась.

«Ну все. Пизда…» – подумал я и развернулся, чтобы гордо начать драку, в которой мне не победить.

Ну вот кто ж знал, что спортсмен кастет с собой носит? Я вот не знал!

Кулак с черным куском стали прилетел мне в бровь. Не увернись я – уже заколачивали бы, потому что этот полоумный дегенерат целился прямо в висок. Из брови, чуть выше переносицы хлынула кровь. Ах если бы этот удар был не вскользь… Ну точно в гроб бы лег.

Спортсмен с каким-то звериным рыком продолжал на меня кидаться, я споткнулся и рухнул на асфальт, ободрав ладони.

Я уже с жизнью прощался, сидя на жопе, на мокром от воздуха и плевков асфальте.

Вот чего не ждал, так этого: с диким улюлюканьем, прямо из дверей клуба на спортсмена свалилась троица идиотов. Перепитые придурки просто уронили бедолагу на землю своей массой. Один не давал подняться спортсмену, другие занимали позиции, чтобы пинать его по голове. Женька, Юрец и Димон хохотали как гиены, пока били своими кожаными клубными туфлями спортсмена. Я вытер бровь и поднялся.

Аня выскочила из машины и подлетела ко мне, вцепившись в рукав.

– Останови своих подпиздышей! Живо! Они же убьют его!

– Да ладно тебе. Они же по голове его бьют. Уж от него-то не убудет, – отшучивался я, наблюдая за происходящим и ковыряя рассеченную бровь. Ковырять было неудобно, ведь Аня то и дело дергала меня за руку. А я все продолжал. – Видишь, как удар держит. Ну точно спортсмен.

– Да еб твою мать! – выругалась она. Прям грубо выругалась. Сурово так. По-уральски.

Мы еще несколько секунд посмотрели с ней на эту картину. Со стороны все выглядело так, будто она обнимает меня, глядя на падающие небоскребы, а на фоне играет «Пиксис – вере из май майнд?».

– О-о-отставить избиение лежачего! – громко и протяжно выдал я.

– Есть «отставить избиение лежачего»! – Все трое встали по стойке смирно ровно на тех местах, что заняли для удобства своей расправы.

– Ну вы и ебланы… – выругалась хрупкая девушка. Снова грубо. Снова по-уральски.

Аня начала соскребать своего спортсмена с земли, а мы направились к скамейке. К беленькой. Я еще пару раз невзначай посмотрел, как она нагнулась, а после и думать забыл про ее задницу. Бровь заболела.

– Сак, тебе если легче от этого станет, то там тухло было, – оправдывался Удилов.

– Ага, но вот твой солевой на месте был, – подхватил Димасик. – Весь танцпол занял…

Глава 4

Аксаков и кухня

– Саш, я поехала к Насте. Не уходи никуда, сегодня кухня приедет, – сквозь сон пробивается в мои уши мать.

– Во сколько? – я максимально помятый, кое-как приподнимаюсь над кроватью, не в силах открыть правый глаз из-за опухшей брови.

– Не знаю. Сказали – с двенадцати.

– И до конца, что ли?

– Ну… видимо.

Дверь с грохотом закрылась, и я рухнул обратно на кровать. Суббота не могла не радовать своим присутствием, но вгоняла в тоску тем, что послезавтра опять начнется суета. Пусть я и выпускник, но всякие противные заморочки, вроде выпускных выступлений, доставляют хлопоты.

Каким бы асоциальным я ни был – стараюсь участвовать в общей жизни класса. Выступления, инициативные группы. Как бы муторно это ни было – это забавно. Сидите вшестером и репетируете роли к предстоящей постановке. Вроде тупо, но что-то в этом есть. Мы с самых младших классов занимались подобной самодеятельностью. И знаете что? Я не боюсь рассказывать вам свою историю только потому, что уже давно перестал бояться людей. Бояться толпы, что смотрит на тебя.

Кто-то скажет, что это все чушь, и перестанет читать. Кто-то увидит здесь себя. Кто-то поймет, что это написали специально для него. Но все это неважно. Важно то, что я добрался уже хотя бы досюда.

Время – полдень. Я нехотя встаю и, почесывая голову, иду на балкон. Пачка сигарет, что всю ночь лежала под дождем, уже покоробилась от влаги и выглядит не так презентабельно. Ну а я что? А я закуриваю.

Я стою, и легкий ветерок раздувает волосы. Стою и думаю, что есть тут что-то красивое. И сколько бы я ни плевался на эту маленькую однокомнатную квартиру, хорошее – есть. И каждое утро, независимо от времени года, я смотрю на это хорошее. Смотрю на этот вид из окна.

Тут нет ни высоких человейников, ни блестящих офисных зданий, что уходят вверх. Тут только серые панельки, стоящие друг от друга достаточно далеко, чтобы между ними было просторно. И отсюда, с предпоследнего этажа многоэтажки, я вижу небо. Оно простирается до самого горизонта, вдалеке упираясь в другую панельку, что уже не выглядит так массивно, стоя на расстоянии. Неба тут много. Много зеленой травы и молодых листьев внизу. Я стою тут круглый год и наблюдаю, как природа меняется. Снег сменился зеленью, и скоро все вокруг будет таким ярким, таким солнечным, что глаз будет резать от этой красоты.