Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание

К тому же сознание можно «промывать». Что такое «промывка сознания», я по-настоящему не понимаю до сих пор. Но это явно изменение личности, после которого у прежнего человека уходят какие-то знакомые тебе черты, а приходят новые, делающие его другим человеком.

Вот примерно это принесла мне университетско-академическая среда семидесятых годов прошлого века.

В восьмидесятые годы у меня была новая учеба и новая среда. Я жил в Москве и там столкнулся с эзотериками и тайноведами. Тогда появилось понятие измененных состояний сознания, что сразу же обозначало, что у сознания есть обычное состояние.

Так же обозначалось и то, что определенными упражнениями можно воздействовать на свое сознание. Например, уходить в глубокую релаксацию или входить в медитативное сосредоточение. При чем тут сознание, не говорилось. Просто заведомо предполагалось, что это и есть сознание.

Даже когда шли разговоры о возможности прямого воздействия каким-то усилием воли или собственными сознанием на чужое сознание, никто из знакомых мне экстрасенсов никогда не задавался вопросом: а что такое сознание? Впрочем, чаще всего они ставили знак равенства между сознанием и «энергетикой». Хотя при этом считали, что энергетика – это не энергетика, а вид энергии, которым обладает и может управлять человек, воздействуя на нее своим сознанием.

Тогда же я впервые столкнулся с понятием очищения сознания, кажется, через Агни-йогу…

Впрочем, я не хочу углубляться в это понятие, потому что чрезвычайно благодарен той поре и тем людям, которые помогли мне задуматься о том, что же такое сознание и прочее. И я еще вернусь к их пониманию сознания, когда буду разбирать сочинения, посвященные измененным состояниям сознания.

После этого, с 1985 года, я учился у мазыков, можно сказать, у деревенских колдунов, которые не только что-то делали, но и могли объяснить это именно на языке понятий, включающем понятие «сознания». Конечно, вначале это была довольно условная учеба – какую может себе позволить этнограф, чтобы глубже войти в изучаемую среду. Но я довольно быстро втянулся в нее, как в настоящую учебу, и после 1985 года возможность бытового понимания сознания для меня пропала. Единожды увидев сознание, пощупав его руками, ты уже не можешь принимать за него что-то другое. Это, как говорится, физически невозможно.

Но об этом в особом месте.

Что же касается бытового понимания, то картина, безусловно, не полна. Но даже ее будет достаточно, чтобы увидеть, где кончается обычное понимание и добавляется научное. Поэтому использую эту начальную часть как пример самопознания и перейду к пониманию сознания Наукой. Точнее, Психологией.

Слой 2. Сознание в психологии

Введение: психика и сознание

В предыдущем разделе я постарался показать, что психологи часто откровенно смешивают и не различают понятия «психика» и «сознание». Дальше это будет проявляться еще больше, поэтому с этими понятиями стоит разобраться.

Хочу сразу сказать, что такое смешение в каком-то смысле естественно, хотя при этом и выдает откровенную бездумность Психологии и делающих ее людей. Это еще как-то можно принять и простить, пока речь идет о молодой Науке, которая только создает свои понятия, но почему психологи до сих пор с удовлетворением принимают такое положение дел, для меня загадка. Могу лишь строить предположения, например, такое: до сих пор проходило и так, никто не цеплялся! От добра добра не ищут.

Война Богов. Если подход к понятиям у психологов действительно таков, то это означает одно – Психология не наука в смысле поиска истины и изучения действительности. Ей нет дела до точного соответствия ее понятий действительности. Психология – это научное сообщество и поэтому ей есть дело до взаимоотношений с людьми. Отсюда и главный способ оценки своих понятий – если люди их принимают, к словам не цепляются, значит, понятия работают как надо, как ожидалось, – людей обрабатывают. В Науке все хорошо.

Возможно, я и не прав, а в Психологии все совсем иначе. Просто я не нашел пока иного объяснения, почему психологи путаются в своих основных понятиях.

Между тем, если мы забудем о том, как сами психологи требуют понимать психику или душу, а поглядим на это из широты общечеловеческой культуры, то обнаружим, что то, что для Науки является ее терминами и понятиями, для всех людей есть лишь слова их родного языка. Это значит, что для любого русского человека ряд слов – тело, душа, сознание, психика, нервы, нервная система – существуют независимо от того, придают ли им психологи психологическое значение. Эти слова просто есть в языке.

И как только вы это увидите, вы тут же заметите, что между ними есть разница, и она историческая. Иначе говоря, у всех этих слов есть своя история или, точнее, история бытования в языке. С этой точки зрения, слова тело, душа и сознание – исконные для русского языка. А слова психика, нервы и нервная система – заимствованные или искусственно созданные на основе иноязычных заимствований. И заимствованы сравнительно недавно. Этимологические словари Фасмера и Преображенского показывают, что слово «нерв» встречается в русских словарях с 1731 года. Фасмер делает предположение, что оно заимствовано из латыни через немецкий язык, но Преображенский оспаривает это, потому что нет никаких оснований не допускать возможности прямого заимствования из латинского или греческого.

Как бы там ни было, понятия «нервы» и «нервничать» приходят в русский язык благодаря Петровскому повороту русской культуры на Запад, но в «нервную систему» оно развивается лишь в XIX веке, очевидно, одновременно с появлением и понятия «психика», которым обозначается работа нервной системы. Явно, что оба эти понятия были привезены теми физиологами, которые, как Сеченов, обучались в европейских физиологических лабораториях, вроде лаборатории Гельмгольца. Впрочем, даже если они приходят и раньше, это не имеет значения, поскольку мы говорим не об узком употреблении этих понятий в среде специалистов, а об их проникновении в русский язык, что и делает возможным понятийную путаницу.

Очевидно одно, с середины XIX века искусственные понятия «психика» и «нервная система» начинают насаждаться молодыми прогрессорами русской Науки. Это, как говорится, агрессивное насаждение имело одно неожиданное последствие. Слишком большое желание заменить исконные русские слова иностранными привело к тому, что они смешались в умах тех, кто их принял, и началось обратное проникновение, но уже не на уровне слов, а на уровне понятий.

То, что жило в глубине сознания людей, решивших сменить культуру с русской на научную, теперь, в точности по фрейдизму, оказалось вытесненным, но действенным за счет своей неосознанности. И если где-то в понимании научных понятий было сходство с понятиями прежней культуры, к новому пониманию тут же примешивалось прежнее. Оно буквально проливалось внутрь научных понятий, точно цветная жидкость из одного сообщающегося сосуда в другой. В итоге все чистые, можно сказать, стерильные понятия Науки оказались порчеными «грязью» народной культуры. И эта порча не только живет до сих пор, но она-то и стала основным языком Психологии. По крайней мере, стоит психологу хоть на миг забыться, как из него, точно воробей или жаба из одержимого, выскакивает порченое слово. Жизнь современного психолога – это дикое напряжение, это такая боль, какую может понять только человек, у которого внезапно схватило живот, а он не знает, где в этом общественном месте ближайший кустик.