Немой

– Отвечай! – злобно крикнул Матвей.

– Может и я, а что?

– А что? – удивился Матвей, – Неужто ты и вправду ведьма, даже если так…То для чего? Какой прок тебе такое делать?

– Я ведь люблю тебя, Матвей, да только мать твоя против меня.

– Любовь так не проявляют, глупая ты девчонка.

– Глупая? Да что ты знаешь о любви, что ты знаешь о плохом и хорошем, о добре и зле, добра дружочек мой не может быть без зла, иначе как ты узнал бы, что такое добро. То, что для тебя, быть может хорошо, для меня быть может плохо.

– Убирайся, Вера, прочь. Видеть тебя мои глаза не могут, так и знай. Я всем расскажу про твои козни.

Волосы на голове Веры встали дыбом, взгляд стал безжизненным, руки сжались в кулаки.

– Ах так, проклятый мальчишка, не бывать тому, ибо обрекаю тебя на муки при жизни, отныне ты забудешь как говорить, да не вспомнишь как писать, а глаза твои не смогут и строчки прочитать!

Матвей испуганно смотрел на Веру, в глазах её была ненависть.

– М-э-э! – ответил Матвей.

– Пойди, немой Матвей, расскажи обо мне.

Ноги Матвея задрожали, слезы повалили градом, он что есть сил побежал прочь. Смех слышался сзади, и как бы быстро он не бежал, оборачиваясь, он видел Веру в нескольких шагах от себя, идущую спокойным шагом.

Возле дома собрался люд, Матвей, заметив Савелия, подбежал к нему, оглянулся назад, Вера пропала.

– М-э-э, – мычал Матвей.

– Где же ты был, дитко? – грустным голосом спросил Савелий.

Немой молчал.

Войдя в дом, Матвей увидел бездыханно лежащую мать, соседские бабки рыдали, кружась вокруг неё, мужики стояли, безмолвно опустив голову.

Дьякон подошел сзади и положив руку на плечо Матвею сказал:

– На всё воля божья.

С тех пор прошло много лет, немой так и не заговорил, он сидел большую часть дней в своём кресле и молча смотрел на единственное окно в его комнате, оставшись один на один со своим горем.

Немой на веки замолчал,

На всё ведь воля божья.

Но чем он это заслужил?

Насколько сильно он грешил?

Ведь, по учениям Христа,

Господь прощает мудреца,

Прощает вора и убийцу,

Прощает подлого лжеца.

Тогда зачем творить такое?

Зачем на это божья воля?

Нам не понять его пути,

Его мотивы не ясны.

С пути намеченного им

Нам не свернуть, коль захотим

Стенать и маяться доколе?

Когда на всё есть Божья Воля.

С тех пор как Матвей замолчал и остался один на белом свете, прошло много лет, каждый в станице пытался всяким помочь ему, как говорится, с миру по нитке – голому рубаха. Не исключением была и бабка Клава. Вера бесследно исчезла, а немой ходил на берег реки слушать истории рыбаков. В этот день на берегу рыбачил Василий, возничий, не так давно перебравшийся в их станицу. Говорят, в своё время он возил даже посыльного коменданта из Петербурга. Матвей подошел к нему и тихо сел рядом.

– О, Немой! Здравствуй, – сказал Василий, протянув ему лепешку – Держи, перекуси.

– Эх, поговорить не можем с тобой, но хоть послушай меня. Расскажу тебе случай интересный, который произошел со мной много лет тому назад на заставе.

Холодным ноябрьским утром четверга заскрипели деревянные колёса повозки, медленно волочащейся по оледенелой, слегка припудренной утренним снегом дороге. В повозке ехали двое мужчин, укутанные до самых ушей. Держащий поводья старик с красным носом пытался укрыть меховым воротником всю голову, но тот, как назло, постоянно падал. Сидевший сзади уже не молодой мужчина в белом пальто, закурив трубку, рассматривал кривые деревья, тянущиеся по обеим сторонам вдоль дороги. Вдали появилась застава, расположенная недалеко от города.

– Неужто скоро чаем напоют нас. А, барин! – сказал старик, ударяя поводьями лошадь, чтобы та ускорила шаг.

– Верно подмечено, Василий, скоро будем отогреваться. От заставы до города рукой подать. Ну и холодно же здесь.

Повозка набрала скорости; холод уже никого не пугал; мысль о горячей еде грела душу. Застава показалась во всей красе, она была похожа на форт-огромное укрепление, выполненное из красного кирпича, с массивными воротами посередине.

– Стой! – крикнул караульный в длинной шинели, закинув ружьё на плечо.

Повозка остановилась.

– Кем будете и куда путь держите? – продолжал караульный.

– Меня зовут Виктор Фёдорович Златоуст, – сказал мужчина в белом пальто, встав в полный рост и гордо закинув голову, – не думаю, что моё имя что-то значит для Вас, я посыльный коменданта, господина Рыжова из Петербурга. Мы везём письмо особой важности для господина Дубова, ныне ответственного в этих местах.

– Что-то староваты Вы, господин, для посыльного, а разрешение на проезд у Вас имеется?

– Нет, такового нету, – сказал Виктор Фёдорович