Неразменный пятак

Неразменный пятак
Александр Алексеевич Колупаев

Бежим мы по жизни – торопимся! Так много всего хочется получить. Кому профессию, кому должность, славы кому-то подавай. Хорошо было в детстве – есть пять копеек и заветный билет в кино, у тебя в кармане! А если этот пятачок, да еще и волшебный?! Тогда всё просто замечательно – сколько чего не покупай, а он к тебе вернется! Скажете – так не бывает? А вот и нет, бывает! Прочитайте сами и узнаете.

От автора:

По многочисленным просьбам читателей, а особенно уважаемых читательниц, создан этот сборник детских рассказов. Некоторые из них вы могли прочитать в других книгах, другие только в этом сборнике. Приятного прочтения!

Неразменный пятак.

Сборник детских рассказов.

Валерка.

Черным вихрем пролетела последняя война по селам и деревням нашей области. И, хотя, на нашей земле не гремели бои, но мобилизация частым гребнем вычистила почти всех мужчин, а оставшиеся бабы, да девки изнывали в тяжком труде. «Все для фронта, все для победы!» лозунг этот висел не только в сельских клубах, да конторах, он был в сердце каждого жителя нашей области.

Почти у самого истока Белой Убы, в десятке километров от скалистой громады, поросшей кедрачом горы Синюхи, стоял поселок лесорубов – Кедровка. Пять десятков домов, контора лесоучастка, изба-читальня, она же клуб, вот и весь поселок. Не ищите вы его на карте, нет Кедровки, разъехались кто, куда последние жители, давно разъехались, в 58 году. Однако в военные годы жизнь кипела и в этом медвежьем углу. В летнюю пору бабьему, да вдовьему трудовому населению нужно было не только выполнить план по лесозаготовкам, но успеть вырастить огородину, запасти сено для лошадей и редких коровенок. Хорошо было еще подспорье – подрастающие мальчишки, всего пятеро, а в сенокос, свозить там копны, да и с вилами под скирдой подавать высохшую душистую траву, хорошая подмога. За главного был у них Валерка, 15 лет, а суждение и ухватка в делах – любой взрослый позавидует! Так и взрослели они в трудное военное лихолетье. «Ничего, порой мечтали они, вот вернутся отцы, отдохнем!» Вернулись, но не все, на Валеркиного отца еще в 41 пришла похоронка. Всего то и пришло с фронта 6 человек, а уходило 54. Да и на троих пришедших надежды было мало – калеками пришли с войны. Деревенька воспрянула было духом – гуляли два дня, а как же? За победу, за вернувшихся односельчан, можно было. Мальчишки и те захмелели от медовухи. Валерка вот только не пил, характер у него был упрямый, твердый как гранит на белопенных перекатах реки, сказал как-то раз «Не буду ни пить, ни курить, ни к чему мне это» Сказал – как отрезал.

Настали трудовые будни. После победы дел не поубавилось. Вот только фронтовики соберутся вместе и по сто «фронтовых» примут, не торопятся работать. «Мы свое на фронте выстрадали, под смертью столько годков хаживали!» отвечают какой либо урезонивающей их бабенке. Та и отстанет. Косы да вилы на плечи и на дальние лужки пешком, сенокосная пора коротка в предгорьях.

Приехал в один из дней в деревню племянник дяди Пети, навестить солдата вернувшегося с войны. Чудно был одет – брючки черные, узенькие, рубашка беленькая, на груди какие-то рюшечки, оборочки, как на бабьих кофточках, на ногах черные ботиночки, блестят лаком, это-то по нашей пыли! «Чего это ты, Колян так вырядился?» донимали его мальчишки, Объяснил он им: «Предки мои, в восьмом колене были испанской знатью, гранды испанские богатющие» «Да откудаты это можешь знать?», «Генеалогическое древо свое составлял, по архивам да библиотекам» парировал выходкам мальчишек Колян. «Какое еще геологическое дерево?» изумлялись парни. Затеяли было дразнить его, да вертким оказался городской парень, разбил быстро парочку носов, а когда местные схватились за колы, деревянный шест в его руках чудным образом выбивал из рук нападавших их грозное оружие. «Темнота, смеялся Колька, фехтовать научится надо было, нет мне средивас равного!»

Приуныли парни – а как же, наших бьют! Валерки в ту пору в деревне не было, покос далёко, чего зря туда-сюда мотаться, вот и рассудил он – оставаться на покосе пару ночей.

Лошаденка его отдохнет, попасется в ночном. Волков не опасался он, в летнюю пору не опасны они, а вот медведи! Но у Валерки и тут припасена была хитрость – насобирал он за кузницей железяк разных ржавых, да не годных, поджег на каждой из них пороху понемножку, да и разложил вокруг своего стана. Не пойдет медведь дальше, если почует железо и запах пороха, ученые они на это, самой жизнью ученые.

В субботу въезжает Валерка на своей лошадке в деревню, а о лошади его надо сказать отдельно, особенная была лошадь, как собачка слушалась Валерку. Кто другой сядет на неё, вроде все команды выполняет, а не так, все норовит то резко повернуть, то враз остановиться, не управится с ней никак! Так к ней никто не подходил, все признали её хозяином Валерку, да и кличку дали лошади тоже – «Валерка», по имени хозяина.

Проезжает Валерка на своей лошадке мимо клуба, а там парни вместе с этим – «испанским грандом» кучкуются. Как увидели, и давай зубоскалить: «Во! Валерка на «Валерке» едет!»

Колька у них теперь вроде за вожака, каждому охота перед ним показаться. Подходит он к Валерке и говорит: «Ну чё, дай прокатиться?». Валерка с удовольствием слез с лошади: «На!»

Стал в сторонку и смотрит, как дальше будут развиваться события. А Колян ботиночки лопушком обмахнул и на Валерку-лошадку взгромоздился. Та только ухом повела. Понукнул её всадник. Понеслась лошадь бодрой рысью. «Стой! Стой! заблажил Колька». Кое-как развернул её обратно и к клубу подъезжает. Вспомнил про поводья и натянул их. Лошадь встала как вкопанная. Через её голову кубарем скатился «испанский гранд» Колька с лошади и брякнулся в пыль. Ну не разбился, а вот обиды и злости много в нем сразу накопилось. Да и как её не быть – ржут парни, а на крыльце девчонки заливаются от смеха.

Колька сразу к Валерке и за грудки его давай трясти: «Все ты, орет, со своей дурацкойлошадью!» Валерка так легонько его руки отвел, чудно так перехватил, не по-деревенски крутанулся, и Колька брякнулся на колени в пыль. «Ах, ты так!», злость и обида вскипели в крови «испанского гранда», Оторвал он кол поухватистей от ограды и на Валерку. Парни не успели даже встать между ними! Валерка с места не сдвинулся, только боком повернулся и на удар выбросил правую руку вперед и вверх, раз, поворот и Колька снова кувыркнулся через собственное оружие. «Все, спокойно так сказал Валерка, надоел ты мне!» Кинулись мы к Валерке: «Что, да как, научи и нас так же!» Отмахнулся он: «Потом, потом», говорит. Развернулся и пошел прямиком к подвыпившим фронтовикам. Те, отдыхая, сидели на лавочке, дымили махоркой и наблюдали за потасовкой парней.

«Что, отцы, защитники, сидим, отдыхаем?» – на Колькин вопрос они только бровью повели.

«Мы, трудились не покладая рук, «Все для фронта, все для победы!», думали – вот вернетесьвы, жить полегчает, а вы? Пиво, да самогонку день-деньской хлещете, толку от вас никакого!» «Ну, ну, ты полегче, пацан» – лениво огрызнулся Валеркин сосед, дядя Ваня, «походил бы под смертью, с наше, так знал бы почем он этот фронтовой порох!»

«Не моя вина, что годами не вышел и на фронт не попал, а попал бы, так не драпал бы до Москвы, пока задницей в Кремль не уперся», эк как понесло Валерку!

Фронтовики аж задохнулись от гнева: «Ну, ты, щенок, мы кровью своей, жизнями своими, победу добыли, а ты нас срамить, да поганить вздумал!»

«А что бы без нас, нашей помощи стоила ваша кровь да жизнь? срезал их порыв Валерка, авернулись вы и за работу? Так сразу бабам да нам пацанятам полегчало? «фронтовые сто грамм, фронтовые сто грамм», только и слышно от вас,да перекуры бесконечные, лишние рабочие руки так сейчас ох, нужны!»

Переглянулись мужики, потупились: «Ты нас не кори, привыкли мы к выпивке, да крепкому табачку, вот повзрослеешь и сам пристрастишься, понимать нас тогда станешь»

«Ни пить, ни курить я не буду, твердо заявил Валерка, глупости это все, человек без этого обходиться может. Вот, если курить человеку было необходимо, так он с трубой на голове рождался бы, дым выходил легко, а пить было так важно – то три ноги у него было бы, домой всегда доходил, не в пример некоторым не валялся под заборами! А для работы и всего остального у него все есть!» Дружно захохотали мужики, покрутили головами и потихоньку разошлись по домам. Назавтра вышли все на работу. Урезонил их Валерка!

Приезжал он один раз, лет пятнадцать назад приезжал. Перестройка вовсю уже прошлась по селам да городам катком нищеты да безработицы. Ученым он стал, а как же? Валерка, он упрямый – своего добьется. Нашел каким-то образом меня, и поехали мы на родное пепелище. А что? Очень даже, похоже! Бурьян да крапива, березки вымахали на месте нашей улицы, и только река все также вгрызалась в крутые бока валунов. Прошлись мы по местам, где стояли наши бревенчатые дома и потянул меня Валерка дальше в тайгу. Прямиком на дальний покос. Нашел он одному ему приметное место и стал разгребать землю под замшелым валуном. «Ну, думаю – клад ищет!»

Вытаскивает он березовый туесок, оттряхнул от земли, береза она не гниет годами в земле.

Ножом срезает пропитанные дегтем кожаные ремешки, а под крышкой – сплошной комок воска!

Поковырял он, аккуратненько, этот воск и достал оттуда четыре тетради, простенькие тетрадочки, но старинной, дореволюционной работы. «Это мне отец завещал, а ему дед» ответил на мой вопрос Валерка. Пока шли обратно, поведал он мне свою семейную историю. Дед его служил царю – батюшке в особых войсках, это что-то вроде наших спецназовцев. В тетрадках тех, сборник всех приемов рукопашного боя – русское «кун-фу», а что? Почище китайских приемчиков будет!

Валерка в молодые годы тренировался потихоньку на покосах, в стороне от любопытных глаз.

Эх, сколько бы жизней можно было спасти попади до войны эти тетрадочки в нужные руки! Покачал головой только Валерка: «Упекли бы отца, да меня куда подальше, за эти тетрадочки, время было, сам знаешь какое – расстрельное, сын белогвардейца, да внук белогвардейца, кто бы с нами стал бы считаться!»

Эх, Россия, Россия! Не помним мы ни героев своих, ни былых своих достижений!

Не ищите вы Кедровку на карте, последний раз были топографы в 1947 году, спросили у местных: «Как поселок называете?» «Какой поселок? Одни вдовы остались!», отшутился кто-то из местных. Только то и остался на старой карте маленький кружочек вместо поселка лесорубов, с печальным названием – Вдовий.

А Валерка? Валерий Ерофеевич, теперь академик, директор какого-то военного института, ракету они сделали, да такую, что другую ракету сбивает на лету! Американцы большие деньги ему предлагали, звали в Америку. Только сказал им Валерка, сказал, и снова как отрезал: «Я, родиной ни оптом,ни на вынос не торгую!». Где им торгашам знать, как пахнет свежее сено, да блестит роса поутру на траве, и не было у них вдовьих поселков, пусть даже и оставшихся только на старых картах.

Мышка.

Между амбаром и сараем для птицы, было небольшое пространство. Хозяин двора хранил там ненужные вещи. Ну, не совсем уж и ненужные: на селе всё, когда-то да пригодиться! Так и ждали своего часа какие-то ящики, старые вёдра без дна и разобранная железная кровать с красивыми шишечками. Летом все прорастало крапивой, да ещё два огромных лопуха прочно закрепили свое право на эту землю. Вот в этом райском уголке и родилась Мышка.

Мышкой её прозвали братья и сестры. Их было у неё пятеро – три брата и две сестрички. Мышке казалось, что у неё все, как у всех – мягкая серая шерстка, полукруглые ушки, которые могли так красиво торчать на макушке, черные бусинки глаз и в меру длинный хвостик. Мама говорила, что её младшая дочь самая красивая, самая весёлая и смышленая. Может, поэтому старшие немного завидовали ей и дразнили малышкой. Вот так и называли: мышка – малышка! Только играть всегда звали: Мышка была заводилой во всех играх и придумщицей новых.

Мама сама показала мышиной ребятне место под прочным ящиком и предупредила, что бы никто, не посмел даже носа высунуть из под него.

Там, на просторном сельском дворе, неразумных мышек поджидали многие опасности. Но самой страшной бедой был, конечно, кот! Мышка всегда слушалась маму, но ей казалось, что самым ужасным на дворе был петух. Вон он как рано начинал громко кричать! После его криков Мышке становилось так страшно, что она не могла уснуть! В их норке было всегда сухо и тепло. Мама-мышь натаскала много мягкой травки и даже нашла где-то пять пушистых перьев. Папа – мышь, сразу сказал, что одно перышко потерял петух. И хотя оно было самым мягким и самым теплым, Мышке всегда казалось, что этот неведомый враг и разбойник придет и отберёт его.

Ей даже приснился сон – огромный петух, ростом выше мамы и даже папы, подкрадывается к ней, срывает с неё яркое перышко и громко орет: «Отдавай – это моё!»

В страхе она просыпалась и чутко прислушивалась – нет, никто не подкрадывается, да и папа, лежит у входа в глубокую норку.

Наконец она набралась храбрости и спросила папу: видел ли он петуха?

Папа рассмеялся над Мышкиными словами, но потом стал серьезным и предложил ей посмотреть на этого громкоголосого страшилу. Мышка согласилась. Они с папой прокрались к углу сарая и Мышка, с замиранием сердца, увидела, какой огромный мир расположился за пределами ящика, под которым они играли!

И хотя это был не такой уж и большой сельский двор, для маленькой мыши он показался бесконечным. По двору бродило множество нелепых зверей. Да что там, это были настоящие уроды! У них было всего по две лапы, вместо четырех, хвост был пушистым и торчал вверх, но больнее всего уродливым был нос! Он был длинным и острым.

– Вон, смотри, – затормошил Мышку папа, – вон, тот с самым пушистым и длинным хвостом и есть петух!

Этот урод, сам себе, казался очень важным. Мышка потом не раз изображала, как он ходит по двору, размахивает этим цветным помелом, тьфу, чуть не сказала хвостом!

Её братья и сестры просто катались по полу от смеха, когда она, зажав в зубах травинку, показывала им, как петух глупо стучит своим носом по полу. Но сейчас она во все глаза смотрела на неведомых ей зверей бродивших недалеко.

– Смотри, Мышка, вон тот зверь, тоже опасен, и зовут его Дружок, это дворовый пес.

Дружок был не столь безобразен как этот задавака петух. У него были четыре лапы, черный нос и даже хвост, правда, не такой как у Мышки, но очень похожий.

– А почему вон те лопухи не такие как у нас? – Мышка настолько осмелела, что даже спросила папу, показывая на диковинные растения.