Птичка Божия

Птичка Божия
Александр Валентинович Амфитеатров

«Бедному сыну газеты снился сон.

Предстал ему Великий Дух и сказал:

– Бедный сын газеты! Проси у меня, чего ты хочешь. Я сегодня в таком добром настроении, что расположен исполнять беспрекословно все просьбы человеческие, хотя бы они были безумны…»

Александр Амфитеатров

Птичка Божия

Бедному сыну газеты снился сон.

Предстал ему Великий Дух и сказал:

– Бедный сын газеты! Проси у меня, чего ты хочешь. Я сегодня в таком добром настроении, что расположен исполнять беспрекословно все просьбы человеческие, хотя бы они были безумны.

– Ваше высокопревосходительство, господин Великий Дух! Чего может желать бедный сын газеты, как не иметь свою собственную газету, быть её хозяином и редактором? – ответствовал бедный сын газеты.

– Глупостей желаешь ты, бедный сын газеты! – сказал Великий Дух. – Не хочу вводить тебя в невыгодную сделку и, по безмерной моей кротости и долготерпению, предоставляю тебе право переменить желание. Проси чего-нибудь поумнее.

Бедный сын газеты напряг мозги, но, сколько ни тёр лоб и темя ручкою от пера, не мог выжать из себя никакой иной просьбы, кроме:

– Ваше великодушие! сделайте меня редактором!

– О, глупый, бедный сын газеты! – с сокрушением сердечным воскликнул Великий Дух, – с какою неистовою настойчивостью стремишься ты к собственной своей погибели! Не исполню нелепой просьбы твоей, если не попросишь меня даже до трёх раз.

– Не токмо до трёх, но даже до трёхсот тридцати трёх раз готов взывать к вашему высокопревосходительству: господин Великий Дух! Великий, Великий, Великий Дух! сделайте меня редактором.

– Ну, если ты так безгранично упрям и неразумен, – сказал Великий Дух, – видно, нечего с тобою делать: быть по сему! Отныне редактор еси, и ничто редакторское тебе не чуждо. Вооружись синим карандашом, садись в редакторское кресло, просматривай рукописи, гранки и полосы, – и да будет над тобою моё благословение! А дабы ты в новом положении своём не растерялся и не сбился с пути истинного, се – будут блюсти тебя аггелы мои, а тебе верные слуги: Труд, Сомнение и Трепет.

Услыхав эти имена, бедный сын газеты поморщился и говорит:

– Ваше великодушие! нельзя ли как-нибудь обойтись без них?

– Никак нельзя, – отвечал Великий Дух, – ибо ты теперь редактор, и ничто редакторское тебе не чуждо. Без Труда же, Сомнения и Трепета редакторы на Руси не живут. Засим – всего приятного! Желаю успеха. Au plaisir de vous revoir!

Сделал ручкою и исчез, – только в воздухе мелькнули фалды вицмундира.

Не успел бедный сын газеты оглянуться, ан – пред ним уже редакторский стол, и аггел Труд ему кресло подкатывает, а Сомнение с Трепетом волокут вона по какой куче рукописей и гранок: – как, – говорят, прикажете нумер составить? – Взял бедный сын газеты в руки синий карандаш и начал редактировать. Орудует так, что Труд, в сторонке стоя, только языком пощёлкивает в знак своего совершенного удовольствия. Сдал бедный сын газеты материал метранпажу, руки потирает, глаза весёлые, ходит козырем: хорошо, чёрт возьми, быть редактором!

– Что? – хвастает он аггелам, – видали вы таких редакторов? Каково нумерок-то составлен? ась?

– Не видали, – говорит Труд, – и лучше составить невозможно.

А Сомнение:

– Хорошо то, хорошо, – только смотри: за передовую тебе нагорит.

– Это почему?

– Да потому, что был в 1843 году циркуляр, изъемлющий подобные вопросы из сферы гласного обсуждения.

– Что за вздор! В 1843 году! Ты бы ещё вспомнил царя Гороха, когда грибы воевали!

– Да я ничего… я только так… ведь не отменён он, циркуляр-то… Сам знаешь: захотят вспомнить, – так вспомнят.

А Трепет, – весь бледный, глаза остолбенелые, вихры дыбом, – уже лепечет путанным, шепелявым языком:

– Вспомнят! вспомнят! всенепременно вспомнят! – как пить дадут. Убери ты эту статью из нумера, сделай милость! Ну, что тебе стоит? Нумер и без неё конфетка. Что за охота рисковать?

– Ин ладно, – говорит редактор, – действительно, на первых порах рисковать не стоит. Хороша передовица, да уж чёрт с ней! Только чем же я – вместо неё – дыру-то в нумере заткну? что поставлю?

– А вот, – говорит Труд, – превосходнейшая у нас в наборе имеется статья «О преимуществе удобрения полей фосфоритами пред удобрением оных чрез гуано» – коротенькая, всего этак строк на 1000, и вопрос, можно сказать, самый животрепещущий: всякий агроном с наслаждением прочтёт!

– Да разве я для агрономов издание-то начинал? – закричал на аггела бедный сын газеты.

– Не для агрономов, но, согласись, есть же между твоими подписчиками и штуки три агрономов? Надо и о них позаботиться. Это даже будет с твоей стороны весьма благородно, если ты, вместо того, чтобы потакать вкусам массы, заговоришь о фосфоритах, во вкусе трёх человек. Значит, серьёзный ты, с «улицею» не заигрываешь.

– А уж безопасно-то как! – говорит Сомнение.

– За этакими статьями – как за каменною стеною! – говорит Трепет.

Подумал-подумал бедный сын газеты и махнул рукою:

– Э! где наше не пропадало! Вали гуано и фосфориты! Скучища это, – ну, да на фельетоне выедем. Забористо написал фельетонист, собака, – всё знакомые лица, публика животики надорвёт, хохотавши.

– Вот тоже насчёт фельетона хотело я тебе заметить, – говорит Сомнение: – преталантливо, но… резко, мой друг, ужасно резко! Попадёт нам за него на шапку, – можешь быть твёрдо уверен.

Всплеснул руками бедный сын газеты:

– Да неужели же опять против циркуляра?

– Нет, говорит Сомнение, – циркуляра покуда нету. Будет он, но сейчас нет. Но так как в фельетоне этом говорится нечто о военных, то непременно генерал-майор Бритый-Стриженный поедет на тебя жаловаться.

– Это правда, – согласился бедный сын газеты. – Он невероятно щекотлив на самолюбие и великий жалобщик. Но, так и быть, я вычеркну из фельетона военных и заменю их штатскими. Фельетонист у меня с этакой перемены беспременно запьёт от горя и авансу запросит, но – не газету же мне из-за него закрывать! Ставь штатских вместо военных, – и шабаш!

– А в таком разе поедет жаловаться действительный статский советник Ненужный-Брандахлыст.

– Из Сциллы в Харибду! – воскликнул бедный сын газеты, ибо он был, хотя и русский газетчик, однако человек образованный. – Что же нам, господа аггелы, тогда с фельетоном этим делать и чем его заместить?

– А вот, – отвечает Сомнение и в карман (свой, впрочем) лезет. – Заходили тут намедни господин Гейнце с господином Матвеевым и оба по рукописи оставили. Просматривал я их. Превосходнейшие произведения. Г. Гейнце «Капитанскую дочку» в прозе написали, а г. Матвеев стихи – «Беззаботность птички» называется.

– Дайте-ка прочесть, – сказал бедный сын газеты и, взяв стихи г. Матвеева, продекламировал вслух:

Беззаботность птички

Птичка Божия не знает