Пять пьес

Верховский. Вера без дел мертва, а y вас слова гораздо хуже ваших дел.

Ревизанов. Спасибо за лестное мнение.

Верховский. На словах, вы мизантроп и властолюбец.

Ревизанов. Я, действительно, люблю власть и, в огромном большинстве, не уважаю людей.

Верховский. Однако вы постоянно делаете им добро?

Ревизанов. Людям? Нет.

Верховский. Как нет? Вы строите больницы, училища, тратите десятки тысяч рублей на разные общеполезные учреждения… Если это не добро, то что же по-вашему?

Ревизанов. Кто вам сказал, что я делаю все это для людей и что делаю с удовольствием?

Верховский. Но…

Ревизанов. Мало ли что приходится делать! Жизнь взяток требует. Только и всего.

Ратисов. Андрей Яковлевич клевещет на себя. Он делает добро инстинктивно. Он хочет, сам не сознавая того, отслужить свой долг пред обществом, которое его возвысило.

Ревизанов. Долг!.. Отслужить!..

Верховский. Вы смеетесь?

Ревизанов. Нет. Я только нахожу эти слова неестественными. Зачем человек будет служить обществу, если он в состоянии заставить общество служить ему? К чему обязываться чувством долга, когда имеешь достаточно смелости, чтобы покоряться лишь голосу своей страсти?

Верховский. Сколько вам лет?

Ревизанов. Сорок четыре

Верховский. Мне пятьдесят шесть… Странно. Разница не так уж велика… а, – извините меня! – я не понимаю вас, мы словно говорим на разных языках.

Ревизанов. Да, так оно и есть. Я говорю на язык природы, а вы на язык культуры. Вы толкуете о господстве долга, а я о господстве страсти. Вы стоите на исторической, условной точке зрения, а я на абсолютной истин. Вам нравится, чтобы ваша личность исчезала в обществе; я напрягаю все силы, чтобы, наоборот, поставить свою волю выше общей.

Синев(издали). Вот как!

Ревизанов. Вы что-то сказали?

Синев. Простите, пожалуйста, но вы мне напомнили… впрочем, неудобно рассказывать: не совсем ловкое сближение…

Ревизанов. Не стесняйтесь.

Синев. Я уже слышал вашу фразу недавно, на допросе одного интеллигентного… убийцы с целью грабежа. Он, между прочим, тоже определял преступление, как попытку выделить свою личную волю из воли общей, поставить свое я выше общества.

Ревизанов. Да, в сознательном преступлении есть этот оттенок.

Верховский. И преступление обычная дорога к вашему излюбленному царству страсти.

Ревизанов. Бывает.

Верховский. Хорошая дорога, скажете?

Ревизанов. По крайней мере, хоть куда-нибудь приводит.

Верховский. Помилуйте! да если все станут так думать и жить… что же это будет? Ведь в такой компании люди пожрут друг друга.

Ревизанов. Что же? Горе побежденным….

Входят Людмила Александровна и Сердецкий. Людмила Александровна садится в тени, в глубине сцены.

Синев. Все это прекрасно, Андрей Яковлевич теории можно разводить всякие, и, пока ваше царство страсти остается в мире, так сказать, умозрительном, нам, обыкновенным смертным, можно с грехом пополам жить на свете. Но скверно, что из теоретической? области то и дело проскальзывают фантомы в действительную жизнь.

Ревизанов. А вы их ловите и отправляйте в места не столь и столь отдаленные. Это ваше право.

Синев. Да, ведь всех не переловишь.

Ревизанов. А не поддаваться их право.

Синев. Иного и схватишь, нить! Скользок, как угорь, вывернется и уйдет в мутную воду. Закон – дело рук человеческих, а преступление дело природы. Закон имеет рамки, а преступление нет. Закон гонится за преступлением, да не всегда его догоняет. Да вот вам пример. Вчера я слышал одну историю: попробуйте преследовать её героя по закону…

Олимпиада Алексеевна (отрываясь от разговора с Митей). Если что-нибудь страшное, не рассказывай: я покойников боюсь.

Синев. Дело на Урале.

Ревизанов. Знакомые места.

Синев. Герой местный Крез, скучающий россиянин из любимого вами, Андрей Яковлевича типа людей страсти и личного произвола…

Верховский. Проще сказать: самодур.

Сипев. Но образованный, заметьте.

Ревизанов. Есть там такие. Ну-с?

Синев. Развлечения ради, задумался этот Крез влюбиться в некоторую барыньку, жену довольно влиятельного в тех местах лица… Барынька оказалась не из податливых…

Сердецкий. Крез поклялся, что возьмет ее, во что бы то не стало…

Синев. Откуда вы знаете?

Сердецкий. Предположил по шаблону, всегда так бывает.

Синев. Да… И начал орудовать. Да ведь как! Супруг упрямой красавицы до тех пор отлично шел по служб, а теперь вдруг, ни с того ни с сего, запутался в каких-то упущениях, попал под суд и вылетел в отставку с запачканным формуляром. В обществе пошли гадкие слухи о поведении молодой женщины. Репутация несчастной была разбита, семейная жизнь её превратилась в ад. Знакомые от неё отвернулись, муж вколачивал жену в гроб ревностью, родные дети презирали ее, как развратную женщину…

Людмила Александровна. Ах!

Синев. А? что? вам опять нехорошо, кузина?