Три плута

– Однако все говорит против вашего сына. Не могу же я не верить очевидности. Как раз вчера я призывал экспертов, и они признали сходство некоторых букв в подписи на векселе графа Козел-Горского с почерком вашего сына. Скажите, пожалуйста, чем вы это объясните?

– Не знаю, – сказал с отчаянием Сергей Иванович, – ничего не знаю и понять не могу! Дайте мне увидать сына с глазу на глаз, дайте мне переговорить с ним так, как беседовать может только отец с сыном, и я уверен, что скорее всех доберусь до истины.

– Хорошо, свидание я вам разрешу, даже сейчас! – сказал следователь и тут же написал ордер в тюрьму, причем для ускорения дела обещал даже переговорить по телефону с начальником дома предварительного заключения, чтобы предупредить его о немедленном допуске Лагорина к свиданию с сыном. – Может быть, он откроется вам, – сказал он на прощание, видимо ни на минуту не поддаваясь сомнению в виновности обвиняемого.

Старик встал и, прямо смотря в глаза молодому представителю правосудия, сказал, с чувством глубокого достоинства:

– Если сын мой, паче всякого ожидания, окажется виновным, я первый приду к вам и скажу: «Карайте его по законам!» Но я верю в него.

Он поклонился и вышел.

Свидание с сыном было в высшей степени трогательно. Как только Анатолия привели в приемную и он увидал отца, он бросился к нему на грудь, склонил голову на плечо и зарыдал. У отца тоже на глаза навернулись слезы, но он ждал ответа на поставленный вопрос:

– Скажи мне всю правду!

Когда наконец Анатолию удалось прервать свои рыдания, он поднял взор на отца и с искренностью, свойственной незапятнанной чести, горячо заговорил:

– Клянусь тобою и горячо любимою мамой, что тут какая-то ужасная, для меня самого непостижимая, ошибка! Ведь я этого графа совершенно не знаю! Ну, могла ли мне прийти в голову мысль подписывать векселя его именем?!

Чутким родительским сердцем старик понимал несомненно одно: сын его говорил правду. Теперь вопрос для него был окончательно решен, и на земле не существовало тех преград, перед которыми он остановился бы для того, чтобы оправдать и обелить сына.

И они стали вместе обдумывать и обсуждать дело. Догадки сменялись догадками. Наконец Сергей Иванович спросил:

– Скажи мне: нет ли у тебя врагов? Может быть, существует человек, которому ты мешал, которому ты стоял поперек дороги? Может быть, у тебя есть завистник, соперник? Наконец, не замешана ли во всей этой истории женщина?

Тогда сын, печально вздохнув, поведал все до мельчайших подробностей своему доброму отцу. Рассказал он и о знакомстве с Ольгой Молотовой, и о своем увлечении ею, о том, что в свою очередь ее старался увлечь некий Назар Назарович Мустафетов, который…

– Который судился в Киеве за кражу бриллиантов, – перебил его отец, – но который ловко вывернулся, бросив тень на несчастную женщину и опорочив ее подозрениями.

– Он и есть! Я пробовал открыть Молотовой глаза и все рассказал ей о нем.

– Ну, понятно! – воскликнул отец. – Если она потребовала от этого негодяя объяснений, то он прибегнул к самому ужасному способу, чтобы отделаться от тебя навсегда. Постой! Как зовут того ростовщика, который подал на тебя жалобу?

– Герасим Онуфриевич Онуфриев.

– Ну, голубчик, я уверен, что это только подставное лицо, – сказал Сергей Иванович. – А теперь прощай! Будь бодр духом и уверен, что я спасу тебя.

Сергей Иванович поехал домой, чтобы успокоить жену, и передал ей все во всех подробностях. Добрая старуха пролила обильные слезы и только в последующих горячих молитвах Господу Богу черпала силы для перенесения тяжкого испытания.

Между тем ее муж действительно не терял ни минуты и принялся энергично действовать. Он отправил гонца в адресный стол за справками: где проживают Герасим Онуфриевич Онуфриев и Назар Назарович Мустафетов, находившийся тогда на свободе. Потом он пригласил в свой номер хозяина меблированных комнат.

– Какого вы мнения о моем сыне? – спросил старик.

– Жалко молодого человека! – ответил тот. – И понять не могу… просто не верится даже. Еще студентом у нас он жил, а теперь вот уж скоро три года на службе состоит и все продолжал у нас квартировать. Такого другого жильца не найти. Благороден, обхождение имеет с последним служащим самое деликатное. Уплата за комнату всегда аккуратная. Просто ума не приложу.

– Хорошо, – ответил дрожащим от радости голосом отец. – Если бы понадобилось, согласились бы вы подтвердить под присягою?

– Всю правду всегда-с!

– Позвольте, – остановил его Сергей Иванович. – А если бы для спасения моего сына и для того, чтобы доказать его невиновность – клянусь вам истинным Богом, он ни в чем не повинен! – вам понадобилось несколько обеспокоить себя, согласились бы вы поехать… ну, к судебному следователю или даже к прокурору? За все расходы, за трату времени, конечно, я готов…

– За это денег не берут! – строго и наставительно прервал хозяин. – Я куда угодно, во всякое время, для правды готов, как долг велит.

– А найдется ли у вас в доме другое лицо, которое тоже согласилось бы в случае надобности постоять за моего сына? Только надо, чтобы это был человек понимающий.

– Конторщик у меня страшно об Анатолии Сергеевиче сокрушается. К тому же он сам человек с понятиями, аттестат зрелости имеет, да дальше пойти не мог за неимением средств: больную мать-старушку приходится ему содержать.

– Вот и прекрасно! Нельзя ли мне будет тоже и с ним переговорить?

– Сию минуточку пришлю.

Конторщик подтвердил обещанное хозяином, и Лагорин попросил его «быть наготове».

Вскоре вернулся посыльный со справками из адресного стола. Ему же Сергей Иванович дал новое поручение, причем особенно порекомендовал ему отвечать на все расспросы, что послан он прямо с улицы неизвестным господином. Дождавшись ответа в форме словесного согласия, старик целый день не мог успокоиться и неоднократно совещался с конторщиком и хозяином меблированных комнат.

Под вечер Сергей Иванович отправился в один захудалый ресторанчик, где предупредил в швейцарской, что если будут спрашивать Назара Назаровича Мустафетова, то пусть укажут на него. В ожидании он уселся за столик, а вскоре за ближайшим столиком рядом поместились хозяин меблированных комнат и конторщик, усевшиеся как ни в чем не бывало, будто не зная и не замечая его.

Прошло добрых полчаса, пока наконец не вошел знаменитый Гарпагон и, как лисица, попавшая в курятник, стал оглядываться по сторонам.

Анатолий хорошо описал его наружность отцу, так что Сергей Иванович сейчас же признал его. Быстро встал он к нему навстречу со словами:

– Герасим Онуфриевич, меня прислал к вам Назар Назарович Мустафетов. Прошу садиться. Потолкуем! – И так усадил его, чтобы старый негодяй приходился совсем близко к соседнему столику.

Не зная, что сказать, Гарпагон постарался отразить на лице улыбку и спросил Лагорина:

– Вероятно, опять дельце наклевывается? Хорошему господину служить всегда приятно.

– Дело щекотливое, – ответил Сергей Иванович сперва тихо, но затем повел речь достаточно громко, чтобы каждое слово было слышно за соседним столом: – Назар Назарович предлагает вам исправить одну свою великую ошибку. Как он ни умен, а теперь сознает, что дал маху.

– В чем это?

– Да насчет молодого Лагорина. Оказывается, его родители соглашаются дать за него большой выкуп.

Гарпагон покачал головою, после чего сказал:

– Поторопился, видно, Назар Назарович!

– То есть как поторопился?

Старый плут подозрительно посмотрел на собеседника, как будто сомневаясь: можно ли с ним говорить начистоту?

Но Сергей Иванович разгадал его мысли и поспешно сказал:

– Вы со мной не стесняйтесь, потому что Мустафетов именно меня-то и хочет послать в Киевскую губернию к родителям Лагорина, но поручил предварительно спросить вас, каким путем здесь можно поправить дело, то есть как выпустить молодого человека из тюрьмы и очистить от всякого подозрения? За эту штуку старики родители заплатят большие деньги.

Онуфриев снова покачал головою, и злобной укоризной были полны его глаза, когда он сказал:

– О чем же раньше думал Назар Назарович? Так дел не делают. Надо было сперва к родителям за выкупом сунуться, а он тогда об одном говорил: стереть его, мол, с лица земли! А теперь легкое ли дело! Когда человека и впрямь в ничто обратили, пойди-ка воскреси его! – Вслед за тем, подумав, он спросил: – А сколько с родителей-то взять удастся? Говорил вам Назар Назарович?