Привет, Свет!

– А теперь, дети, мы с вами начнём первый в вашей школьной жизни урок. И начнём мы его с азбуки…

Глава 3

Вспомнив школьное детство, тяжело вздыхаю, а глаза сами по себе тут же обращаются на противоположную скамейку.

Светка поверх очков смотрит по сторонам, наверное, пытается найти свою подшефную. При этом её взгляд несколько раз проходится по мне, но никаких эмоций за этим не последовало. Наконец-то увидев то, что искала, она успокаивается и снова возвращается к чтению. Обида, прошедшая из-за погружения в воспоминания, вспыхнула с новой силой. Так ты не узнала или сделала вид, что не узнала?

Она и тогда в первые дни нашего знакомства делала вид, что меня не существует. Долго игнорировала, пока не произошёл инцидент. А случилось это перед моим днём рождения, в конце октября. Получается, что два месяца она упорно не хотела со мной знаться. Но здороваться, по-моему, здоровалась. Или нет?

Напрягаю память.

Она всегда заходила в класс почти последней и громко произносила: «Здрасьте!» Конечно, она здоровалась со всем классом, но при этом глядела на меня. Вернее, в мою сторону. А, может, она просто смотрела на своё место, куда должна была вскоре сесть? Может быть. Но рядом с этим местом сидел-то я, а, значит, её взгляд относился и ко мне. И поэтому, когда она плюхалась на сидение, я, подражая ей, всегда отвечал: «Здрасьте!»

Но она, сделав вид, что я пустое место, молча раскрывала портфель, доставала из него чернильницу-непроливайку и аккуратно ставила её в специальное углубление на парте, затем извлекала пенал с ручками и карандашами, тетради с учебниками и раскладывала всё это аккуратно перед собой. Потом прятала портфель в полку, и в это время как раз звучал звонок на урок, а вместе с ним в класс заходила Зинаида Андреевна.

И так продолжалось почти два месяца. За это время я успел хорошо рассмотреть свою соседку. Она была немого выше меня, плотно сбитой и бойкой девчонкой, очень симпатичной и обещала в будущем вырасти в зеленоглазую блондинку-красавицу.

Конечно, меня тяготило такое её демонстративно негативное отношение ко мне, но у меня тоже был характер, и я не собирался ей уступать и первым идти на сближение.

Вот так мы и жили, пока не произошёл этот случай.

Учился в нашем классе Серёга Локтунов по прозвищу Локтя. Черноволосый черноглазый, похожий на цыгана, пацан. Он был самым высоким у нас в классе, и поэтому Зинаида Андреевна усадила его на последнюю парту в первом ряду. Соседки ему не досталось, и он сидел один, как барон. Типом он был наглым и, видимо, считал, раз он самый высокий, значит, и самый сильный. Ну и вёл себя со всеми соответственно. Он быстро подмял под себя половину класса. На тех, кто, по его мнению, мог дать ему отпор, он не рыпался, но других постоянно задирал, строил им козни всяческие и бил исподтишка. Проходит, например, мимо кого-нибудь, без разницы – девчонка это или мальчишка, поравняется с ним и пнёт его через ногу пяткой. Не сильно, но всё равно неприятно. Взбрыкнётся пострадавший: «Ты чего, дебил?» А тот отскочит в сторону, удивлённую морду скорчит: «Мол, а я что? Я ничего. Я просто мимо проходил. Так что это не я». Тот успокаивался, потому что связываться не хотел, а Локтя, довольный, что пакость удалась, шёл дальше, выбирать новую жертву.

Как-то за это время наши пути с ним не пересекались. Вернее, пересекались раза два-три, но всегда заканчивались для меня благополучно, а, может быть, для него. Нам всегда кто-нибудь мешал. То звонок не вовремя прозвенит, то кто-нибудь из учителей в класс заглянет: «Зинаида Андреевна здесь?» В общем, обходилось пока.

Все перемены я проводил в коридоре, играя с такими же, как я, непоседами в догонялки. Трудно всё-таки было просидеть сорок пять минут без движения. А попробуй только пошевелись, как на плечо сразу ложился толстый конец указки. Зинаида Андреевна держала своё слово и строго бдела за мной. Вот и приходилось скопившуюся за урок энергию выплёскивать за пятнадцать минут перемены.

А иногда на большой перемене, которая длилась целых двадцать пять минут, наскоро пообедав, мы с Костей Константиновым из второго «А», которого учила моя мать, уходили в кабинет «группы продлённого дня» и играли в шахматы.

Шахматы я любил. Наверное, я научился в них играть раньше, чем читать. К ним меня пристрастила мать – творческая личность. Она неплохо рисовала, хорошо играла в шахматы и на семиструнной гитаре. Не бренчала, как это делали взрослые парни в подворотнях, а задушевно, с перебором. Это к ней от бабы Поли перешло, её матери. Бабуля настолько виртуозно владела балалайкой, что любой профессиональный балалаечник позавидовал бы.

Что и говорить, мать у меня – педагог от бога. Несмотря на вечную занятость и на работе, и дома, куда она приносила со школы две стопки тетрадей своих учеников, которые нужно было проверить, а потом написать ещё поурочный план на следующий день, выискав из методичек и журнала «Начальная школа» наиболее интересные вещи, и нарисовать к ним аппликации, она всегда находила время заниматься со мной. Временами ей помогала её младшая сестра. Она была старше меня всего на четырнадцать лет, и потому строго-настрого наказала нам с Серёгой не называть её тётей, а звать просто Люся. Своих детей у неё не было, поэтому она с увлечением принимала участие в моём обучении. Ну, иногда и братела от нечего делать по вечерам играл со мной в школу, где он, естественно, был учителем.

А я не артачился, наоборот, с удовольствием впитывал в себя всё, чему учили. И к шести годам уже бегло читал, считал до ста, складывал и вычитал двузначные числа и писал, причём прописью, правда, левой рукой.

Так что с таким багажом знаний я считал себя полностью подготовленным к школе и потому на пожелание отца первого сентября уверенно ответил, что не подкачаю его.

Но на первом же уроке правописания у меня появилась проблема. Зинаиде Андреевне не понравилось, что я пишу левой рукой. Пришлось заново учиться писать. И я вместе с остальными, высунув от усердия язык, старательно выводил на бумаге палочки, крючочки и прочие загогулины. Это, конечно, было нелегко, а куда деваться-то? Стоило только взять ручку в левую руку, как тут же указка больно шлёпала по кисти, отчего в тетрадях появлялись некрасивые чернильные кляксы. Но, как говорится, опыт не пропьёшь: я быстро научился писать правой. По крайней мере, всё равно быстрее своих одноклассников.

Ну а в шахматы со мной всё больше занимались Серёгины друзья: Витька Берников и Лёвка Зуин. Особенно Витька. Тот вообще был фанатом этой игры. Однажды он даже организовал на нашей улице чемпионат по шахматам. Среди шпаны и подростков, разумеется. Я даже удивился, когда узнал, сколько народу собирается участвовать в нём. В этом чемпионате я занял второе место, уступив первое Витьке. Тот посещал городской шахматный клуб и имел второй разряд, а, значит, был подготовлен лучше.

В школе я тоже всех обыгрывал, включая старшеклассников. Только вот иногда проигрывал Косте Константинову. Стоило мне зевнуть или, поторопившись, сделать неправильный ход, как он тут же ловко этим пользовался и начинал на меня давить. В ответ я злился, делал ошибку за ошибкой и в результате проигрывал.

Так что, благодаря догонялкам и шахматам, я сталкивался с Локтей очень редко.

Глава 4

Тогда я забежал в класс задолго до звонка. Обычно вместе с ним. Но в тот раз мы попались на глаза техничке и по совместительству звонарю бабе Дусе.

– А ну, сорванцы, марш по классам! – прикрикнула она на нас. – Звонить иду!

Вот мы и разбежались раньше времени.

Запыхавшийся от бега и мокрый от пота я влетел в класс и сходу плюхнулся на своё место. И тут услышал возмущённый голос:

– Отвали, кому сказала!

Обернувшись, увидел красную от возмущения Светку, стоящую около четвёртой парты третьего ряда, за которой сидела Маринка Андронова. Недалеко от неё стоял Локтя и нагло ухмылялся. Как только Светка успокоилась и снова обернулась к Маринке, он быстро подался вперёд и дёрнул её за косичку. Да так, что та аж вскрикнула от боли. Светка резко обернулась и с криком «Пошёл вон, дурак!» ударила обидчика по руке. Но тот успел вовремя её убрать, и удар прошёлся по воздуху. Но Светка на этом не успокоилась, пошла в атаку и со второй попытки всё же врезала по руке, сделавшей ей больно.

– Ты чё, беззубая? – сразу вскинулся Локтя и грубо пихнул её в плечо, отчего она едва не упала: благо успела ухватиться за спинку сидения. – Страх потеряла, что ли?

– Отвали, ненормальный! – ответила Светка, нисколько его не испугавшись.

Недавно со Светкой приключилась ужасная беда: у неё выпал второй передний зуб. Первый она потеряла ещё недели две назад. Эта щербина, конечно, её не красила, но всё же было терпимо, так как у нас больше половины класса ходили беззубыми. Но когда вывалился второй зуб – это уже стало катастрофой. Она всё же была красивой девчонкой, но после этого случая, стоило ей открыть рот, как она становилась страшнее бабы Яги. Все мальчишки в классе над ней смеялись, и некрасивые девчонки, некогда завидовавшие ей – тоже. Светка стала редко разговаривать и в основном открывала рот только, когда её спрашивали на уроке. Вот Локтя сейчас её и донимал, чтобы она сказала что-нибудь и при этом открыла свой страшный беззубый рот.

– Щас как отвалю, зубастая, так колготки потеряешь! – ответил он на Светкин выпад. – А то размахалась тут граблями.

Несколько человек захихикали над его репликой. Глядя на них, Локтя тоже довольно загоготал.

– Из своих не выпрыгни! – огрызнулась Светка.

– Не волнуйся.

– Тебе чего от меня надо, дурак?

– Открой нам свой прелестный ротик, – противно оскалился тот.

– Ещё раз тронешь, получишь по морде. Понял? – сурово заявила ему Светка, покрасневшая от возмущения.

– Да ты чё? – хмыкнул тот и снова дёрнул её за косичку.

Светка ойкнула и тут же ответила ударом. Но Локтя перехватил руку и стал с силой заворачивать её за спину. Светка скривилась от боли, слёзы брызнули из глаз, но не закричала.

Все – и девчонки, и мальчишки – молча наблюдали за этой сценой, и никто из них не пошевелился, чтобы помочь ей. Только Маринка Адронова попыталась заступиться. Но Локтя так её пихнул, что та больше не осмелилась с ним связываться.

И тогда встал я. Не то чтобы мне стало жаль эту воображалу, которая до сих пор со мной не разговаривала и относилась ко мне никак. Просто надоело смотреть, как здоровый детина издевается над девчонкой. К тому же, я вдруг вспомнил, что дал слово Зинаиде Андреевне её защищать. Как и остальным, мне тоже не хотелось связываться с Локтей, но слово-то своё нужно держать.

– Эй, Локтя, – окликнул я его, – ну-ка, отпусти её!

Тот изумлённо посмотрел на меня.

– Ты-то ещё куда, шмакодявка, лезешь? – с вызовом ответил он, но Светкину руку всё же отпустил. – Страх потерял, что ли?

– А когда это я тебя боялся?

Назревал конфликт, скорее всего, сейчас будет драка, но я уже настроился и останавливаться на словесной перепалке не собирался. Я поднялся, обогнул парту и, подойдя, вклинился между ними, заслонив Светку спиной.

Представляю, как мы смотрелись со стороны. Малявка и верзила, а между ними шибздик, метр с кепкой ростом. Картина – обхохочешься. Но мне было не до смеха. Локтя меня оскорбил, унизил перед всем классом, назвав шмакодявкой, и теперь должен был за это ответить. Получалось, что сейчас я не столько заступался за Светку, сколько защищал свою репутацию.