Окраина: расследование кошмарного преступления

– Уже.

– Что, уже?

– Уже всем сказал. Поди, собрались уже.

– Да??

Макс до глубины души был рад, что поверг видавшего виды детектива в изумление своей расторопностью. А Шериф, находясь в состоянии прострации, долго пытался найти подходящие слова, чтобы хоть как-то высказать то, что он думает по этому поводу, но так и не смог, и только выдавил из себя:

– Одно слово – вездесущий.

– Ага! – гордо согласился Макс и счастливо улыбнулся на всю ширину своей конопатой физиономии.

– А ты сказал им про Лизку? – спросил Шериф, когда они уже подбегали к Пустырю.

– Ага!

– Болван! – не сдержался главный сыщик.

Это путало все его планы, и он не мог не высказаться об этом. Но, увидев, что Макс собирается возразить, тут же спохватился:

– А в прочем, может это и к лучшему. Но ты представляешь себе, что там сейчас твориться?

Глава третья

На Пустыре действительно творилось что-то невероятное. Несмотря на то, что с момента обнаружения Лизки прошло каких-то полчаса, там собралось уже больше половины представителей детворы Окраины. Все что-то негодующе кричали друг другу, махали руками и больше напоминали разорённый улей, чем сход.

Лишь двое из этой галдящей компании не принимали участия в общем гомоне. Они, молча, сидели на толстом, обтёсанном временем бревне посреди Пустыря и с невозмутимым видом посасывали курительные трубки. У обоих на голове красовались расшитые бисером повязки, из-за которых торчало несколько перьев, выдранных из сорочьих и вороньих хвостов. Это были Виннету и Чингачгук. Два великих вождя двух великих племен: апачей и могикан. Их высокий сан не позволял им так открыто поддерживать негодование своих собратьев. Они должны были всегда и при любых обстоятельствах сохранять хладнокровие, присущее всем великим вождям.

– Вот видишь, что натворил твой длинный язык, бой, – Шериф лежал на вершине холма, у подножия которого простирался Пустырь. – Ставлю сто долларов против твоих пустых карманов, что сейчас эти вопли можно запросто услышать на другом конце Окраины.

– Да, уж, – возразил Макс, обиженно шмыгнув носом, но спорить не стал.

– Н-да, натворил ты делов. Поди, успокой их сейчас. Ну, да ладно, – Шериф снова приподнял голову над травой, – кажется, все собрались. В такую-то рань, господи… Постой, а что это я Воттута с Вонтамом не вижу, а? Ты у них был?

– Кончено, сэр. Они сказали, что занимаются и придут попозже.

– Занимаются?

– Ага.

– Интересно, чем это могут заниматься эти бездельники, а, Вездесущий?

– Не знаю, сэр.

– А ты разве не сказал им про Лизку?

– Не-а.

Шериф удивленно уставился на Макса.

– Я просто не успел, сэр, – стал оправдываться тот, – честное слово. Я только хотел сказать им про неё, как они закрыли дверь. Воттут. Он сказал, что они занимаются, и закрыл. Ей-богу, не вру.

– Можешь не продолжать, парень, я тебе верю.

Шериф, не отрываясь, наблюдал за бурлящим сходом, потом тяжело вздохнул и, проронив: «Ну, ладно, пошли, что ли?», скатился с холма.

На Пустырь они пришли одновременно с мэром Окраины, который примчался на сход на служебном транспорте.

Мэр, не по возрасту упитанный, глупый мальчишка с вздорным характером, кстати, одноклассник Шерифа, стал мэром Окраины совсем не потому, что обладал большим умом и разбирался в политике, экономике и прочих тонкостях. Во все нет. Просто во время избирательной компании он проделал такой трюк, который другим претендентам, и не снился. На каждой встрече с избирателями он щедро угощал их шоколадными конфетами и газировкой, обещая им при этом, что в случае его избрания на пост мэра, они в течение года раз в месяц будут получать такие же подарки. Неудивительно, что на это клюнуло большинство. Надо сказать, обещание своё новый мэр сдержал. Регулярно, раз в месяц, в день Выборов, каждый, не достигший четырнадцати лет, получал свою порцию. Правда, шоколад сменился ирисом и карамелью, а газировка – квасом и морсом, но никто и не подумал выражать недовольство тем, что его надули. Получать каждый месяц пять ирисок и стакан морса, да еще на халяву, это граждане Окраины считали вполне достаточным. Поэтому мало кто вспоминал, что при прежнем мэре в посёлке было больше порядка, улицы блестели чистотой, а старики и пенсионеры не могли пожаловаться на отсутствие внимания со стороны подрастающего поколения.

Вот каким хитрым был новый мэр Окраины. Правда, потом выяснилось, что его победе помогла сильная поддержка его дяди, директора кондитерской фабрики, такого же глупого и вздорного, как и он, но умудрившегося не единожды раз избираться в городские депутаты. Дядя и сейчас гордо носил значок народного избранника. «Важен не ум, ребятки, а умное выражение», – любил поговаривать тот, попадая в среду детворы. Мэр Окраины тоже любил цитировать эту фразу. Но, как бы то ни было, мэром Окраины был Мэр, и вся власть в поселке среди детворы принадлежала ему.

Ещё не отдышавшись от быстрого бега, Мэр вцепился в лацканы пиджака Шерифа и, дыша ему в нос ароматом копчёной колбасы, испуганно заорал:

– Чёрт возьми, Шериф, что здесь происходит? Революция?

Шериф недоуменно глянул на Макса. Уж этого кретина он должен был уведомить в первую очередь. Макс его понял.

– Я был у него, сэр, – с готовностью пояснил он, – но его не было дома. Я сказал его бабушке, чтобы она передала ему, что…

– Достаточно, бой…

– Так всё-таки я могу узнать, что всё это значит?

Мэр всё ещё был вне себя от ярости. Макс действительно не застал его дома. А бабушка то ли недослышала, то ли недопоняла, что наговорил ей этот рыжий бесёнок, и сообщила ему, что его срочно вызывают на какой-то Сход для разборок. На ум сразу пришли пара-тройка казусов, совершённых им. Но это, по его мнению, были мелочи, а тут разборки. Видно, он где-то крупно прокололся, и теперь ему хотят объявить импичмент. Неужто Шериф решился с ним потягаться и затеял переворот? Но какую он допустил оплошность? Когда?

Всю дорогу до Пустыря, трясясь на заднем сидении мопеда, он пытался вспомнить хотя бы один серьезный проступок, который мог бы послужить поводом для импичмента. Бабка Дуська настучала, что ли? Неделю назад она попросила его помочь стаскать привезённый уголь в углярку. Он пообещал и забыл. Через три дня уголь бабке скидали соседские мужики. А может, это тёть Оля пожаловалась Шерифу на то, что тот нахамил ей, когда она попросила найти её корову, которая отвязалась и ушла куда-то со двора? И чего он тогда сорвался? Ведь мог же просто поручить это индейцам, а те нашли бы корову за пару минут. Но неужели из-за таких пустяков надо сразу объявлять импичмент?

Мэр разозлился. Подъезжая к Пустырю, он уже решил, что покажет Сходу Кузькину мать, чтобы впредь никому неповадно было устраивать ему какие-либо разборки. Но, увидев Пустырь, заполненный негодующий детворой, он струхнул. По-настоящему испугался, словно его собирались поколотить. Вот это да! Похоже, ему пришла хана. И тут он заметил Шерифа, вместе с Максом приближающего к Пустырю с другой стороны холма. Ярость настолько охватила Мэра, что он, не раздумывая, бросился догонять своего соперника. Соперника во всём: и по учебе и по жизни. Сейчас он покажет ему, кто здесь власть.

– Ну, так! Я жду ответа!

– Успокойтесь, сэр, сейчас выясним, – спокойно ответил ему знаменитый сыщик.

Мэр требовал, чтобы к нему обращались на «вы» все без исключения, что немного коробило Шерифа, когда он, разговаривая с этим глупым выскочкой, вынужден был говорить «вы», как взрослому. Впрочем, он и сам требовал от всех, чтобы его называли «сэр». Ведь он всё-таки был второе лицо на Окраине после мэра.

– Уж сделай милость, Шериф.

Наезд не получился, но Мэра это не огорчило. Ответ Шерифа его успокоил. Раз тот сам не знает, что здесь происходит, значит, не он всё это затеял и импичмент ему не грозит. Мэр незаметно облегчённо вздохнул и расслабился.

Они вошли в круг бушевавшей толпы и встали около вождей. Мэр криком пытался утихомирить своих подданных, но его никто не услышал. Тогда Шериф сунул пальцы в рот и так свистнул, что у самого уши заложило. Все в раз замолчали, и гробовая тишина нависла над Пустырем.

– Что случилось, великие вожди? – воспользовавшись затишьем, спросил индейцев Шериф.

– Вездесущий Макс сказал, что убили Лизку. Мои воины требуют мести, – степенно ответил Виннету.

– Мои воины требуют того же, – добавил Чингачгук.