Ад – рай,
Что посередке? Штиль.
Ни «до», ни «после», лишь сейчас,
Сей миг – скользящая петля.
– А память?
– Пение нуля.
– А планы?
– Вечно впереди.
Блеск нам:
«Я цель твоя. Не спи» —
Блесна,
Железка да шипы…
Вдруг сник?
Что слава, что слова! —
Взгрустни
Как в детстве целовал!
Ты ослик!
– Ты-то кто?
– Седок,
Морковка, леска, вечный бег…
– Ты лжешь, мне имя – Человек…
– Я ложь – и правда, я ответ —
Вопрос
В единстве полюсов,
Луг рос
В околышке лесов,
Я – суть
Тебя, и я – не ты,
Я – путь,
И лотоса цветы…
Забудь.
…………………..
Не припомню, когда, откуда,
Жар ли кори, ветрянки ль бред —
Детской хвори фантом, причуда,
Полуяви молочный свет.
Мозг охвачен престранной грезой,
В ощущеньях купая плоть:
То уют непонятной позы —
Полусон, полумрак, тепло,
То блаженство шершавых досок,
Чуть смолистых, слегка сырых —
Гибкой белкой, серо-белесой
От опилок, в кусках коры
Проползаю от щели к щели.
В странной радости над собой
Ощущая не узость кельи —
Зонт защиты – древесный свод.
Вот опят декораций смена,
Ощущенье, что я – орех,
Тела хвост, черенок, антенна,
Купол нёба, зубов порез,
Позади – языка громада —
Средоточье подземных форм,
И из врат бредового ада,
Через тягостный коридор
Наползает шуршаньем ваты,
Подменяя тоску куста,
Тошнотворная шероховатость,
Перевернутый стон: «Устал»…
Странный, тягостный мир постели,
Полусонных химер Ковчег.
Затуманенные акварели
Под прикрытьем припухших век
В глубочайшую топь простуды
Устремили свои огни,
Зашифрованных чувств причуды
Ощутив, как расстрел зарниц.
Убежать, но куда? В осознанье
Мятой простыни, пестрых стен,
С ожиданьем картины ранней
В череде погребальных сцен?
Нет, забвением нечто иное
Ослабляло глазниц накал,
Исцеляющей пеленою
Прикрывало немой оскал
Злого духа болезни детской,
Отвлекая и уводя
То к размытости бессловесной,
То – в чеканную дробь дождя.
О болезни уходит память,
Но, к смутный позыв взлететь,
Остается перед глазами
Погруженье в земную твердь.
То ли мой длиннорукий пращур.
Огнеборец глухих пещер,
Подсознания темный ящик
Продырявил, оставив щель
В убаюкавшую безопасность
Подземелья, в тепло и сушь,
Где лишь искр хороводы гасит
Черной пастью огромный уж.
Или к радости землеройки,
Ловко юркнувшей в узкую щель,
Я молитву шепчу: «Укройте,