В дюжине шагов деревья и камни уже расплываются в серой мути, так что держаться тропы весьма непросто. Но мы упорно поднимаемся всё выше, хватаемся за ветки, упираемся коленями в мокрый скользкий известняк. И вот уже солнечные лучи пронизывают облака, играют яркими бликами на мокрых стволах. Капли взблёскивают алмазами, дрожат, срываются с веток и хрустально разбиваются о камни.
Сидим на гребне, отдыхаем, развесив по кустам промокшие куртки. Сверху – тёплое солнце в голубом небе, ниже, под ногами – ватное море дождевых туч, а вокруг – бескрайний простор, да свежий ветер. Такая вот удивительная крымская зима.
Утро на Демерджи
За окном в пять часов утра совершенно темно, и в стёкла тычется мягкими лапами густой туман. Недовольно всхрапывают разбуженные нашей вознёй лошади.
Как обычно – по кружке чая, и на выход. Сперва по едва видимой в ночи дороге, а после и вовсе ныряем под полог леса, в темноту и облачность. При свете налобных фонарей, как шахтёры – и всё равно почти наощупь – идём, карабкаемся по мокрому склону. Молча, сосредоточенно, быстро. И долго…
И как раз, едва вывалились на каменистую поляну – чуть заметно посветлело небо на востоке.
Спотыкаемся о камни, скользим по влажной прошлогодней траве – расчехляем аппаратуру, при неверном предрассветном освещении выбираем точки съёмки. Успели!
Над холодным зимним морем расцветает бледная заря. Облака, плотной ватой заполнявшие долины, разбегаются, оседают в тень, прячутся за спины гор.
Красота неописуемая! Но нам толком некогда и полюбоваться – идёт съёмка – щёлкаем затворами, переставляем камеры, мечемся белками по поляне, пока солнце не поднялось над горизонтом.
Чернеет парус одинокий
Летом здесь – как в известной песне – «…так оживлённо, людно…» – ступить некуда среди купающихся, загорающих и активно отдыхающих. Можно прогуляться вдоль берега, любуясь окрестностями. Можно сфотографироваться, гордо оседлав скалу… Пушки, «чтоб бычок затолкать», правда, нету – но когда ж расшалившиеся граждане не нашли б, что и куда затолкать?
Сейчас тоже ступить некуда – но уже буквально – волны тяжёлыми кувалдами лупят в берег, грозно рычат галькой меж валунов. Раскачивается свинцовое море, рвётся белыми барашками под тугим ветром, несущим мохнатые облака по низкому осеннему небу. Ловя ритм шторма – бросками, будто под обстрелом, от камня к камню перебегаем к одинокой скале.
Ветер взбивает солёные брызги, завывает в острых камнях. Скала-парус гудит чудовищным камертоном, мелко дрожит под напором волн и ветра и, кажется, вот-вот сорвётся с места, устремится тараном, наберёт разбег – и где-то там, за далёким горизонтом врежется в изумлённый берег, сокрушит его и расколет в каменные брызги.
Высокими шагами – журавли
Утренний туман стелется по мокрому лугу – омывает редкие деревья, захлёстывает ватным приливом растрёпанные кусты.
Стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, сматываем спальники, торопясь, пакуем рюкзаки.
Светает.
Деревня давно брошена, и мы облюбовали для ночлега пустой дом с относительно целой крышей. Окна давно выбиты, но летние ночи теплы, и нам такой ночлег показался проще и интереснее, чем в палатке.
Цель – журавли. Увидеть. Ну и сфотографировать, если получится.
Журавлиное болото начинается прямо за околицей, так что должны успеть. Планировали…
Благи намеренья – но ещё не вышли, только сложили вещи – а туман заползает в деревню – и вот уже растекается по улице, прячет дома, покрывает купы иван-чая. И куда ж нам идти?
На топкое болото неведомой тропой?
Ой…
И вдруг, в серой мути, прямо в какой-то полсотне метров – движение…
Журавли! Идут вслед за туманом прямо по заросшей улице – мимо рассевшихся изб, мимо давно завалившихся заборов, мимо колодца, где каким-то чудом ещё торчит наискось длинная жердь-журавль.
Высокими шагами в розово-оранжевой дымке, подсвеченной восходящим солнцем.
Ладожские Шхеры
Медленно разгорается заря – тёмное небо над дальним лесом бледнеет, наливается лиловым светом. Сворачиваем палатку, кипятим на помятом примусе чай, распихиваем вещи по рюкзакам – всё одновременно. К вечеру обещают дождь и ветер – так что лучше не зевать. На Ладоге это по меньшей мере неприятность, а по большей… лучше проскочить до того как.
По воде стелется густой туман – видимость не больше дюжины метров – и мы плывём будто сквозь молочные струи. Неспеша – всё-таки нам неблизко, и устать ещё успеем, а потом – уж больно красиво! Сквозь белесую пелену из предрассветной темноты проступают грубые скалы, словно руины исполинских крепостей; округлые валуны нависают над водой стальными боками, побитыми ржавчиной бурых лишайников.
Постепенно рассвело, но не просветлело. Низкое небо плотно затянуто тяжёлыми тучами, и неподвижная гладь озера лежит свинцовой плитой. Единственная рябь на воде – от нашей лодки, ползущей сквозь сырость осевшего тумана.
Плывём, огибая острые каменистые мысы, любуемся разноцветными глыбами, хмурыми разлапистыми соснами, яркими цветами у кромки воды. Незаметно прилетел ветерок, разогнал остатки тумана, всколыхнул мелкой рябью озеро. В прорехи тёмных туч сквозь тонкую облачную вуаль пробивается солнце – дробится бликами по воде, зажигает рёбра скал, расцвечивает верхушки дальнего леса.
Ладога улыбается!
Кафтино
Электричка от Бологого медленно угрохотала на решётчатый мост – и вновь тишина.
Закинув на плечи рюкзаки, спускаемся к озеру. Ещё прошлым летом на старом кордоне жил лесник, у которого всегда можно было взять на пару дней лодку. Но в этом году его тут не оказалось. И, видимо, уже насовсем – потемневший дом изрядно осел, дверь не заперта, и вообще, такие вещи как-то чувствуются. Погрустив пару минут, решили обшарить вокруг – и не зря: в кустах обнаружилась лодка, пусть и совершенно рассохшаяся, а под ней – вёсла.
Полдня провозились в попытках привести лодку в порядок. Уж больно охота попасть в самые ягодно-грибные места, куда и плыть не один час, а двинуть пешком вокруг озера – даже подумать страшно – пожалуй и за целый день не дойдёшь.
Рискнули. Плывём. Один гребёт, двое черпают воду – лодка всё равно немилосердно течёт…
Среди белых лилий, жёлтых кубышек, прорезая изумрудные поля ряски и вязкие заросли водяных гиацинтов. Час, другой… тянутся протоки да камыши, гудят тучи комаров, и серые цапли тайком провожают любопытными взглядами странных гостей. Лес только угадывается по вершинам, изредка проплывающим над сплошной стеной тростников.
Солнце уже катится к горизонту, а мы всё гребём. Посменно. Уставшие, намокшие и взмокшие – «трое в лодке, как собаки» – удручающе медленно пересекаем широкое озеро.
Наконец, за длинным камышовым островом – узкая песчаная полоска – и тяжёлая тень густого бора, где ели уже наливаются янтарным огнём заката. Садимся вдвоём на вёсла – вторым или уже пятым дыханием, на рывок. А солнце толкает нас в корму последними лучами, торопясь скрыться за лесом.
Успели. Небо полнится густой синевой, гаснут малиновые отблески, и под пологом леса воцаряется темнота.
Смолистые еловые дрова весело трещат, и костёр почти у самого берега далеко разбрасывает яркие блики по зеркальной глади ночного озера. Там, за широкой полосой воды, за колышущимися камышами, дрожат и мерцают огоньки сонной деревни. Недалеко – километра три. По прямой. А мы сидим на самом краю света… Отсюда вообще не факт, что можно пешком выбраться – у нас за спиной, за лесом – многие километры почти непроходимых трясин. И даже к берегу напротив, где деревня, не пристать – там камыши, ил, грязь и топь.
Сидим у воды, пьём чай, да слушаем ветер.
После вчерашнего заплыва дрыхнем без задних ног. Умотались изрядно. Наверное, так бы и совсем проспали – но не судьба. Ни свет ни заря – над ухом – «и-и-буууммм!». Аж подпрыгиваем. И ещё раз, другой, третий! Чертыхаясь, выбираемся в промозглую хмарь. Ничего не видно – туман затянул берег, да и темно – рассвет только занимается где-то за стеной леса. Вертим головами – никого… Холодно. И сон куда-то улетел…
А вообще – мы сюда грибы да ягоды собирать, а не спать до обеда приплыли.
Снова раздуваем ещё не до конца погасший костёр – трещим ветками, гремим котелком. И вдруг – прямо в нескольких метрах, из ближних камышей – фух! – ракетой взмывает птица. Опять подпрыгиваем. Выпь. Не зря её зовут водяным быком или бугаём – знатна орать. И маскируется получше разведчика. Значит, как мы завозились – она затаилась и ждала. А мы всё не уходим. Махнула, типа, крылом и улетела.
Пока позавтракали – совсем рассвело. Пора в лес.
Вокруг сырой сумрак – колонны елей поднимаются из моря черничника, и весь лес заполнен полупрозрачным туманом.
Между ветвями и танцующими кривыми стволиками повисли серебряные сети паутин, украшенные жемчугами капель росы. Сияют-переливаются, вспыхивают радугой в пробивающихся утренних лучах.
Мох густой – когда ступаешь между кочками – погружаешься мало что не до колен – и где-то там в глубине серебристо-зелёного ковра всхлюпывает вода. Холодная до того, что чувствуешь её даже сквозь сапоги.