Три папки, названные фамилиями дипломников. Видимо, там совместно с ними полученные данные.
Есть папки с фотографиями на микроскопе каких-то образцов, видимо, сделанных не по ведущимся на кафедре исследованиям, а на заказ. Например, «Шри Ланка» (?), «Ломико». По виду снимков уже ничего не понять и не вспомнить. Правда, две упомянутые папки вложены в папку, названную «графит». Значит, это и был графит. Но зачем его надо было смотреть под микроскопом, что искать, не знаю.
Вот папка «тезисы в Мичиган». По содержимому – тоже об «алмазоподобной» плёнке. Я точно не ездил в Мичиган. То ли тезисы не приняли, то ли ездил кто-то другой. В списке авторов там 7 человек. Строго по алфавиту. В результате начальник (он же – единственный доктор наук) попал в середину, а изготовитель образцов в самом конце. Я же, наоборот, первый. А толку?
Нет, в общем, примерно всё это я упоминал. Даже есть папка с измерением толщины поверхностного слоя на частичках порошка.
О, есть папка «микроскоп», а в ней куча вложенных папок, названных, видимо, фамилиями или именами заказчиков измерений. И в них ещё вложенные папки, если типов или партий образцов было несколько. Надо найти тут что покрасивее…
Вот, наверное, желчь разъедает «алмазоподобную» плёнку вдоль царапины или трещины[93 - Снимок пришлось уменьшить с 4164х3120 пикселов – да, такая у микроскопа матрица – до 2082х1560, иначе файл конвертер Литрес не мог конвертировать. Хотя до заявленного ограничения размера файлов было далеко.].
Эти радужные полосы – не дефект, а специально устроенная интерференция для измерения высоты ступеньки AlN на Al
O
(или наоборот, уже не помню).
Вот измерения численных параметров на снимке: угла и размера.
Вот это сделано для Малинковича. Но что это такое разноцветненькое, теперь уже не помню совсем. Называется снимок «4 laser». Для лазера, значит.
А вот, кажется, электрический пробой плёнки. Написано, 35 секунд.
Увы, тех снимков, которые заставили меня написать отчёт на 80 страниц, тут нет. Наверное, остались на работе. Да и вообще это сильно не все результаты моей работы. Видимо, то, что я утащил случайно, собираясь дома над ними работать. И это ещё довольно много по сравнению с местом, где делал работу, за которую совсем не стыдно, в ИПТМ. Ну, то есть, есть диссер в бумажном виде. Но он напечатан не в Ворде, а ещё в Кайрайтере, до Виндоуса. Правда, Фил его пытался конвертировать в Ворд. Но там много правки требуется. Программа конвертации лингвистическая и не предназначена для. Потом, не сохранилось результатов работы в фирме ИСТ. Так-то по большей части неинтересно, но какие-то вещи мог бы и записать.
А какие-то записывать и не стоило. Например, в МИСиСе послали меня на курсы повышения квалификации. Совершенно так же, как в Саратове посылали в колхоз и чинить крышу, а в 1С в технологический отдел. По разнарядке. Курсы были про стандартизацию… всего. Инструкций по технике безопасности, отчётов, проверок температуры в помещениях (она существенна для некоторого оборудования), графиков дежурств и т.д. и т.п., множества совершенно не связанных между собой вещей. Очень по нраву бюрократам, должно быть. Сплошная форма без никакого осмысления нужности или ненужности содержания. При этом подавалось это под видом ужасно прогрессивного метода работы, придуманного неким американцем, который в США, правда, им никого не заинтересовал. И, по-моему, правильно, ничего, кроме рекламы, в его методе и нет. Поехал в Японию и как-то задурил японцам голову… или даже им-то не задурил, но потом стал ездить по миру уже с как-бы-японским методом, и тут-то и прославился. Не помню его фамилии. Да и зачем?
Внерабочая работа
Тут я хочу вспомнить не о занятиях графоманией и не о съёмках фильмов. То не работа, а хобби. Это – про критику эфиродинамики и про раскопки, как образовался термин «атомы» в древнегреческом, которым дала толчок «эфиродинамика».
Критика эфиродинамики
Мой тесть, Владимир Антонович Дыбо, по профессии лингвист. Он академик РАН, основатель т.н. московской лингвистической школы, занимается ностратикой[94 - Ностратическая семья языков – более древняя, чем индоевропейская, включает индоевропейскую, алтайскую и др. Я как-то был на ностратическом семинаре. Очень интересно.] и очень сложным разделом лингвистики, акцентологией[95 - какие бывают типы ударения, как они преобразуются, напр., при переходе слов из одного языка в другой, в т.ч. когда один язык исторически происходит из более древнего, как это связано с другими преобразованиями гласных и согласных в словах – примерно так (на мой непрофессиональный взгляд)]. Когда я его пытался спрашивать о его работе, и он с готовностью объяснял, я не понимал практически ничего. А стоило мне переспросить, что означает данный термин, он объяснял, но… употребляя ещё десять незнакомых мне терминов. Я понял, что так всё равно ничего не пойму: надо иметь начальное лингвистическое образование. Для него все эти термины настолько привычны и очевидны, что он не может себе представить, что они для кого-то могут представлять сложность для понимания. Так что не может объяснять, избегая их. Может быть, это и в принципе невозможно. Я опасаюсь, что и моё изложение встречавшихся мне проблем, страдает тем же недостатком. Но не мог же я заменять всюду термин «микросхема» описанием вроде «та штуковина, которая делает возможным работу сотового телефона, компьютера и мн. др.»
Так вот. В детстве Владимир Антонович увлекался физикой. Например, он сделал детекторный приёмник. Антенну для него, чтобы сигнал был побольше, развешивал по деревьям. Занявшись лингвистикой, он продолжал читать научно-популярную литературу по физике. К сожалению, он всегда испытывал недоверие к теории относительности, поскольку её положениям свойственно некоторое противоречие обычному физическому опыту из окружающей реальности. Есть даже термин «парадоксы теории относительности», описывающий эту её особенность.
В результате ему понравилась книга В.А. Ацюковского, ныне покойного, но тогда очень активно публиковавшегося (он умер в 2021 году), об «эфиродинамике», содержащая критику теории относительности и попытку построения физики на основе эфира, представляемого как вязкий газ, состоящий из особых частиц, намного меньше всех элементарных частиц современной физики. Он назвал их амерами – это одно из названий атомов у древних авторов, обсуждавших атомистическую теорию Левкиппа-Демокрита, но Ацюковский считает термин принадлежащим самому Демокриту и «восстанавливает» историческое название, хотя в его описании эти частицы сходны не с атомами Демокрита, а с гомеомериями Анаксагора. Из этих частиц у Ацюковского состоит не только сам эфир, но и всё вещество вселенной. Через его посредство осуществляется не только электромагнитное взаимодействие, как в традиционном представлении об эфире, но и гравитационное. Естественно, такой взгляд приводит к пересмотру всей физики, от квантовой механики (которую он отрицает начисто) до устройства галактик (в сведениях о котором он застрял на уровне прошлого, а то и позапрошлого века).
Начинает он с критики современной физики с позиций философии, а именно, диалектического материализма. Который он, правда, с моей точки зрения, понимает с таким перекосом в пользу материализма, что забывает о диалектике. Считает электрическое и прочие поля идеализмом, например. Но это ещё ладно. Основная его методическая концепция: нужно вернуть в физику наглядные модели. Применяет он и математические формулы. Но, если рассмотреть внимательно те и другие, модели оказываются неработоспособными, а формулы ошибочными.
Я пытался критиковать «эфиродинамику», но ВА не поверил, что вся она ошибочна. – Мало ли, – говорил он, – в отдельных формулах могут быть ошибки, а основная концепция правильная.
Ладно, я взялся проверять все модели и формулы в книге. Изданной, кстати, «Энергоатомиздатом». Что после запуска Роскосмосом на орбиту «машины Дина», она же «гравицапа», и поисков МЧС упавшего в тайге самолёта с помощью экстрасенсов уже не очень удивляет.
Ошибок было так много, что их разбор превратился в книгу примерно такого же размера. И это я ещё не стал рассматривать модели атомных ядер. Но это обосновано тем, что его модель нуклона (для протона и нейтрона она у него одинаковая), как вихря сжатого (но по-прежнему газообразного) эфира рассыпалась у меня раньше, а какие же ядра атомов без составляющих их частиц? Рассыпалась она не в идейном, а в буквальном смысле. Автор «эфиродинамики» учёл необходимость равенства давлений эфира внутри и снаружи модели, и добился этого равенства при помощи охлаждения нуклона. А вот не менее необходимого равенства скорости диффузии амеров через поверхность нуклона внутрь и наружу он не учёл. Да и не вышло бы добиться одновременно обоих равенств. В результате такой протон тает, причём очень быстро, за время 8·10
секунд. Это фатально для всей теории, потому что на модели нуклона как вихря сжатого эфира там построено буквально всё. В частности, этот вихрь инициирует в окружающем эфире течения, изображающие электромагнитное и гравитационное взаимодействие. Время его жизни до распада определяет размер галактики, потому что по Ацюковскому в ней нет гравитации, её размер определяется тем, что как раз на границе все нуклоны, созданные в центре галактики, добираются до края, где рассыпаются обратно в состояние разрежённого газа, т.е. эфира. И т.д. В принципе, этого было бы достаточно, но я прочёл всю книгу и отметил все ошибки, кроме, как я уже признался, модели атомного ядра. Критика была предельно конструктивной: встретив ошибку, я пытался её исправить. Иногда это получалось, что приводило просто к другим цифрам. Иногда нет, как с моделью нуклона. Мне не удалось придумать, как её спасти.
Разве что сделать жидкой, но автор настаивал на том, что эфир всегда газ. Потому что между его частицами нет никаких сил взаимодействия, они могут только упруго сталкиваться и разлетаться. Да и какие могут быть между ними силы, если он все силы отменил и заменил потоками эфира? Всякое дальнодействие, все эти поля, кулоновское и прочие, он считает проявлениями идеализма (привет от философии). Тут у него возникает, правда, ряд противоречий, например, у эфира очень большая вязкость, допускающая существование поперечных волн, что газу не свойственно. Впрочем, и жидкости тоже. Именно так было обнаружено сейсмологами жидкое ядро Земли: через него проходят только продольные волны звуковых колебаний от землетрясений, а поперечные – нет.
Ещё хуже то, что и упругое соударение меж собой должно обеспечиваться каким-то непростым устройством частиц эфира. Он честно пишет: да они состоят из ещё более мелких частиц эфира-2, а те – из частиц эфира-3 и так до бесконечности. Так попытка устранения из физики полей привела к бесконечной иерархии, не нужной ни для чего другого. А ведь он сам утверждал, что следует Демокриту и назвал частицы эфира амерами. Это не презрительное наименование американцев, а, действительно, одно из ранних названий атомов, которых было сперва много… Но об этом речь дальше. Однако бесконечная делимость – точно никак не свойство атомов Демокрита, как бы они ни назывались. Новизна физики Демокрита состояла как раз в том что атомы – предельно малые частицы. Само их название показывает, что их нельзя разделить. А бесконечная делимость – свойство гомеомерий Анаксагора, но его Ацюковский почему-то не хочет считать для себя образцом.
В итоге я написал целую книгу критики. Тут мне стало жалко, если её прочтёт только ВА, и я, ужав её до статьи, отправил в «Бюллетень в защиту науки», полагая, что там этой критике самое место. Потому что Ацюковский вовсе не безобиден. Он призывает не верить учёным, зовёт под свои знамёна инженеров. Собственно, он и сам по образованию инженер. Он доктор технических наук, занимавшийся вихреобразованием в воздухе при обтекании им деталей самолётов, и на вихрях построил свою теорию, приписав им мистические свойства, вроде невыполнения второго начала термодинамики. Он успел выпустить книжку для детей о том, как «по-настоящему» устроен мир, и он успел почитать лекции в ВУЗе, готовящем чиновников. И так уже его труд выпускается «Энергоатомиздатом» – ещё немного, «его» студенты станут начальниками и откроют ему зелёную улицу за обещания решить энергетическую проблему доступом к внутренней энергии вещества и мн. др. а ля Лысенко в биологии.
Кроме того, пока я анализировал одну его книгу, он выпустил «эфиродинамику» уже в двухтомном варианте. Или трёх? Дошёл до полного бреда. Оказывается, растения получают нужный им углерод не из СО
, а из… кислорода воды. Преобразуя его в углерод с помощью ядерной реакции. Если он прав, следует держаться как можно дальше от любой растительности во избежание облучения ?-частицами. А над всеми теплицами поставить воронки для сбора ценного гелия. Не замечает человек простейших (и невозможных) следствий из своих гипотез.
Однако «Бюллетень в защиту науки» не стал принимать Ацюковского всерьёз. И мою статью не принял. Тогда я издал книжку в том частном издательстве, где печатались знакомые лингвисты. Издатель, правда, испугался такое издавать и попросил рецензию от какого-нибудь крупного физика. А то как-то не того: к.ф.-м.н. критикует д.т.н., как бы кто не наехал на издательство. Мне удалось через знакомых найти такого физика, академика Алексея Александровича Старобинского. Он физик-теоретик, автор работ по гравитации и космологии. Если не путаю случайно слышанную информацию, принят в Академию ещё будучи кандидатом, а не доктором физико-математических наук, что представляет собой редкое исключение. Старше меня на 8 лет. Сам я ни с одним академиком не знаком, кроме ВА, но он лингвист. Старобинский согласился потратить время на ознакомление с моей книжкой и написал рецензию, в которой, правда, намёком выразил удивление, что кто-то тратит время на критику такой очевидно ненаучной чуши, как «эфиродинамика», но всё же отметил, что эта критика совершенно правильная и, вероятно, полезная.
Забавно, что, как он мне сам рассказал (мы позже познакомились в «Клубе 1 июля», в котором я сам, естественно, не состою, но меня как-то взяла с собой жена), это ему вскоре же пригодилось, когда он был в оргкомитете какой-то конференции, а туда как раз хотели прорваться сторонники Ацюковского. (Да, у него есть много сторонников!) А Старобинский им ответил, что ни о каких их выступлениях не может быть и речи, потому что их теория полностью опровергнута в книге Боруна. А они и не читали, и возразить было нечего.
К сожалению, хотя я сам считаю книгу полезной, ВА она не переубедила. Он даже прочёл её, один раз, но сказал, что надо не прочесть, а проделать все те вычисления, что проделал я, чтобы убедиться в правильности их, а не формул Ацюковского. А это сделать ему совершенно некогда. Ну, как говорится, имеющий уши да слышит. В конце концов, от того, что лингвист верит в бредовую физическую теорию, вреда физике нет.
Забавно, что он сам мне рассказывал, как когда-то прочёл «Сердце змеи» Ефремова и обменялся о нём мнениями со знакомым химиком. Тот высказал мнение, что, конечно, жизнь на основе фтора вместо кислорода – чушь, а вот лингвистические гипотезы там интересные. – Ну вот, – не согласился ВА, – всё наоборот, я считаю. Лингвистические гипотезы там полная ерунда, а вот жизнь на основе фтора меня очень заинтересовала…
Термин «атомы»
Поскольку я начал рассматривать творение Ацюковского с самого начала, то критиковал и его философские искажения Ленина, и заблуждения по поводу Демокрита – это насчёт амеров. Он, как я потом понял, прочёл книгу Лурье «Демокрит» и усвоил из неё гипотезу автора о том, что у Демокрита было два вида атомов, физические, именно атомы, и математические, амеры. Ацюковский сделал амеры тоже физическими объектами, только гораздо мельче атомов. И написал, что называет их так, как называл сам Демокрит.
И тут я вдруг подумал: а как, собственно, называл их сам Демокрит? Когда нам рассказывали про атомистическую теорию Левкиппа-Демокрита, никто прямо не утверждал, что атомы с самого начала назывались атомами. Хотя это как бы подразумевалось. А что на самом деле?
Я взял у ВА книгу Лурье «Демокрит», в которой он собрал все отрывки древних авторов, в которых обсуждалась не только атомистическая теория Демокрита, но вообще всё его философское наследие. Вовсе не только атомы. Но я выписал из неё все упоминания атомов и связанных с ними моментов, фиксируя названия, под которыми они там фигурировали. Из русского перевода, естественно. Древнегреческого я не знаю. Лурье употребляет слово «атомы» довольно часто. После этого я вооружился взятым у ВА (или у Ани?) словарём древнегреческого и стал отыскивать соответствия этим «атомам» в оригиналах текстов. Часто я не мог найти в словаре нужного слова и был вынужден обращаться к ним обоим за помощью. Если я правильно понял, у древних греков гораздо больше вариаций букв в корнях слов в зависимости от формы слова. Падежа, например. В результате, чтобы найти слово в словаре, нужно знать законы этого варьирования. Всё-таки я залез в совершенно чужую область и она показалась мне нелогичной и запутанной. Хотя сама задача была довольно простой. Хотя и довольно трудоёмкой.
К моему удивлению, половина «атомов» в переводах Лурье оказались вставлены при переводе. Аристотель вообще обожал писать фразы без упоминания предмета, о котором пишет, дескать, в первой фразе сказал, а потом зачем повторять. Не знаю, это его манера или вообще так было принято. Но это ладно. Главное, разных обозначений атомов у него штук тридцать. Атомы (неразрезаемые), адиайрета (буквально неделимые), амерэ (не имеющие частей – на которые их можно было бы поделить), апатэ (не подверженные воздействию, так сказать, апатичные), не говоря уже о «мельчайших», «невидимых», «неощутимых» и прочих не придуманных специально терминов. Но! В тех местах, где он цитирует непосредственно Демокрита, атомы называются совсем не так. «Плотное», «твёрдое», «существующее» (в отличие от «несуществующего», т.е. пустоты между атомами), такие там обобщённые обозначения, описывающие атомы не как индивидуальные предметы, а в целом, как явление, вроде снега (вместо снежинок). Сам же Аристотель попросту выбирал название, наиболее соответствующее той особенности атомов, которую в данный момент обсуждал. И это отнюдь не только неделимость. Не буду подробно пересказывать. После Аристотеля в трудах философов количество обозначений уменьшается, уменьшается… И к началу эры остаются практически только атомы.
Т.о., а) Демокрит не называл свои атомы ни атомами, ни амерами, б) оба эти названия придумал, судя по всему, Аристотель, причём в ряду тридцати других.
Если мне позволено высказать гипотезу, основанную на комментариях Лурье о споре по поводу природы атомов, именно этот спор и обусловил победу «атомов» над всеми остальными наименованиями. Спор заключался в том, что именно могло бы быть причиной неделимости атомов. Предлагалась их физическая прочность, отсюда «атомы», неразрезаемые, либо отсутствие частей, на которые их можно поделить, своего рода квантовый предел квантованного мира, отсюда «амерэ», бесчастные. Со вторым подходом особенно ожесточённо спорил Аристотель, который подробно разбирает математическое доказательство Демокрита о необходимости существования предела деления и показывает его ошибочность. Этот подход и восторжествовал, в конце концов. Применение одного из двух терминов сразу показывало, на какой вы стороне в споре. Попытка увильнуть и использовать нейтральный термин типа адиайрета или апатэ вызывала раздражение с обеих сторон спора, как попытка униатов примирить католиков и православных, в результате которой им достаётся с обеих сторон.
Кстати, можно заметить, что Лурье, похоже, не прав, считая амеры особым, математическим видом атомов. Скорее, древние философы не разделяли резко физику и математику, по крайней мере, в вопросе о делимости или неделимости. В том математическом доказательстве Демокрита речь шла о делении отрезка. Аристотель, рассуждая об этом, представлял себе распиливание деревянного бруска, упоминал опилки…
Это не единственное место, в котором я не согласен с Лурье. Он, например, предполагает, что Демокрит был дальтоником, потому что в рассуждениях Теофраста, ученика Аристотеля, представлена теория цветов Демокрита (где цвет – не индивидуальное свойство атомов, но только коллективное), и там красный происходит из зелёного или наоборот, не помню. Между тем, это взаимно дополнительные цвета, так что каждый и впрямь можно получить из другого. В детстве мы с другом растворили как-то пасту из стержня шариковой авторучки, и оказалось, что раствор в пробирке имеет на просвет розовый цвет, но на отражение – изумрудно-зелёный[96 - Тут мне брат возражает. Моё убеждение, полученное из системы, разделяемой художниками, насколько я понимаю, что красный и зелёный – дополнительные цвета. Это система цветового круга, разработанная немецким художником Ф.О. Рунге в 1809 году, в которой все цвета получены из трёх основных: жёлтого, красного и синего. Действительно, все, кто рисовал цветными красками или карандашами, знают, что фиолетовый можно получить, смешав красный и синий, зелёный – смешав синий и жёлтый. А вот основные из других не получаются. Между тем при разработке цветных мониторов, где смешиваются не поглощающие цвет краски, а излучаемый люминофорами цвет, всё наоборот, жёлтый получается из зелёного и красного. Кажется. Во всяком случае, основные цвета RGB – красный, зелёный и голубой. И цветом, противоположным красному, является голубой, а не зелёный. Не знаю, какая система была в Древней Греции, кажется, греки не различали синий и зелёный, по крайней мере, по названиям. Но предпочитаю для рассмотрения в данном случае использовать более старую систему.]. Да и Теофраст мог ошибиться. Он, похоже, прежде, чем критиковать, развивал критикуемую теорию до всех возможных следствий, и так получал материал для критики. Ну ладно, это я слишком увлёкся деталями.
Я построил график, который показывает, как постепенно с годами атомы побеждали все прочие названия. Забавно, что при этом я столкнулся со своего рода соотношением неопределённостей, которое оказалось свойством вовсе не одной только квантовой физики. Чем точнее я определял интервал времени для данной точки графика, тем меньше оставалось работ древних философов в этом интервале, меньше случаев употребления любых наименований атомов и меньше точность определения количественных соотношений тех и иных наименований. Чем точнее я хотел определить количество, тем шире приходилось брать временной интервал.
В итоге этого рассмотрения я тоже написал статью и отправил в философский журнал. Историей древней физики занимаются философы в рамках изучения древней философии. Редактор, по фамилии Файер, пришёл в восторг. Он сообщил мне, что многие философы не любят формул, но он не из их числа. Напротив, он считает, давно пора! Он мне активно помог улучшить статью, причём в двух отношениях. Во-первых, дал списать огромный 90 с чем-то томный энциклопедический немецкий словарь по истории философии. В нём я нашёл многие даты жизни и даже, иногда, время написания той или иной работы того или иного древнего философа. Которых не нашёл в источниках на русском языке. Я, правда, и немецкого не знаю, не только древнегреческого. Так что пришлось опять время от времени обращаться за помощью к лингвистам. И в итоге переделывать все таблицы и графики.
Кстати, интересный факт. В биографии Аристотеля указано, что в детстве он обучался физике по Демокриту. Видимо, это в тот момент была новейшая и признанная картина мира. А потом вырос и раскритиковал вдрызг.
Во-вторых, Файер подсказал, что неправильно ссылаться только на одну книгу Лурье, притом не очень новую. И посоветовал какой-то оксфордский Компендиум. Я заглянул в него, и обнаружил, что там ничего подобного нет. Там вообще нет древнегреческого, только английский. И термин «атомы» предполагается принадлежащим Демокриту. – Ну и ладно, – не выказал разочарования редактор, – так и напишите, ничего нет, а ссылка в списке литературы будет…
Но потом дело застопорилось. Он показал статью двум коллегам. Видимо, как раз тем, кто против формул в философии. Они отозвались отрицательно. Он попросил меня получить положительный отзыв от Лебедева, который, оказывается, единственный у нас признанный специалист по научной терминологии древних греков. Но получить отзыв от Лебедева мне не удалось. Ни положительный, ни отрицательный. Он скрывается от излишнего общения на Крите, где что-то раскапывает, адреса почты никому не даёт, а через его институт статью передать не удалось – или, может, они-то передали, но он не стал читать. Или не стал отвечать. В общем, увы.
Пришлось и это исследование оформить в виде книги и опубликовать за свой счёт. В том же издательстве. На этот раз рецензии не потребовалось, так как я ни на кого особенно не нападал. Хотя на самом деле это тоже был, в т.ч., камешек в огород Ацюковского. О котором он, впрочем, думаю, не узнал.
Кстати, другое историческое исследование с помощью математики мы с братом вместе помогли осуществить его другу, Володе Слонову. Так-то он учился на физическом факультете, но увлекался связью физики с философией. В частности, утверждал, что где-то у Гегеля предсказано скорость света, тогда ещё не измеренная. И археологией увлекался. Он взял из всевозможных альбомов с изображениями музейных древних амфор соотношения их размеров и попытался восстановить коэффициенты в формуле Герона для вычисления объёма амфоры по её линейным размерам. На самом деле в формуле Герона вычисляется некая площадь, но для амфор определённой формы при определённом множителе она даёт объём. Известно, что было три таких множителя, но история сохранила только два. Мы изобразили на графике объёмы всех его амфор, рассчитывая получить три гауссовые «шляпы», две из которых будут соответствовать известным коэффициентам Герона, а третий – потерянному. Неожиданно шляп оказалось четыре. Слонов предположил, что некий вид амфор, самых приплюснутых, учёл напрасно – греки вообще могли не считать эти амфоры амфорами и не применять к ним формулу Герона. В общем, успех получился слишком большой, и попытка публикации встретила у Слонова большие трудности. Кажется, всё же через много лет опубликовать это удалось – когда умер его археологический наставник.