Моряк солёны уши. Пермский этап

– Во-первых, чисто материальная ценность: резная серебряная подложка инкрустирована рубинами. Оконечности креста из черного дерева завершены изумрудами. И Христос – золотой. Затем, тонкая работа. Ну, и древность, конечно.

– И сколько эта штучка стоит?

– Много, но сразу трудно сказать сколько. Нужна экспертиза. А, где ты достал эту редкость?

– В Пермском крае, у деревни Глиниха в карстовой пещере, куда её спрятали отступавшие беляки.

И Барсуков рассказал Шонсу всю историю, связанную с находкой. Шонс возбудился и предложил организовать экспедицию в Пермский край. Барсуков согласился, но предположил, что из-за многолетней давности все могло прийти в негодность.

– Ничего. Золото и камушки не ржавеют.

Очень оперативно Шонс зарегистрировал контору по исследованию карстовых явлений в Пермском крае и получил необходимые разрешительные документы. Вскоре два фургона, груженые оборудованием и инструментам выехали из Петербурга и взяли курс на Урал.

До Кунгура доехали без происшествий. Отметились в районной администрации, оформили нужные бумаги и отправились в Глиниху. Деревня неприятно поразила Барсуеова. Уменьшилось число изб. Закрылась школа. Детей стали возить на учебу в Орду. От церкви остался лишь угол сруба. А самое главное – запустели поля.

Нашли старосту. Предъявили документы. Староста, хитроватый мужичок с редкой бородкой, просмотрел документы, оглядел питерцев и изрек:

– Я знаю зачем вы приехали.

– Зачем?

– За колчаковским кладом.

– Почему вы так решили?

– Что я экспедиций не видел? Экспедиции не так оснащены.

– Предположим, вы правы. Ну и что?

– А, то, что вы опоздали. Там уже все выгребли. Я ходил, смотрел. Одно тряпье осталось.

– Может что-нибудь найдем.

– Попробуйте.

Когда вышли на карстовую воронку с пещерой, то сразу поняли, что староста был прав. На дне воронки валялись обломки досок, какой-то брезент, клочья бумаги.

И все-таки бывшие моряки приехали не зря. Они обнаружили и вывезли в Петербург очень много интересного:

– три завернутых в пергамент полковых знамени (в очень плохом состоянии),

– два полуистлевших морских мудира,

– 21 крест «За усердие»,

– морской кортик,

– попорченные плесенью церковные хоругви,

– две подгнившие деревянные скульптуры каких-то святых,

– кипу машинописных документов,

– 8 Георгиевских крестов,

– несколько небольших картин, скатанных в рулон

и еще много чего по мелочи.

Грабители в спешке обронили и затоптали в грязь несколько уникальных ювелирных изделий, а питерцы их нашли.

Шонс, рассматривая перстень с изумрудом, ограненным в пятигранную пирамиду с бриллиантом на каждой грани, изрек: «Только ради одного этого уникума стоило ехать сюда».

Приехав в Питер, компаньоны рассортировали добычу. Ювелирные изделия и часть крестов они пустили в дело, а военные реликвии раздали по музеям. Так в Артиллерийский музей были переданы полковые знамена, часть крестов. В Военно-морской музей отдали морские мундиры и кортик. В Русский музей передали деревянные скульптуры, хоругви и картины. Музеи были очень благодарны и довольно быстро включили новые приобретения в свои экспозиции.

Однажды Барсуков заглянул в Военно-морской музей. К своему удивлению в одном из залов он увидел переданные музею попорченные морские мундиры из карстовой пещеры. Они были тщательно отреставрированы и снабжены табличкой:

«Выходной и парадный мундиры адмирала А. В. Колчака.»

Перед мундирами лежал морской кортик.

Выйдя из музея, Барсуков пустился в мудрствования:

«У всех муз их поклонники и служители – вполне адекватные и даже талантливые личности. И только Клио не повезло. Во все времена, а в наше время особенно, историки – это несерьезные коньюктурщики, подлаживающиеся под власть. Совсем недавно во всех учебниках, энциклопедиях, исторических монографиях Колчак – это лютый враг и изверг, заслужено получивший смертный приговор. Теперь же Колчак – крупный исследователь, ученый, герой Порт-Артура и Первой МВ, последовательный борец за идею.

Вот уже и шмоткам адмиральским нашлось место в музее. Да, что там шмотки. В Иркутске, где товарищ Блатлиндер расстрелял адмирала, поставили очень хороший памятник Александру Васильевичу Колчаку. И в Омске – тоже. Собираются ставить (или уже поставили) в Севастополе.

А исторические факультеты в университетах следует закрыть. История – это не наука. Пусть историей занимаются искренние любители и энтузиасты».

Может быть Барсуков был и не прав в своей скалозубщине, но факт остается фактом: простой торговец мехами сделал для истории больше, чем сотни докторов исторических наук.

Найденные в пещере цацки Шонс очень выгодно сплавил за границу. Барсуков пилил его за сданные в музей картины. Их тоже можно было бы успешно продать.

– Верно говорится: «Жадность фраера сгубила». Картины же засвеченные, с подписями авторов. В миг сгоришь».

Фридрих Маркс

Бывшие казармы ПВКИУ

Лешка Барсуков крепко дружил с Сашкой Ахламовым, с этим полу цыганом-полу хохлом, черноволосым весельчаком и заводилой. Они работали в одном цеху и в вечерней школе учились в одном классе. Однако, после окончания десятилетки их пути разошлись. Лешка пошел в военно-морские инженеры, а Ахламов поступил в Военно-морское политическое училище.

Хотя Барсуков и тянул Сашку в инженерное училище, тот ни в какую. «Ты, что, Леха, я ж не пробьюсь. У меня по математике и физике тройки. А, там знаешь какой конкурс, ого-го! В Политическое же берут – только приходи. Да и работа у политика не пыльная: поговорил немного и все, и море на замок.»

Друзья стали встречаться редко, но все же встречались. Однажды Ахламов попросил Лешку подарить ему ленточку с бескозырки.

– Зачем? У тебя же есть ленточка.

– Ты видишь, на ней написано «…политическое училище».