Крах дипломатического «Согласия»

Поднялся страшный гвалт. Торговцы кричали, что это беззаконье, бабы в рядах надрывно голосили, как будто у них отнимают последнее.

Красногвардейцы начали стрелять в воздух и только этим навели порядок. Отряд стал загружать реквизированное продовольствие в грузовик.

– Это для трудового народа, – совершая экспроприацию, говорили красногвардейцы.

Дошла очередь и до Филипа.

– Вы не имеете права, – возмутился он, – я уже купил эти продукты!

– Проваливай отсюда, – огрызнулся матрос, – убирайся, да поскорее. Он кивнул товарищам на покупки, только что уложенные в «форд»:

– Это тоже забирайте!

– Постойте, верните тогда деньги, – возмутился Филип.

– У нас твоих денег нет, – ухмыльнулся матрос, – вот у этого кровопийцы твои деньги, – показал наганом на торговца.

– Батюшка, не погуби, – завопил тот, – у меня дома детки малые, я им гостинца хотел купить, не отбирайте ради Христа!

– Мы ничего не отбираем, реквизируем излишки продуктов согласно постановлению Петроградского совета в пользу голодающего трудового народа. Это надо понимать и проявлять революционную сознательность, товарищ, – разъяснил ситуацию матрос.

Филипу показалось, что говорил он с какой-то издевательской наглостью. Глаза у него блестели недобро, как у гангстера, грабящего поезд с деньгами и при этом убеждающего несчастных пассажиров, что это во имя справедливости. Джордан несколько лет проработал проводником вагона и был наслышан о таких случаях.

– Я не уйду, пока мне не возвратят деньги, я гражданин Северо-Американских Соединенных штатов, и Вы должны это уважать, – продолжал неседать он. – Я буду жаловаться на ваши действия в народный комиссариат.

– Верни ему деньги, – приказал торговцу матрос!

– Соколики, губите, – умоляюще запричитал тот, – как же я домой без денег и без товару, как же так можно?

– Не видишь, – матрос нахмурился, – кому деньги возвращаешь – это негр, угнетенная раса, американский пролетариат. Надо проявлять классовую сознательность, товарищ, ну, – махнул в сторону торговца наганом, – пошевеливайся.

Продавец достал из-за пазухи пачку денег, отсчитал Филипу сколько нужно, подал.

– Вот видишь, – хохотнул матрос, – и на гостинцы деткам осталось!

Он повернулся к Филипу и строго сказал:

– Предай своему хозяину, что революционный пролетариат – самый сознательный класс трудящихся, он разрушает мир насилия и капитала. Придет час, поднимутся угнетенные классы в Америке, тогда мы придем им на помощь и установим на всей земле царство свободы без императоров и королей, без вельмож и капиталистов, царство трудового народа. Понял? Так и передай!

Джордан, чтобы от него побыстрее отвязались, кивнул. Матросы покинули рынок, и Филипп на «форде» смог задом выехать из рядов. Хорошо что в Петрограде не один рынок, он еще успеет купить продовольствие для фуршета.

Джордан надавил на газ. Машина медленно поползла по нечищенной мостовой в сторону Литейного проспекта, Там были места, где торговали продуктами и можно было приобрести все, что вздумается.

Под вечер на фуршете в посольстве собрались гости: бизнесмены-купцы и промышленники, сотрудники дипломатических служб стран Антанты, деятели искусства, как же без них, и кое-кто из русских, тех, о ком нынешняя власть говорила «бывшие».

На вечер пригласили и политиков. Обращал на себя внимание окладистой бородой член центрального комитета партии социалистов-революционеров Николай Васильевич Чайковский.

Он громко рассуждал об узурпации власти большевиками, осуждал мирные инициативы советской власти, расценивая их как предательство интересов Антанты, и говорил о необходимости немедленного свержения большевистской власти. Упоминались фамилии главнокомандующего генерала Духонина, генералов Корнилова и Алексеева.

Посол Френсис благосклонно выслушивал уважаемого социалиста, такое решение политического вопроса было ему по душе.

От американского Красного Креста на вечере присутствовал полковник Раймонд Робинс. Он только недавно возглавил эту важную международную организацию и надеялся свернуть горы.

Полковник был подтянут, энергичен в речах и уверен в своей идейной позиции. Он, американский богач, сколотивший состояние на золотых приисках Аляски, как ни странно, сочувствовал русским большевикам и считал их единственной силой, с которой Западу надлежит общаться самым серьезным образом.

Орлиный нос и черные волосы делали Робинса похожим на американского индейца с новой пятицентовой монеты, не хватало только украшения из орлиных перьев.

Пламенные речи полковника о политическом моменте завораживали одних собеседников и вводили в ступор других. Казалось, что он осведомлен о событиях лучше самого посла.

Рядом с ним находился еще один гость из-за океана, сопредседатель комитета по общественной информации Соединенных Штатов Эдгар Сиссон. Он совсем недавно прибыл в Россию в качестве специального уполномоченного представителя президента Вильсона и пока только присматривался к окружающим.

Сиссону было немного за сорок, он известный в Америке журналист, в недавнем прошлом издатель и редактор журнала «Космополитен».

В 1917 году Сиссон неожиданно сменил журналистское амплуа и увлекся политикой. Впрочем, кто теперь политикой не увлекается? В России работало немало представителей американской прессы, каждый из них видел русскую революцию по-своему и корреспондировал об этом в газеты, которые печатали самую разнообразную, порой фантастическую информацию о событиях в России.

У Эдгара Сиссона тоже была на уме одна версия на тему источников финансирования русской революции, и он находился в Петрограде, чтобы её проверить и, если получится, приобрести обличительные документы для публикации в Штатах.

Гостей на вечере развлекал смешными рассказами поверенный в делах Бразилии Вианна Кельш. У него была свежая история на злободневную тему.

Кельш с упоением рассказывал собеседникам о том, как посол Френсис недавно упрекнул его в недостаточном информировании своего правительства о русских делах.

– Позвольте, – делал паузу эксцентричный бразилец, – мой телеграфный счет за этот год больше вашего американского!

Видя недоумение собеседников, он добавлял, что еще весной отправил телеграфом в Рио-де-Жанейро перевод речи Керенского о русской революции, истратив на это весь годовой почтовый лимит, в пересчете около тысячи американских долларов.

– Когда я служил на Балканах и проявлял рвение к службе, всегда получал взыскания. И тогда я понял, не делайте ничего лишнего, – довольно завершал он рассказ, обведя глазами публику, – тогда почет и продвижение по службе вам будут гарантированы. Вы знаете, это действительно так, ведь Петербург – не какая-то там болгарская София!

Все смеялись над забавным бразильцем. Подобных историй в его багаже было немало.

Прием проходил в двух залах посольства. Слуга Филип украсил их цветами и листьями папоротника. Купил он все это богатство также на толкучке. Видимо, растения поступили из ботанического сада, где же еще взять такую экзотику в ноябре в промозглом и открытом ветрам Петрограде?

В качестве угощений были поданы бутерброды с запеченой ветчиной и пирожные. Из напитков пунш и персиковый чай со льдом.

Гости увлекались пуншем, вели светские беседы. Почти все присутствующие предрекали скорую кончину большевизма. Открыто сомневался лишь полковник Роббинс. Он был знаком с большевстскими лидерами, вхож в кабинеты и знал ситуацию лучше других.

– Господа, – привлекая внимание, говорил он гостям, – один высокопоставленный большевик как-то сказал мне: «Даже если мы и есть политический труп, зловонный и смрадный, то, замечу Вам, покажите, кто же осмелиться его похоронить?»

«Наверное, это сказал Троцкий, – решило высокое общество, – он мастер подобных метафор, – и если сами лидеры большевиков так о себе думают, то конец их, скорее всего, близок».

Никто из присутствовавших тогда не догадывался, что большевизм в России в ноябре 1917 года еще только расправлял плечи, готовясь приступить к строительству нового общества. В этом обществе не было места буржуазии и прочим «эксплуататорам». Они должны исчезнуть как чуждые новой жизни элементы старого режима. Об этом Роббинсу тоже говорили товарищи в Смольном. Но в подобную перспективу развития событий пока мало кто верил.

Как всегда, после таких встреч гости расходились в приподнятом настроении. Им думалось, что со дня на день кошмар большевизма исчезнет с улиц Петрограда и всей России и к власти придут ответственные люди. Пусть это будет кто угодно, не так важно, монархисты или сторонники республики. Главное, чтобы они смогли покончить с этой вакханалией распоясавшейся черни и вернуть хоть какое-то подобие порядка. И еще важно, на этом настаивали коллеги по Антанте, чтобы продолжалась война до полной победы и Россия оставалась верной союзническому долгу.

Иностранцы сочувствовали лояльным Антанте русским, говорили, что Россию они в беде не оставят. Гостям американского посла очень хотелось этому верить.

Глава 2

В Петрограде на Французской набережной в доме № 10 располагалось посольство республики Франция. Когда-то набережная называлась по-другому, но в 1902 году, после визита в Петербург президента Третьей Республики Эмиля Лубэ, было решено переименовать её в честь союзной державы. Определенную роль сыграло и местоположение посольства.