«Постойте! – думал он, глядя на седоков франтоватых экипажей. – Постойте!.. Придет и мой час, сяду и я в такую же колесницу… непременно сяду! Без этого не умру… А теперь, когда у меня есть уже идея и план к осуществлению моих надежд, теперь я более, чем когда-либо, утверждаю это. Правда, задача моя очень трудна и опасна, но для чего же и жизнь?.. нет опасности, на которую бы я не пошел, нет средства, которым бы я не воспользовался для достижения своей цели! Граф Радищев похож на меня, и не только похож, но он мой двойник, судя по словам Наташи, – этого совершенно достаточно! Жребий брошен: или он, или я. Сама судьба, стало быть, дает мне конец нити к достижению моей мечты!»
Размышляя таким образом, Андрюшка давно уже оставил Невский и шел по пустынной улице, в конце которой высился каменный дом, где жила баронесса фон Шток. Согласно указаниям Померанцева, он опять остановился в отдалении и стал ожидать.
Теперь таинственный господин должен был подъехать сюда с своим сыном, студентом университета, о наружности которого и должен был сообщить Померанцеву имеющийся в кармане Андрюшки прибор.
Ждать молодому агенту пришлось довольно долго.
Час, назначенный для наблюдений его патроном, давно уже истек, и он собрался было уйти с донесением, что на этот раз предначертания Померанцева не оправдались. Вдруг внимание его обратил подъезжающий экипаж.
В нем сидел таинственный господин, а рядом с ним… О боже!.. Холодная дрожь пробежала по телу Андрюшки… Рядом, в студенческой форме, сидел не кто иной, как он сам, Андрюшка или, вернее сказать, поразительно точный двойник его.
Андрюшка в этот момент растерялся настолько, что забыл даже вынуть фотографический аппарат и пропустил обоих в подъезд.
– Да, она не солгала, – пробормотал он, – черт подери, какое сходство!.. Если бы я погляделся в зеркало, то не всякое отразило бы меня так хорошо… Есть зеркала, отражающие хуже этого натурального отражения.
Мысли целым вихрем завертелись в преступной голове юноши…
Он стоял как ошеломленный, тупо глядя в стекла подъезда, за которыми скрылось все его будущее.
Теперь глупо было бы идти к Померанцеву. Теперь он сам знает, как действовать! Он простоит тут целые сутки, двое, трое суток, но дождется выхода и проследит, не поверяя никому своей тайны. Но тут его поразила мысль, что Померанцев ждет его и если не дождется, то может сам явиться сюда или послать вдогонку ему другого своего агента. Кроме этого, тот же Померанцев стал бы искать с ним по одним следам.
Глаза юноши яростно сверкнули.
– Ага!.. Если так, то ладно же! Я не уступлю…
Затем Андрюшке пришло на ум, что есть и еще один опасный для него человек – это Наташа!..
Как он ни был уверен в ее любви и полной покорности, все-таки, в случае чего, она может стать ему поперек дороги.
– Что ж? – пробормотал он. – Опять же и с ней можно справиться!
Страшно было глядеть на это молодое, исказившееся лицо. Но еще страшнее сознавать было энергию, с которой подписывалось посягательство на жизнь двух первых жертв этого исчадия ада.
Он стиснул кулаки и, не зная, что делать, тупо глядел на зеркальную дверь запертого подъезда.
Начинало вечереть. Яркое, ослепительное солнце удлинило тени домов, склоняясь к закату. На пустынной улице, там и сям, стали показываться возвращающиеся чиновники; усталые и голодные, они спешили обедать. Андрюшка скользил своими огненными глазами по их апатичным лицам и не видел их.
Он ждал двух моментов: или появления откуда-нибудь из-за угла фигуры Померанцева, или же из подъезда – двух посетителей баронессы фон Шток.
– Кто будет раньше?! – в каком-то отупении задавал он себе вопрос. – Как устроит судьба?..
Судьба!.. О! Это странное слово!
Вдруг Андрюшка вздрогнул. Дверь подъезда распахнулась, и дремавший на козлах коляски кучер подал экипаж к подъезду. Господин и студент сели в него, и коляска быстро скрылась за углом.
Андрюшка кинулся за ними, вскочив на ближайшего извозчика. Ему хотелось сейчас же проверить всю эту загадку и разрешить вопрос, там ли живет этот двойник его, куда сегодня утром ходила на работу Наташа? Что же касается Померанцева, он больше не заботился о нем. Он больше не существовал для него.
Тайна прошлого
Чиновник Курицын в молодости был из типа любезников и балагуров. Вследствие этого, несмотря на свою довольно пошленькую наружность, он был любимец дам и считался лучшим кавалером в известном кружке. В те времена он служил еще в провинции. У одного сослуживца его была дочь действительно редкой красоты. Так случается, что где-нибудь на заднем грязном дворе, у покренившегося, подрытого забора лепится чахлый куст розы, а на ветках ее одиноко качается нежный пышный цветок.
Такова была и дочь чиновника Сапожникова, Наталья Ивановна.
Несмотря на жалкое убожество обстановки и грубые нравы своей среды, она выросла пышной красавицей и чудными глазами своими приводила в восторг всякого, кто только ни встречался с нею.
Чиновник Курицын сделал ей предложение, а чиновник Сапожников изъявил полное согласие, имея в виду многочисленность своего семейства. Притом он надеялся, что будущий зять рано или поздно сделает себе служебную карьеру.
Красавица Наталья Ивановна горько зарыдала, узнав о решении своей участи; но делать было нечего! Чиновник Курицын выдавался из своей среды и был еще одним из лучших женихов.
Вскоре была сыграна свадьба, на которой было очень оживленно и весело.
Сам жених чиновник Курицын был, однако, трезвее всех.
Наталья Ивановна сидела у низенького оконца домика в уездном городишке и со слезами на глазах смотрела на печальную картину провинциальной улицы, по которой медленно прогуливалась чахлая корова и общество кур с затесавшейся почему-то в его среду уткой.
Подвенечный наряд ее как-то странно дисгармонировал с окружающей обстановкой самой заурядной пьяной оргии. На нее никто не обращал даже внимания. Все гости были заняты опоражниванием бутылок сомнительного качества вина.
Вдруг мимо самых окон прокатила щегольская коляска. Это было диковиной в захолустном уголке; многие гости выскочили даже на крыльцо; вышла и сама невеста.
В коляске сидел красивый брюнет, в ногах которого покоился белый сеттер.
– Граф, граф! – зашептали все и в ужасе, словно от какой-нибудь опасности, скрылись вовнутрь домика.
Наталья Ивановна осталась одна и продолжала глядеть вслед уезжавшему экипажу.
В это время расфранченный ямщик оглянулся, сказал что-то седоку – и граф оглянулся тоже.
Наталья Ивановна все продолжала стоять на крыльце, как белое привидение чудной красоты. Ее подвенечный наряд при ярких лучах солнца делал из ее фигуры нечто волшебное.
Лихая тройка остановилась; граф, упершись коленом в сиденье ландо, глядел назад, не сводя глаз с чудного образа невесты.
Но вот он опомнился, сказал что-то кучеру – и экипаж, быстро повернувшись, подкатил к крыльцу…
Граф выскочил из экипажа. Это был красивый, стройный брюнет, с серыми глазами и тонкими чертами бледного, изящного лица.
Он сверкнул улыбкой и, сняв шляпу, проговорил:
– Если вы, молодая хозяйка, позволите мне присоединиться к вашему празднеству, то я бы с удовольствием выпил стакан… пива… По древнему русскому обычаю я имею на это право, как и всякий прохожий.
Пока граф говорил это, в сенях позади смущенной Натальи Ивановны собралась немая оторопевшая толпа с чиновником Курицыным во главе.
Все собравшиеся тут знали, какая громадная персона граф не только в их уезде, но даже и в Петербурге.
С недоумением вслушиваясь в слова графа, чиновник Курицын наконец понял, что визит графа имеет характер милостивой шутки и что он, вероятно тоже ради шутки, хочет войти к ним на свадьбу…
Сообразив это, он грубо оттолкнул Наталью Ивановну и выступил вперед, кланяясь в пояс и бормоча:
– Ваше сиятельство… если милосердие ваше будет… я сам жених и есть…