И бригаденфюрер выразительно «намекнул» рейхсфюреру глазами.
– Даже, если лично мне от этого будет хуже, нашим делам будет только лучше!
Гиммлер водворил очки на нос.
– Как доложил Хойзингер, противник закрепился на плацдарме, а третьего июля Первая американская армия перешла в наступления. Через пять дней за ней последовала Вторая английская.
Рейхсфюрер вздохнул.
– Был у нас шанс наподдать англосаксам. Монтгомери очень хотел получить лавры победителя – и полез в «мешок». Для того чтобы завязать на нём верёвку, нам оставалось лишь повернуть свою Пятнадцатую армию на юго-восток, и ударить по англосаксам между Каном и Фалезом. Это был бы новый Дюнкерк.
Шелленберг подался всем корпусом вперёд: информация для него была новой. Гиммлер посопел носом.
– Если бы мы только ударили!.. Но Рундштедт и Клюге уверили фюрера в том, что вторжение в Нормандию – это отвлекающий маневр. И он запретил трогать Пятнадцатую армию. Монтгомери вырвался. А ведь они с Эйзенхауэром уже рассматривали вопрос об эвакуации плацдарма, если мы бросим Пятнадцатую армию в Нормандию.
– Откуда, рейхсфюрер?
Удивление Шелленберга было честным, не наигранным: его «контора» такими «интимными подробностями» не располагала.
– От Хауссера: его также вызывали в Ставку. Армейская разведка добыла «языка» – штабного английского офицера. Вот он-то и «поделился» содержимым портфеля…
Гиммлер с удрученным видом махнул рукой.
– Да, что теперь об этом говорить: дело – прошлое. Упустили мы свой шанс. А в результате противник расширил плацдарм в Нормандии до пятидесяти километров, и взял Шербур. Это тяжелый удар по нашим позициям в Нормандии: Шербур – один из ключевых портов. И флоту, и сухопутным войскам придётся теперь очень туго. А по данным Йодля – он тоже отчитывался – англосаксы начнут на днях наступление из Нормандии. И они якобы уже имеют многократное превосходство над нашими войсками в танках, самолётах и артиллерии. То есть, уже сейчас можно сказать, что фронт в Нормандии не устоит.
– Вот!
Шелленберг с многозначительным выражением на лице воздвиг перед собой указательный палец.
– Вот мы и подошли к главному!
Гиммлер настороженно блеснул стёклами очков.
– Что Вы хотите этим сказать, Вальтер?
Шелленберг выпрямил спину в кресле, как он всегда делал, переходя от «неофициальной» части разговора к «официальной».
– Конечно, жаль, рейхсфюрер, что не получилось у нас в Нормандии. Это значительно упростило бы наше положение, потому, что усложнило бы положение англосаксов, и упрочило бы наши позиции… на переговорах с ними.
Рейхсфюрер ещё раз сверкнул очками – на этот раз молча. Шелленберг не смутился.
– Даже угроза – только угроза! – нового Дюнкерка вынудила бы Лондон и Вашингтон быть сговорчивее. А эвакуация плацдарма из Нормандии под грохот наших орудий – неубиваемый козырь! Но мы его не заполучили. Жалко, но не смертельно.
Гиммлер усмехнулся.
– Вальтер, когда Вы, наконец, поделитесь со мной причиной Вашего энтузиазма?
– Мы уже – на подходе, рейхсфюрер! – не поскупился на ответную улыбку Шелленберг. – Итак, то, что мы не имеем успеха в Нормандии – это плохо. Но это же и хорошо.
– «Единство и борьба противоположностей»? – усмехнулся Гиммлер: «отцу гестапо» по службе требовалось знать оружие врага.
– Вроде этого, рейхсфюрер. Но не в теоретическом аспекте, а в практическом. Ситуация на Западном фронте и трезвое видение перспектив…
– Я верю в нашу победу! – раздражённо перебил его Гиммлер – так, словно демонстрировал лояльность в отсутствующее подслушивающее устройство.
– Я тоже верю!
Шелленберг улыбнулся ещё шире.
– В нашу с Вами победу, рейхсфюрер!
Уточнение сопровождалось настолько выразительным маневром глаз и бровей, что Гиммлер остался без текста: не нашёл, что ответить.
– Так вот, рейхсфюрер: трезвое видение наших перспектив на Западе не оставляет нам иного выбора, как начать действовать – и немедленно.
– Почему «немедленно», Вальтер?
Губы бригаденфюрера растянулись в иронической усмешке.
– Потому что ещё большевистский вождь Ленин – тот, что был до Сталина – говорил в своё время: «Промедление смерти подобно!»
– И что он имел с этого?
Усмешка съехала на другую половину лица бригаденфюрера – ту, что поближе к рейхсфюреру.
– Он получил трон императора Николая! А в качестве приложения к нему – и всю Россию! А всё потому, что верно сориентировался «по месту». В том числе, и своему – в истории. Как говорится, «его пример – другим наука».
Шелленберг резко подался вперёд всем корпусом, едва ли не перегнувшись через стол.
– «Вчера – рано, завтра – поздно, значит – сегодня!». Вы, рейхсфюрер, конечно, слышали это выражение. Как раз – о нашем с Вами случае. Я скажу больше: для нас с Вами это – не выражение, а установка. Потому, что кто не успел – тот опоздал!
Нервным движением руки Гиммлер сдёрнул с носа очки, вынул из нагрудного кармана носовой платок, но, вспомнив, что только что производил «зачистку» стёкол, нервно забегал пальцами по столу. По опыту своего общения с рейхсфюрером зная, что сейчас давить на Хозяина – себе во вред: можно пережать – Шелленберг молча ожидал «дозревания» шефа.
– Немедленно, говорите…
Гиммлер перестал блуждать взглядом.
– Нет, Вальтер: придётся обождать.
– Рейхсфюрер…
Шелленберг нетерпеливо стал приподниматься в кресле, но Гиммлер первым оказался «на слове»:
– Назревают события.
– ???
Раскрыв рот – уже явно не для слова – бригаденфюрер водворил седалище на место.