Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

… – Игнатов пришёл.

Виктор Андреевич Голиков, помощник Брежнева уже на протяжении семи лет, не столько информировал, сколько запрашивал санкции: запустить или «довести до готовности»? За эти годы они с Леонидом Ильичом они сработались настолько, что понимали друг друга с полуслова и даже с полувзгляда.

– Проси.

Николай Григорьевич Игнатов – лобастый, крупноголовый – и сам весь крупный, «основательный» здоровяк с пышной шевелюрой, энергично вырос на пороге брежневского кабинета. Широченная его улыбка сделала это ещё раньше.

– Здорово, Лёня!

Игнатовская пятерня звучно шлёпнула о протянутую Брежневым ладонь. Леонид Ильич вздохнул.

– Ну, Коля: никакой конспирации…

Улыбка поползла с лица Игнатова, который уже устраивал зад – естественно, без приглашения – в одном из «гостевых» кресел.

– А что такое?

– Ты бы ещё на всю Старую площадь крикнул: «Здорово, Лёня!»

Досаду в голосе Леонид Ильич подкрепил разведёнными в стороны руками.

– ??? – честно не понял Игнатов: «а что такого я сделал?!»

– Ты же меня до сих пор «терпеть не можешь»! – укоризненно напомнил «легенду» Брежнев. – Забыл, что ли? А ты орёшь, будто дружка завидел! Как это ещё ты не добавил: «Ну, что, Хруща сегодня валить будем, или обождём до завтра?»

Игнатов сконфуженно опустил голову: крыть было нечем. Разве, что – матом. Но это – исключительно для Никиты Сергеевича. Прав был Лёня: ещё совсем недавно, каких-нибудь полгода тому назад, он открыто демонстрировал неприязнь не только к Хрущёву, но и к Брежневу, и к Подгорному, и к Полянскому. И неприязнь его была высшей пробы: двадцать четыре карата!

Никита Сергеевич не ошибался в оценке взаимоотношений Брежнева и Игнатова. Они, мягко говоря, были «далеки от дружественных» – и даже просто «товарищеских». Но эта оценка была верной до сентября прошлого, шестьдесят третьего года. С той поры отношения, «ни с того, ни с сего», претерпели изменения. И изменения существенные: с «минуса» на «плюс».

Без «промежуточной стадии». Брежнев даже вынужден был попросить Игнатова «понизить градус приязни». Уж, очень бросались в глаза эти стремительные перемены. Многим – но, как ни странно, не Никите Сергеевичу. Не увидел почему-то Хрущёв то, что надо было увидеть.

А другие не просветили. То ли полагали, что сам видит, то ли не захотели «страдать за правду». Потому, что за правду у нас издревле одна награда: страдание. На этом ещё ни один вождь не экономил.

– Вчера у меня был разговор с Никитой…

Внушительным взглядом Леонид Ильич пригвоздил Игнатова к креслу.

– … по твоему поводу.

– …

Как человек бывалый, Николай Григорьевич обошёлся без изумления формата»???»: «сколько верёвочке ни виться…» Да и жизнь научила «держать удар». Хотя бы потому, что только этим ему и приходилось заниматься. Но вопрос был – в связи с его «персональным вопросом».

– Наказал «приструнить» тебя.

Игнатов ухмыльнулся.

– Не по адресу обратился, гнида!

– Вот-вот!

Укоризны в голосе и взгляде Леонида Ильича, как минимум, не стало меньше.

– Ты не меняешься: всё – в ту же дуду! Совсем не смотришь – ни «под ноги», ни «по сторонам»! А ведь можно споткнуться.

Леонид Ильич разорвал пачку сигарет «Новость» – своих любимых – нервно извлёк одну и чиркнул спичкой. Жадно затянувшись, выпустил густую струю дыма в сторону окна.

– Осторожнее надо быть, Коля!

Укоризна уже перешла в разряд «мягкой».

– Так ведь можно «просветить» Никиту не только насчёт себя, но и насчёт нас, и насчёт дела! Я понимаю, что тебе время от времени надо «раскрываться»: такая у тебя работа. Но не всё же время и не везде!

Попыхивая сигаретой, Леонид Ильич прошёлся за спиной поникшего головой Игнатова. В отличие от другого, более известного «жителя Кремля», он не жаловал прогулки по кабинету, но сейчас не мог усидеть на месте: и «железные нервы» – не железные.

– А ты «звонишь» о своей неприязни к Хрущёву на каждом шагу! И, ладно бы, ты выступал с прежним «репертуаром»! Так, нет: тебе понадобилось «извещать» всех о том, что Хрущу скоро конец! Ну, это же – ни в какие ворота!

Игнатову тяжело было переносить критику: и так – не мёд, а тут ещё – характер. Но деваться было некуда: и сам понимал, что «хватил лишку».

Поэтому ему не оставалось ничего иного, как «подставлять спину под груз». Хотя этот «крест», пусть и был увесистым, явно не тянул на «крест великомученика»: сам «заказал».

– И потом, Коля…

Брежнев подошёл к хрустальной пепельнице и раздавал окурок. Брезгливо вытер пальцы свежим полотенцем.

– Ты, уж, слишком резко поменял отношения ко мне, к Подгорному, к Полянскому, к Шелесту. К другим товарищам, к которым ты прежде не питал добрых чувств. Все же видят это, Коля! Удивляюсь, как это ещё Никита не поинтересовался у меня: с чего бы это Игнатову так возлюбить недругов?! Ты же не Христос? А ты, как назло, во всеуслышание поёшь осанну: «Ах, Брежнев! Ах, Подгорный!»

Игнатов виновато засопел. В другое время он бы нашёл, чем и как ответить Брежневу. Даже искать не стал бы: всё – под рукой. На языке, то есть: другого такого «знатока местных идиом» ещё поискать надо было.

Но сейчас он не мог: как-никак, а Брежнев – командир. Руководитель «подполья», хоть и «заоблачного», кремлёвского. И от его благополучия напрямую зависело благополучие Николая Григорьевича. Можно было сколько угодно твердить себе, что ты не хуже, что ты ровня, но факт оставался фактом: «… и Лёня Брежнев в бой нас поведёт!»

– Ладно, «проехали», – «поставил точку» Леонид Ильич: голосом и «дланью» на плечо Игнатова. – Надеюсь, ты сделаешь выводы.

– Сделаю, – «признал ошибки» Игнатов.

– Ну, и лады.

Брежнев показал Игнатову рукой на диван. Это являлось и свидетельством уровня отношений, и предложением «заняться делами». Николай Григорьевич именно так расценил жест хозяина кабинета.

– Я только что с Поволжья.

– … – отработал бровями Леонид Ильич. Игнатов улыбнулся.

– Всё хорошо, Лёня. Народ на местах настроен положительно. А некоторые прямо рвутся в бой. Например, Школьников – первый секретарь Волгоградского обкома. Мне даже пришлось ему говорить слова, которые я только что услышал от тебя в свой адрес.

– Обижаешься? – не пожалел широты для улыбки Брежнев.

Игнатов махнул рукой.