Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

В последнее время Микоян был в фаворе у Хрущёва: Никита Сергеевич определённо нуждался в «ловкачах». Становилось ясно, что, выдвигая на формально высший государственный пост «своего человечка», Хрущёв пытался заручиться поддержкой Верховного Совета на случай «форс-мажорных обстоятельств». Он ещё не «дошёл до того», что эта попытка – с негодными средствами.

Леонид Ильич не стал цепляться за должность. А что цепляться: должность-то – церемониальная! Поэтому он безболезненно, без слюней и надутых губ, расстался с «портфелем», который носил четыре последних года. Ожидавший упрёков и обид, Никита Сергеевич был неприятно поражён тем спокойствием, с каким Брежнев отнёсся к предложению «сосредоточиться на работе в ЦК». А ведь он – дабы «подсластить пилюлю» – предложил расширить круг полномочий «Второго секретаря». Теперь в него входили надзорные функции не только в отношении министерства обороны, КГБ и оборонного комплекса, но и в отношении Министерства охраны общественного порядка и министерства тяжёлой промышленности. Де-факто Хрущёв сам вручил Брежневу «ключи от кремлёвского поднебесья».

Разумеется, от такой «нагрузки» Леонид Ильич отказываться не стал. Пост номинального «президента» его больше не интересовал: все его помыслы были направлены на получение другого кресла…

– Лёня, не пора ли расширить «круг друзей»?

Подгорный одновременно и вопросил, и озаботился.

– Ты имеешь в виду кого-то персонально? – двинул бровью Леонид Ильич.

– Да. Надо подключать молодёжь. В первую очередь, Шелепина и Егорычева. Также Ефремова. Пора уже «отработать» и Воронова: хватит его «обхаживать». Кстати, ты собирался переговорить с Андроповым и Устиновым…

Брежнев широко улыбнулся.

– Не «нагнетай», Коля: всё – под контролем. С людьми я переговорил. Как я и предполагал, никаких проблем с их вовлечением в работу не возникло. Да и не могло: я слишком хорошо знаю этих людей. Но и у меня есть вопрос.

– ?

– Ты должен был «отработать» Демичева и Косыгина. И как: «отработал»?

Подгорный неожиданно виновато улыбнулся – и замялся.

– ??? – «подвигнул» соратника Леонид Ильич. Николай Викторович вынужденно поднял «упавший» взгляд.

– Знаешь, Лёня, я подумал, что с интеллигентами мне, «простолюдину», разговаривать не с руки… ну…

– «Не с языка», – ухмыльнувшись, первым оказался у слова Брежнев.

– Да. Поэтому я попросил сделать это Митю Полянского. Ну, не в службу, а в дружбу.

– Нашёл, кого просить! – покривил щекой Брежнев. – Ты же знаешь, что у Косыгина с Полянским отношения, пусть и не, как и у кошки с собакой, но не складываются. Алексей Николаевич всё время подозревает Митю в том, что тот намерен его «подсидеть». Ранимая душа.

Подгорный не выдержал.

– А кто тогда должен с ним говорить? «Ранимая душа»! Не люблю я, Лёня, этих интеллигентов!

Брежнев рассмеялся и обнял Подгорного за плечи.

– Ладно, Коля: я сам поговорю с ними обоими. С Демичевым я проблем не вижу: как и Шелепин, Пётр Нилович в отношении Хруща настроен конструктивно: «гнать в три шеи».

– Так ты уже говорил с Шелепиным?

Улыбка Брежнева увеличилась в размерах.

– Ну, для начала я поручил его «заботам» Семичастного. Но там и «заботиться» было не о чем: по части «крепких выражений по известному адресу» Шурик уже может составить конкуренцию Игнатову. Ну, а после того, как Володя доложил мне о выполнении задании, я переговорил с Александром Николаевичем лично. На охоте: Шурик – не ахти, какой охотник, но страсть, до чего обожает участвовать в заговорах… особенно на природе!

«Заслушав отчёт» лучезарно улыбающегося друга, Николай Викторович мог теперь хохотнуть от души и «без сердца»: дела складывались неплохо.

– Я же тебе говорил: наш человек. Ждёт, не дождётся, когда его позовут. Ну, вот и дождался – и даже уже включился. Ну, ты же знаешь наших «комсомольцев»!

Отсутствие слуха и голоса не помешали Николаю Викторовичу затянуть: «Комсомольцы, добровольцы…». «Оборвав крылья песне» почти «на взлёте» – и очень мудро: слышать этот «вокализ» было сродни подвигу – он тут же подключился к хохоту Леонида Ильича. Долго хохотать не пришлось: вспомнил за минор.

– Но, как же, всё-таки, быть с Косыгиным? Он ведь не кот, который гулял сам по себе…

– Я же сказал тебе: это – моя забота.

Подгорный немедленно успокоился: слово Брежнева по кадрам – считай, уже дело. «На все сто». Он даже не стал просить Леонида Ильича известить его о результате, что делал практически всегда: очень, уж, переживал за общее дело… которое вполне могло стать его личным. Персональным. На Президиуме – и даже на Пленуме. Это – если «особенно повезёт». Такой, вот, «беззаветный» он был «революционер»…

– А с кем армия?..

Разговаривая с Косыгиным, Брежнев не стал «ходить вокруг да около». И не по причине лимита времени: Леонид Ильич всегда приходил к разговору вооружённым фактами и досье. Он никогда не полагался на случай – и к любому экспромту готовился заранее.

И решительность типа «пан – или пропал» не имела отношения к его прямоте: «не наш выбор». Потому что у нас и выбора не должно быть: только – «пан»! Этот итог обеспечивался соответствующим базисом. В случае с Косыгиным он ещё больше упрочился в последние дни: накануне отъезда Никита Сергеевич, не стесняясь в выражениях, в очередной раз «наградил» Алексея Николаевича титулом «вечного текстильщика» – и даже «тряпичника, ни хрена не разбирающегося в экономике».

И ладно бы, если бы Алексей Николаевич «заслужил» это по линии сельского хозяйства: не очень сведущ. Но – за промышленность, за новые принципы хозяйствования?! Косыгин завёл разговор о хозяйственной самостоятельности предприятий. Он давно уже работал над вопросом повышения эффективности работы промышленности. Но Хрущёв, который традиционно полагал себя единственным докой во всём, заявил, что не нуждается в дурацких советах. И ещё добавил: «Как только тебя, такого, Сталин терпел?»