«Обрадованный пониманием», юнец тут же обложился руками.
– Но я её не убивал!
– Не хотел убивать, но…
Первым за «ниточку» ухватился подполковник.
– Нет, и не хотел и не убивал! – решительно и слезоточиво принялся рвать «ниточку» юнец. – Да, я её ждал в тот день, но так и не дождался. Хотя кота ихнего я видел там, на пустыре…
– Интересное кино, – задумчиво пробормотал Старков, откуда-то «из заграницы… самого себя». – Значит, кот, всё же, ушёл «гулять сам по себе»… или «его ушли»…
– О чём это ты? – удивлённо приподнял бровь Трофименко.
– Так – мысли вслух… Ладно, Петухов-младший…
Старков рывком оторвал седалище от сиденья.
– Никакого алиби у тебя нет – даже однопроцентного. То, что ты чересчур громко возмущался насчёт «покражи» расчёски, вполне могло быть работой на публику для «отмазки». Расчёску ты потерял на пустыре, а потом придумал историю с раздевалкой.
– Но я…
– Заткнись и не мешай работать!
Трофименко тут же пособил «старшему следователю по особо важным делам» – при содействии шланга и участии рёбер Петухова.
– Продолжайте, товарищ старший следователь по особо важным делам: он больше Вам не помешает.
Старков отвесил благодарственный поклон и на мгновение призадумался.
– А скажи-ка мне, Петухов, ты папашу посвящал в свои планы? Только не врать!
Петухов опустил глаза.
– Ну, я ему… Я сказал, что хочу её…
– Хочу её?! – мгновенно «отработал на перехват» Трофименко.
– Нет, ну, не то, чтобы… Ну, в общем… то, что я вам уже рассказывал…
– А папаша? – загорелся Трофименко. – Как папаша отреагировал?
Следом за глазами юнец опустил и голову.
– Он сказал, что незачем городить огород… Ну, что он сам с ней разберётся.
– И разобрался?
Глаза подполковника зажглись хищными огоньками: тигр, а не милиционер!
Петухов засопел.
– Ну, он ходил к ним.. ну, к Котовым во двор… ну, и там пообещал… то есть сказал…
– Пригрозил, – жизнерадостно поправил Трофименко.
– Ну, да… Ну, что он её «отдерёт» за то, что она обидела его сына…
– А кому он это сказал? – продолжил солировать Трофименко: опять «удалившись за окно», Старков явно думал о чём-то своём, очевидно, никак не связанном именно с этими показаниями Петухова.
– Котовым сказал… Ну, её отцу и матери…
– Кто это слышал?
– Соседи… ну, которые – через забор.
Трофименко энергично повернулся к Старкову.
– А, Семёныч? Всё – «в цвет»!
Однако Семёныч почему-то не спешил разделять энтузиазм подполковника. Вместо жизнерадостного подключения к торжеству он сначала неопределённо пожевал губами, и лишь затем выдал текст, но совсем не тот, какой от него ждал всё ещё испускающий сияние Трофименко. Да и получателем текста оказался не Василий Николаевич.
– А скажи мне, Петухов-младший, когда ты излагал отцу свой план в отношении Котовой, кроме вас дома был кто-нибудь?
Игнорированный «уклонистом Семёнычем», «Трофименко сначала обиженно, а затем удивлённо выдул губы. Весь его вид даже не говорил, а вопиял: а это-то тут – при чём?! Зачем уводить разговор – вместе с парнем – от перспективной темы?!
Неожиданно и Петухов разделил огорчение своего «истязателя», но по другой причине. Вопрос «старшего следователя по особо важным делам» не доставил ему удовольствия лишь потому, что парень явно не возражал против собственной замены на «жертвенном ложе» и тюремных нарах. Петухов-младший со всей очевидностью не возражал против того, чтобы подставить вместо себя папашу. Поэтому он сначала огорчился, и лишь затем начал припоминать. Припоминая, он даже отважился разок дёрнуть плечом, как бы сомневаясь в надёжности памяти.
– Нет, кажется, никого… Мать была на работе… Она уборщицей работает… Хотя…
– Что? – оживился Старков – слегка, в формате приснопамятного зицпредседателя Фунта из «Золотого телёнка».
– Приходил к нам какой-то «опер»… виноват: милиционер…. в пинжаке…
– В штатском.
– Ну, да.
– Что за «опер»?
– Я его впервые видел, – насупился Петухов. – Да к отцу много их ходит: и участковый, и другие… Чуть где что случился – сразу к отцу…
– Узнать сможешь?
Петухов наморщил узенький лоб и отрицательно мотнул головой.
– Он же с отцом разговаривал. Я в этот момент вышел из кухни. А он стоял ко мне спиной.
– А отец узнает?