Дело «на три копейки»

– А что за милиционер был у вас дома? – «вразрез» подключился Старков. – В тот день, когда Вы решили разобраться с Котовой?

Пытаясь вспомнить, Петухов наморщил лоб и несколько секунд честно «погружался в себя».

– А хрен его знает! Я его первый раз видел. Ко мне много вашего брата наведывается. Чуть что – сразу ко мне: меченый, куда денешься! Особенно участковый достал… недоделок!.. А этого я раньше не видел.

– Узнать сможете?

Петухов опять ушёл глазами в сторону – за ответом.

– Не знаю… Темно было… Я ещё выпил хорошо… Да и все вы – на одно лицо!

– А о чём разговор был?

– С сыном?

– С милиционером! – даже не повысил голос Старков: опять увлёкся версией.

Петухов скорчил рожу и развёл руками, вывернув ладони «лицом наружу».

– Так – «печки-лавочки»… Какую-то «пургу гнал»… ну, там, где был, что делал…

– По какому делу?

– А я помню?! – пожал плечами Петухов, словно удивляясь несообразительности следователя. – За какую-то кражу толковал, а за какую, убей Бог, не помню: выпимши был…

– А где ты был в день убийства? – еле дождался своей очереди Трофименко.

Петухов медленно «отклеил глаза» от пола.

– А когда был этот день?

– Позавчера.

Вспоминая, Петухов несколько раз проехался грязной ладонью по заросшей щеке.

– Позавчера?..

Ладонь «собралась уже в обратный путь», как вдруг передумала и звучным шлепком отработала по лбу.

– Так ведь, это… выпивали мы!

– Тоже мне – алиби! – ухмыльнулся подполковник. – Ты каждый день «нажираешься»!

– Да нет же, начальник! – клятвенно обложился руками подследственный. – Позавчера аванс давали! Я на стройке работаю, бетонщиком! Двадцатого у нас всегда – аванс! Двадцатого – аванс, пятого – получка! Можете, у кого угодно, спросить!

– Спросим, не беспокойся.

Трофименко ответ подследственного явно не понравился: «крепкая версия» дала первую трещину.

– И что: весь день пили?

Петухов «засмущался», даже шмыгнул носом.

– Ну, зачем «весь день», начальник?.. Ну-у… после обеда начали… как аванс получили…

– После обеда – это ещё в рабочее время? – усмехнулся Старков: расстроенный Трофименко предпочёл отмолчаться.

– Ну, а чё такого? – лишь слегка «оппонировал» Петухов.

– А кто пил?

– Да вся бригада! – повеселел подследственный. – Как «загудели», так и…

– А где «гудели» -то? – тоже развеселился Старков: хоть какое-то разнообразие. – Или, как в песне у Высоцкого: «потом в саду, где детские грибочки, потом не помню: дошёл «до точки»?

– Примерно так, – покривил щекой Петухов. – Начали, как говорится, не отходя…

– От кассы? – хохотнул Старков.

– Нет, от кассы мы отошли, – оценил юмор Петухов. – Начали там же, на строке. Продолжили уже у Маркова – это наш бригадир… Потом перекочевали ко мне, потом гуляли по улице…

– Пили под забором, – «откорректировал» Старков.

– В кустах, – «уточнил коррекцию» Петухов. – Там и уснули… Бабы нас потом по хатам разнесли, уже за полночь.

Старков повернулся к Трофименко. Во взгляде его не было ожидаемого вопроса, но подполковник и без того был «донельзя обрадован» показаниями Петухова. Как человек прямой и откровенный, «лицо сохранять» он не собирался, поэтому сразу же «пошёл на коду».

– Ладно, Петухов, сейчас следователь запишет твои показания, мы их проверим, и, если ты не наврал, то уйдёшь домой.

«Пониженный до реального чина», Старков быстро заполнил протокол и пододвинул его Петухову. Тот не стал «запинаться глазами» о буквы, и, бросив равнодушный взгляд на протокол, размашисто поставил корявую роспись рядом с «галочками от Старкова».

– Проводи его, Андреев, – огорчённо махнул рукой подполковник.

Уже в кабинете не было ни Петухова, ни Андреева, а подполковник всё ещё продолжал сокрушаться. Огорчение его было неподдельным: всё, что могло «лопнуть», «лопнуло», и ничего ни ему на смену, ни на ум не приходило.

– И что теперь, Семёныч?

К его удивлению, большему, чем огорчение, Старков не стал ни подключаться к тризне, ни задумываться над будущим, таким безрадостным в представлении Трофименко.

– Будем отрабатывать папашу.

– Этого? – недоумевая, ткнул пальцем в дверь подполковник. Алексей Семёнович отрицательно мотнул головой.

– Папу Котовой. Вернее – отчима.

– А что?! – тут же загорелся непосредственный на эмоции, а потому отходчивый Трофименко. – Это ведь – классика: отчим и взрослая падчерица!

Он тут же беспощадно «подверг» указательным пальцем клавишу селектора.