1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга вторая

– Я думаю, товарищ Сталин, так: а чем мы хуже?!

– Правильно думаете, товарищ Конев, – потеплел голосом Верховный. – Потому, что «каков привет – таков и ответ». Или, говоря словами Шекспира, «любовью – за любовь». Мы тоже «не увидели» союзников и «не услышали» их. Приказываю: ситуацию вернуть в исходное состояние!

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

Уже предвкушая исполнение, Конев вытянулся у аппарата с трубкой в руке.

– Авиацию применять?

– По обстановке!

– «Есть «по обстановке», товарищ Сталин!

…«Недолго музыка играла» – американские военные марши. Через пару часов занятый десантниками участок «советской территории на немецкой земле» перестал быть плацдармом. В этом мероприятии приняли активное участие ствольная и реактивная артиллерия, бомбардировочная и штурмовая авиация, танки и самоходные артиллерийские установки. Плацдарм, де-юре ещё и не успевший стать таковым, был «оптимизирован» вместе с личным составом и вооружением. Разумеется, «оптимизации» он повергался исключительно как «немецкий плацдарм, созданный в результате прорыва остатков армии обергруппенфюрера СС Штайнера на левый берег Эльбы». О характере мероприятия англо-американские союзники были поставлены в известность анонимно. То есть, через «случайно просочившиеся в эфир обрывки приказов и матерки красноармейцев»…

– Сэр, может, имело смысл информировать маршала Конева и Москву об оказании им помощи в разгроме «недобитков» Штайнера?

Начальник штаба Пятого армейского корпуса постарался не встречаться лицом с командующим армией: тот лично прибыл «для оказания методической помощи». Генерал Ходжес скривил губы.

– А потом они попросили бы нас вернуться на исходные позиции?! Нет, уж, генерал: что сделано – то сделано! И сделано правильно… хоть и неправильно!

– ??? – не потянул такой логики начальник штаба.

– Правильно по замыслу, неправильно по исполнению! Нужно было основательно закрепляться. Так, чтобы русские поняли: здесь нахрапом не возьмёшь. А потом начались бы переговоры, консультации и прочая «бодяга». То есть, именно то, чего мы и добиваемся.

Ходжес махнул рукой.

– Теперь – всё?

В голосе начальника штаба промелькнула надежда: как и все штабисты, он не был сторонником «экстремистских действий».

Ходжес покосился на него и усмехнулся.

– На этом участке – да. Здесь нам уже ничего не светит: русские основательно подготовились к «дружеской встрече непрошенных помощников».

– «На этом участке»?! – досрочно упал духом начштаба.

– Будем теперь пробовать в районе Торгау, – выразительно покосился в него Ходжес. – Дайте мне командира Шестьдесят девятой пехотной дивизии…

Глава сороковая

Гросс-адмирала давно и след простыл, а Шелленберг никак не мог водворить на лицо улыбку.

– Что, Вальтер?

Лицо Шелленберга дополнительно посерело.

– Вы не заметили ничего странного, рейхсфюрер?

Если Гиммлер и не заметил ничего странного раньше, то сейчас уже не мог не заметить. Шелленберг вёл себя странно, будто не был самим собой – и рейхсфюрер тут же «подвергся».

– Что Вы хотите этим сказать, Вальтер?

– Он ни разу не назвал Вас рейхсфюрером! – сразу же «захотел сказать» Шелленберг. – Ни разу!

Гиммлер оперативно посерел в ответ.

– Вы полагаете, что…

– Да! – решительно приговорил сомнения рейхсфюрера Шелленберг. – За всем этим что-то стоит. Неспроста он тут сорил намёками. И неспроста фон Грейм прилетел к нему. И вряд ли – с пустыми руками.

– Вы думаете, что это – правда?

Гиммлер мужественно дрогнул голосом.

– Что именно?

– Ну… то, что Грейм прилетел к нему… из Берлина?

Шелленберг не стал уходить глазами.

– Фон Грейм – фанатик, рейхсфюрер. Безмозглый фанатик. А, если его «везла» эта психопатка Райч, вывод ясен: на пару они могли и пробиться в Берлин, и «выбиться» из него. «Нам нет преград», как поётся о подобной публике в одной русской песенке! Наверняка, и с Гитлером они побеседовали: оба – в авторитете у этого шизофреника!

– В-а-аль-тер!

Шелленберг поморщился.

– Не о том Вы думаете, рейхсфюрер…

Гиммлер молча побледнел в ответ. Вскоре ему захотелось поделиться мыслями: эта ноша была слишком тяжёлой для одного. Делился он в формате «я возвращаю Ваш портрет».

– А что Вы думаете «о том», Вальтер?

– О шизофренике и политкорректности? – ухмыльнулся Шелленберг. Ухмыльнулся кисло, без оптимизма, лишь покосив щекой. Ни глаза, ни губы не участвовали в иллюстрации.

Гиммлер поморщился.

– Ва-а-ль-тер!

Шелленберг оперативно выправил щеку.

– Я не исключаю худшего, рейхсфюрер…

Даже сидя, Гиммлер пошатнулся на подкосившихся ногах: так невыносим был груз догадки.

– ???

Ни сил, ни политического мужества на текст у него не набралось. Но перевода не требовалось – и Шелленберг «занёс меч»: