ЗАГОВОР ПРОТИВ ЗАГОВОРА: ГКЧП-3. КНИГА ПЕРВАЯ

– Кого?!

– Полишинеля, он же Пульчинелло, он же Петрушка. В старину, в ярмарочных балаганах этот кукольный персонаж появлялся в райке перед многолюдной толпой со своей знаменитой фразой: «Скажу вам по секрету…». Полагаю, Вы – в курсе, Михаил Сергеевич?

Переживая очередной «фэйсом об тэйбл», Горбачёв болезненно поморщился.

– Ближе к теме!

– Вы втроём наметили подписание договора на двадцатое августа. Вчера Вы озвучили эту дату в телевизор, а сегодня текст Вашего телеобращения опубликован в «Правде».

– Тоже мне, «открыл Америку»! – усмехнулся Горбачёв. – Как это ты говоришь: «секрет Полишинеля»… Ну, озвучил, ну опубликовали! И что?

Обычно мягкие, как у плюшевого медвежонка, черты лица Павлова моментально огрубели.

– Нельзя так, Михаил Сергеевич! Нельзя втроём, келейно решать судьбу трёхсотмиллионной страны!

– Эмоции! – раздражённо махнул рукой Горбачёв. – Конкретные предложения есть?

– Референдум по Союзному договору! – решительно вклинился Бакланов. – Всесоюзный и общенародный!

– Зачем? – красиво приподнял бровь Горбачёв, словно танк – орудийную башню, поворачивая голову к «наглецу».

– Затем, что этот Ваш…

– Мой?!

– Ну, не наш же!

Горбачёв криво усмехнулся и покачал головой: «заговор, бунт, измена!».

– Ну, и что «этот Ваш»?

– Этот Ваш договор противоречит результатам общенародного референдума по вопросу сохранения СССР от семнадцатого марта! Почти восемьдесят процентов населения проголосовало за сохранение СССР – а теперь этот факт, значит, «по боку»?!

Пальцы Горбачёва хаотично забегали по столешнице: давно ему не приходилось иметь дело с таким натиском формально своей команды. Белокожее лицо его совсем замазало краской.

– Этот вопрос обсуждался в Верховном Совете… Верховный Совет одобряет проект… Лукьянов – тоже.

– Это не соответствует действительности, Михаил Сергеевич.

Глаза президента – отдельно от лица – рванули в сторону Крючкова.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что вопрос Союзного договора Верховным Советом не обсуждался, а Лукьянов категорически против его редакции.

– Откуда тебе известно мнение Лукьянова, если он – на Валдае?

Голос Михаила Сергеевича уже начал звенеть от злости: не таким он представлял себе это заседание. Он рассчитывал в начальственной манере озадачить товарищей «в общем и целом»: всем и ничем конкретно – и объявить повестку дня исчерпанной. И вон, что получилось! Нет, он не исключал оппозиции, но совсем небольшой, домашней, почти комнатной. А встретиться пришлось, если не с заговором, то с настоящим бунтом! И как встретиться: грудью – в грудь, лицом – к лицу! Ну – как «в штыковую»!

– Откуда известно?

Крючков усмехнулся – совсем не почтительно к хозяину кабинета.

– От Шенина. Если бы Вы, Михаил Сергеевич, согласились с нашим предложением позвать его на это заседание, он во всех подробностях рассказал бы нам о телефонном разговоре с Председателем Верховного Совета.

– Фу-у-у! – демонстративно шумно, даже картинно, выдохнул Горбачёв. – Ну, навалились!

На лице президента играла добродушная улыбка. Обстановка за столом мгновенно разрядилась: никто лучше Михаила Сергеевича не умел гасить эмоции и сглаживать противоречия. По части удавления конфликтов в зародыше президент не знал себе равных. К сожалению, это касалось лишь конфликтов внутрикремлёвского характера.

– Михаил Сергеевич, ну, Вы же не хуже любого из нас знаете ситуацию! – первым обрадовался благотворной перемене с Горбачёвым Крючков.

– Лучше! – добродушно «отредактировал» Горбачёв. – Лучше любого из вас по отдельности – и всех, вместе взятых!.. Кстати, ты сегодня не представил мне папку с докладной и обзором.

– Я хотел лично, Михаил Сергеевич.

Извиняясь и заверяя «в одном наборе», Председатель КГБ молитвенно обложился руками.

– Могу – прямо сейчас!

– Не надо!

Горбачёв поморщился, и нетерпеливо защёлкал пальцами.

– Дай сюда!

Крючков немедленно передал папку – и Михаил Сергеевич углубился в чтение. «Углубился» специфически – посредством «забега по верхам»: скользнув глазами по тексту сверху вниз. Но на последней строке Генсек-Президент задержался – и лицо его непритворно посерело.

– Опять ты – со своим чрезвычайным положением…

– Не со своим, Михаил Сергеевич!

Крючков «не по уставу» перегнулся через стол, не по возрасту энергично подавшись в направлении Горбачёва.

– С нашим!

Поправка была существенной: ведь даже кандидатуры членов ГКЧП ещё тогда, в марте, утверждал лично «Михал Сергеич». И Горбачёв опять загулял пальцами по столу. Ожидая «высочайшей резолюции», избранные во все глаза смотрели на вождя. Положение «Михал Сергеича» было незавидным, ибо выбор был невелик: или – «да», или – «нет». Правда, зная Горбачёва, никто из присутствующих не исключал и «промежуточного варианта»: «и не то, чтобы «да» – и не то, чтобы «нет».

Наконец, пальцы Михаила Сергеевича нагулялись вволю.

– Да, ситуация – трудная…

Горбачёв настолько мастерски изобразил процесс раздумий, что едва ли не посрамил роденовского «Мыслителя».

– В её оценке как трудной… даже исключительно трудной… я с вами полностью согласен. Для её урегулирования мы пойдём на всё, включая введение чрезвычайного положения… Видимо, без чрезвычайных мер обойтись не удастся… Геннадий Иванович!

Задремавший под убаюкивающий голос вождя, Янаев встрепенулся, и едва не вскочил на ноги. Испуганным взглядом он напоминал сейчас нашкодившего школяра, которого суровый учитель застиг «in flagranti delicti»: «на месте преступления». Правда, этот товарищ и «в мирное время» ничем не напоминал собой персонажа «Марша буденовцев»: «Мы все – бесстрашные герои, и вся-то наша жизнь есть борьба».

– Да, Михаил Сергеевич?