Сборник памяти

27 мая. Отправил журнальный вариант романа (теперь называется «Ложится мгла на старые ступени» – слова Блока из стихотворения «Бегут неверные дневные тени», 4 янв. 1902) в «Знамя». Начал главу «Юрик Ганецкий». Осталось, кроме нее, написать «Проф. Резенкампф», «Сапожник дядя Дема», «ООН», «Кондитер Федерау», «Заметки дилетанта» – т. е., если не придумаю, не дай Бог, что-нибудь еще.

1 июня. Звонил Радик Лапушин. <…> Сказал ему, что написал – и с какими трудами – последнюю главу романа. Радовался, поздравлял.

– Ваша проза будет очень своевременна. Раскрытые окна, свежий ветер. Такого нет сейчас. <…> Это – счастливая книга, книга о счастье, вопреки всему.

2 июня. Увы, мой корейский (и – шире – восточный) опыт говорит: никакой «китайский путь», «корейский путь» невозможны – развитие экономики возможно только на западном пути.

9 июня. <…> Л. отнесла журнальный варьянт романа в «Знамя». Благодарила Чупринина, что он смог встать над и проч. Он: «– Так хорошая же проза!» И снова говорил, что не ожидал получить прозу такого типа. «Подумать только – структурализм породил такую прозу».

10 июня. Л. звонила и опять говорила, какую замечательную прозу я написал (перечла, выводя на принтер вариант для «Знамени»).

Когда Чупринин удивлялся, она сказала, что уговаривала меня писать с тех самых пор, когда впервые услышала мои рассказы про наш ссыльный город. Собрался – через 40 лет!

Унесенная белой метелью
В глубину, в бездыханность мою, –
Вот я вновь над твоею постелью
Наклонилась, дышу, узнаю…
Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи,
Я сквозь темные ночи – в венце.
Вот они – еще синие очи
На моем постаревшем лице!
В твоем голосе – возгласы моря,
На лице твоем – жало огня,
Но читаю в испуганном взоре,
Что ты помнишь и любишь меня.

    Блок, Посещение. 1910.

Из дневника М. Чудаковой

1 июля 2000, суббота, 13.10.

Читаю и перечитываю (оторваться невозможно!) прекрасную Сашину прозу. Вот – Россия!

Из дневника А. Чудакова

6 июля. 2-го прилетел из Сеула, а 3-го уже был на даче. Живем вдвоем с мамой. Как и в прошлые годы – разговоры, разговоры.

Без меня выстроили библиотеку (над баней) – впервые что-то построено без меня, что очень понравилось.

Роман в «Знамени» поставили в 10-й номер, в редакции говорят, что это редко: в марте автор впервые дал пробные главы, в июне представил текст, а в октябре будут печатать.

4-го был в редакции, снимали вопросы с Хомутовой.

– Замечания у меня мелкие: несогласованность в именах, датах… Не буду же я править стиль такой прозы!

Будут печатать (опять же, говорят, в виде исключения) в 2-х номерах. <…>

Больше всего Хомутовой понравилась глава «Натуральное хозяйство» и последняя – «сильная глава!»

– Мне очень нравится главная идея – как все умели эти люди – не боялись погрузить руки по локоть в грязь, хотя были вполне интеллигентными. Еще на меня произвело <впечатление> высокое отношение к науке – всех, и автора, и героев.

Сказала, что в романе все равно будут искать автобиографические черты и сопоставлять биографии автора и героя. Засылают в набор, на днях будет верстка.

Из дневника М. Чудаковой

12 июля 2000, среда,19.10, дома.

Машин день рожденья.

<…> Саша со 2-го июля в России, рад и счастлив, что попал, наконец, в родную страну, находится среди соплеменников… Устал от Востока.

С 3-го числа он на даче со своей мамой. Очень доволен моими постройками – особенно библиотекой над баней.

Из дневника А. Чудакова

26 июля. Дал маме почитать роман – впервые большую часть – в прошлом году читала только 2 главы.

– Хороший у тебя язык. Сейчас пишут как в газете или будто доклад делают. А у тебя настоящий русский язык, ясный, простой, выразительный. В чеховском духе.

Прямо целую историческую эпоху охватил – как Солженицын.

29 июля, Тампере. Приехал на VI World Congress. <…>

30 июля. Вчера непрерывное общенье с теми, кого не видел 3, 5, 8, 15 лет – Гасановым (живет в Германии), с Леной Краснощековой – живет в Афинах, штат Джорджия, написала книгу о Гончарове, с Андреем Степановым, который там стажировался, Гретой Злобин, Богомоловым, А. Д. Михайловым и Таней [Николаевой], Олей Ревзиной, Мироненко. <…>

20 октября, Истра. Вышел 10-й № «Знамени» с I частью моего романа. Полистал, в журнальном виде читать не стал: текст надоел – или вообще всё. Не то было раньше. Вышедшую статью перечитывал, смотрел, что получилось. Л., напротив, читает: «Твой роман мешает мне работать». «В каждой главе, кроме общего потока жизни, есть еще какой-нибудь идеологический удар. Каждая глава отяжелена идеологической тяжестью. <…> У тебя: несмотря ни на что – жизнь идет, есть замечательные люди, которые живут, помогают друг другу, воспитывают детей, ведут интеллектуальные беседы». <…>

21 октября.<…> Умер Юрка Лейко (20 октября, Вят – 20 марта) – второй из нашей троицы. А еще вчера я хотел подарить ему журнал с романом, где он узнал бы нашу жизнь 50-летней давности. Л. по телефону: «Пока ты писал, уже и читать давать некому»[45 - А. П. понимал и принимал этот укор: она с незапамятных пор уговаривала его писать этот роман.]. <…>

26 октября. 24 октября, несмотря на болезнь (тяжелый бронхит, впервые в жизни), был на панихиде по Юрке Лейко. Сказал, что нас было трое: он был Атос. Всем понятно, что это значит. Он был человек долга, человек чести, человек спокойной и холодной храбрости – в наше время, когда этический и политический конформизм стал делом обычным, это встречается не часто.

28 ноября.<…> Сегодня приехал в Кёльн – добирался от Дюссельдорфа с приключениями, но все равно в сто раз легче, чем в Корее, – надписи понятны, обо всем можно спросить.

29 ноября. <…> слушаю радио – любимую свою немецкую эстраду. Вспомнилось:

В Щучьем испуганный Роберт Васильич, наш преподаватель немецкого, через огород прошел к Крысцату, играющему на патефоне трофейные немецкие пластинки: «А вы знаете, что вы играете?» «Мы не понимаем. Марши бодрые такие, с утра хорошо послушать.» Это были нацистские марши, в том числе «Хорст Вессель» – странно, что Крысцат, прошедший войну, этого не знал. <…>

3 декабря. С утра – большой предрождественский концерт – Бах – с изумительными солистами (тенор James Taylor). Передача популярная, дирижер все объяснял. По ассоциации вспомнил концерты 50-х годов в Большом зале и, кажется, в зале Чайковского с истерической ведущей по фамилии Виноградова.

Страна наша ухитрилась устроить себя за последние десятилетия так, что ни от чего на Западе нет беспримесной, чистой радости: увидишь чистые улицы – вспомнишь нашу грязь везде, узришь ухоженные замки – представишь наши разрушенные, заброшенные дворцы с облупившейся штукатуркою, услышишь их церковный хор… И мы б могли! И мы…

5 декабря. Начал главу «Сапожник дядя Дёма Каблучков». Полностью перекроил первоначальный намеченный – скучный – план: вдохновенье, вдохновенье… Для него надо уехать на Филиппины, в Тайланд, в Кёльн…

6 декабря. Самое тяжкое – не твоя собственная смерть, а гибель культуры всей Земли. Неужели может исчезнуть всё, всё – и египетские пирамиды, и Кёльнский собор, и Гегель, и Пушкин, и Моцарт, и Толстой?.. <…>

7 декабря. Вчера читал вторую лекцию «Чехов и массовая литература 80-х годов. Возникновение нового литературного качества». Задавали вопросы, много было русских студентов, обучающихся в Slav. Inst. Присутствовали Володя Порудоминский и Олег Клинг.