Враг из тьмы. Мистический триллер

– Водолазы, как я понял, никого не нашли?

– Почему? Нашли много мусора, останки животных и даже – между нами – скелет годовалого ребенка, числившегося без вести пропавшим. Ребята старались. Но Слепитель ушел.

– Все ясно…

Когда я проснулся час назад, сквозь неплотно зашторенные окна в комнату проникал слабый солнечный свет, обещая ясный день, однако, когда я вышел из подъезда, кутаясь в шарф, с северо-запада уже дул пронзительный холодный ветер, по небу бесконечной чередой бежали свинцовые тучи, а солнце напоминало о себе лишь тусклым сиянием на востоке.

Между подъездом и детской площадкой стояла серая «Шевроле Нива» с государственными номерами. Я подошел к ней и, распахнув дверь, уселся рядом с водителем с таким видом, будто всю жизнь разъезжал на служебных машинах. Лира – как обычно, тихая и незаметная – сидела позади.

– Привет! – сказал я.

– Привет, – отозвалась Лира, а водитель, плотно скроенный тип лет сорока в очках с толстыми и слегка затемненными стеклами, что-то буркнул, дернув в мою сторону квадратным подбородком.

– Ну что, поехали на нашу вторую работу? – хмыкнул я.

– Был приказ доставить вас к жертвам маньяка, чтобы вы поговорили, – заговорил водитель гнусавым голосом. – В Управление отвозить вас приказа не было.

– С кем имею честь? – поинтересовался я.

– Сержант Никольский, – отрапортовал водитель.

– А имя?

– Юрий.

– А просто Юра звать вас можно?

– Э-э-э… – слегка завис сержант, отряженный сегодня исполнять функции личного водителя у двух штатских и, видимо, не получивший конкретных указаний относительно того, как себя с ними (то есть с нами) вести. Глаза за стеклами очков слегка косили. – Можно… Отчего нельзя-то…

– Ну, тогда погнали, Юра?!

Вместо ответа сержант вырулил на улицу через арку и поехал по Центральному проспекту в сторону микрорайонов, где, кстати, жила Кира Выборнова. Из-за того что сегодня было воскресенье, пробок мы почти не встретили, разве что возле стадиона скопилось несколько десятков машин, водители которых пытались одновременно припарковаться на самом выгодном месте. Я ожидал, что Юра заедет в микрорайоны, но он пронесся по западной трассе, не сбавляя скорости. Когда городские высотки остались позади, я понял, что мы едем в дачный поселок.

– Это Дробышев живет в дачном поселке? – спросил я.

Юра Никольский кивнул. Несмотря на, скажем так, некоторую заторможенность мышления, водителем он был отличным. Он сумел и по разбитой дороге перед поселком проехать так, что нас ни разу не тряхнуло. Когда мы притормаживали перед невысоким деревянным забором, выкрашенным зеленой краской, мне позвонила Кира. Я поколебался секунду-другую и отклонил вызов – встреча с жертвой Слепителя меня взволновала, и мне не хотелось ни на что отвлекаться.

– Позже, Кира, позже… – пробормотал я.

Я поднял глаза и заметил взгляд Лиры – она явно услышала мои слова и смотрела на меня насмешливо. Наверное, вспомнила вчерашнюю шпильку Валова о том, что мне придется спать одному. Чтобы заставить ее посерьезнеть, я спросил:

– И почему ты носишь перчатки?

Как я и думал, едва наметившаяся улыбка моментально испарилась.

– Чтобы не замараться, – пробормотала она после паузы.

Юра заглушил двигатель и вопросительно уставился на меня. Я открыл дверь и, обернувшись к Лире, сказал:

– Вряд ли на нашей новой работе тебе удастся не замараться, Лира.

Я вылез из машины. За невысоким забором виднелся ухоженный садик и аккуратный дом с красивым разрисованным крыльцом.

– С кем он живет? – поинтересовался я у водителя.

– Ни с кем. Один живет.

– Слепой?

– Он научился сам за собой ухаживать, – сообщил Никольский. – Каждый день к нему заходит сестра, она живет тут по соседству с мужем. Помогает, видать…

Молодец мужик, подумалось мне, раз не опустил руки и остался вполне трудоспособным после потери зрения. Справа от ворот находился гараж для машины, вот только, судя по пожухлой траве вокруг гаража, в него давненько никто не въезжал.

– Видно, раньше он ездил на машине, – шепнул я Лире, которая неслышно подошла сзади и исподлобья разглядывала участок. Мне стало жалко Дробышева.

Залаяла собака. Спустя минуту из дома вышел мужчина в непроницаемо черных очках, с растрепанными пепельными волосами, одетый в растянутый свитер грубой вязки и потертых джинсах с вытянутыми коленями. Руки и подбородок его были вымазаны чем-то красным, и я на миг представил, что он только что ел сырое кровавое мясо, как зомби из фильма…

– Кузя! – прикрикнул он на пса, и тот, умолкнув, залез в будку. – Кто там?

– Здравствуйте! – заговорил своим гнусавым голосом сержант. – Мы от Константина Викторовича Валова, он вам звонил.

– Ах да! – вспомнил Дробышев, улыбнувшись. Он стоял по другую сторону забора совсем рядом, и я убедился, что красное вещество на его лице и руках – не кровь, а скорее краска. – Да, конечно. Я понимаю, любые показания могут быть полезны. Я постоянно слушаю радио об этих ужасных нападениях. Хотя толку от меня будет мало: я почти ничего не помню… Сколько вас?

Опередив Никольского, я ответил:

– Трое. Меня зовут Евгений Гардер, рядом со мной Юрий Никольский и Лира Станкевич.

Почему-то мне хотелось, чтобы Дробышев ясно представлял ситуацию. Меньше всего я желал бы держать его в неведении, пользуясь слепотой. Я еле удержался от того, чтобы не начать описывать нас всех.

– У всех троих красивые фамилии, – неожиданно отметил Дробышев, вновь слегка улыбаясь. – А у девушки – имя тоже. Мне как-то неудобно называть свою вполне обычную фамилию… Я – Павел Дробышев.

– Очень приятно, – заговорила Лира. Кажется, она также хотела проявить себя, чтобы Павел услышал ее голос.

Дробышев чуть повернул к ней голову.

– Взаимно, – ответил он. – Заходите. Калитка открыта.

Он повернулся и уверенно зашагал к дому, не пользуясь тросточкой и не держась за стены. Мы проследовали за ним на веранду, оттуда – в гостиную, которую, судя по всему, переоборудовали в нечто вроде мастерской. У окна стоял небольшой диван, накрытый старой, испачканной красками простыней, у противоположной стены находился мольберт, на застеленном газетами полу валялись выдавленные тюбики масляных красок. Возле дивана притулились табуретки – четыре штуки.

Я удивленно замер на пороге. Лира тоже была поражена тем, что слепой каким-то образом ухитряется писать картины. Только Никольский не был удивлен – то ли был в курсе, то ли не умел выражать эмоции.

– Я помню, где что находится, поэтому легко ориентируюсь, – сообщил Дробышев.

– Вы молодец, – вырвалось у меня. – Быстро адаптировались.

Дробышев усмехнулся.

– Жить можно и без некоторых частей тела, – сказал он с легкой горечью в голосе. – В сущности, у меня не было выбора.