Четыре унции кофе

Она рассказывала, как Трейси привезла ее с собой к Филис.

– Она позволила вам войти? – удивился я.

– Да, и даже провела экскурсию.– Трэйси хотела увидеть все, что у нее было.

– И как, – спросил я, – было что посмотреть?

– О, там полно скульптур. Все стены в сплошных полках и все заставлено. Она разрешила фотографировать. И вообще оказалась вполне милой бабулькой. Правда ей, по-моему, нездоровилось. Выглядела она как-то неважно. Ну и в квартире – сам понимаешь, творческий беспорядок.

– Ну да, кивнул я. – А чего же ты не поднялась?

– Куда? К тебе? – она улыбнулась, прищурившись. – К абсолютно незнакомому мужчине?

– А что, – парировал я, – могла бы эдак запросто, по-соседки. Прийти и трахнуть. И, кстати, Трэйси с собой захватить.

Она впилась зубами в мою дельту, прежде чем я успел договорить:

– Засранец!

Потом обняла меня посильнее, и мы медленно двигались, подпевая Джонни Винтеру. Она опустилась на стул и демонстративно запрокинула голову. Поднесла бокал к губам. Сделала глоток, затем второй. Красная струйка тонкой линией побежала с подбородка по ложбинке между грудей и стала спускаться к пупку. Я понял, куда она клонит, но у меня был свой интерес. Спешить не хотелось. Я подождал, пока она пустит по руслу еще немного. Потом приник, стоя на коленях и стал поедать вино с самого низа, начиная у обшивки стула.

Пить она больше не могла. Мы сползли на ковролин. Мадди Уоттерс затянул» Who Do You Trust», но голос повис где-то под потолком. А внизу мы увлеклись другой музыкой, то сливаясь в унисон, то разбредаясь по своим партитурам, гармонично и вразнобой, поддерживая партнера, чтобы позабыть о нем в следующее мгновение. Мы сбивались с ритма, возвращались к репризам, гнали по нотам наперегонки и дразнили друг друга, импровизируя. Чувствуя близость развязки, я перевел тему в верхний регистр. Круглый прикроватный светильник был выключен, однако свет с улицы, проскользнув в щель между жалюзи и стеной, зацепил его по касательной.

Мне почему-то вспомнился череп Кэмпбелла. Глупо, неожиданно и совсем не к месту. В уме вспыхнула картинка: он сидит здесь в кресле голый, в ее бюстгальтере, крошечный член заперт в пластиковый чехол. Он плачет, он закрывает глаза руками, чтобы не видеть нашего совокупления. И я взорвался. Финальное крещендо повергло все впрах. Только выжившие литавры пульсировали в мозгу несколько последних тактов, перед тем как стихнуть.

Мы очнулись, лежа на спине, почти под столом. Наверное, так же снизу выглядит концертный рояль. Часы показывали половину второго. Город спал. По низу тянуло холодом, и мы кряхтя, как пенсионеры, наконец-то перебрались в спальню. Она попыталась заснуть. Я лежал на боку рядом, гладя ее волосы.

Давно нужно было купить кинг сайз, потому что для двоих это ложе было узковато. С другой стороны, дополнительная ширина требовалось не часто, но вполне ощутимо съела бы простор и уют. Женщины редко ночевали в моей пещере. Если это случалось летом, я предпочитал досыпать на софе в гостиной, потеть легче порознь.

Где-то в начале пятого, прикоснувшись к ее бедру, одинокий трубач внезапно вернулся к жизни. Она почувствовала это одновременно со мной. Улыбнулась, проверила упругость. Я прошептал ей на ухо пару скабрезных глупостей. Она потащила меня к себе и направила под одеялом. Но мы так и не спелись. Было слишком поздно или, скорее, рано. Этот марафон начисто меня измотал, и маэстро сник посредине увертюры. Я отполз восвояси. Она понимающе улыбнулась, не открывая глаз.

– В этом месте, – сказал я, – композитор выронил перо.

Обнял ее и замертво провалился в пушистые объятия сна.

В тот день мы проспали почти дополудня. Я проснулся от того, что в коридоре натужно ревел пылесос. Хлои рядом не было, но я заметил ее сумку на софе в гостиной. В ванной шумела вода. Вот она, великая прелесть субботы, подумалось мне. Ты можешь валяться, сколько угодно. Я стал прикидывать в уме, что у нас есть на завтрак. Но она вышла из ванной при полном параде – одетой и в косметике, свежая, отдохнувшая и готовая разить наповал. Завтракать она отказалась. Мне пришлось спешно принимать душ, чтобы одеться и отвезти ее домой. После чашки кофе (она только пригубила) мы вышли через черный ход на парковку. Я вел машину, не снимая руки с ее колена. По дороге мы болтали о пустяках.

Почти в самом конце поездки, уже на Бидл стрит, она сказала, что во мне как будто проснулся звереныш. Этой ночью, призналась она, я словно узнала тебя с другой стороны. Мы улыбнулись друг другу с нежностью. Я-то понимал, что той ночью с другой стороны мы познали Генри Кэмпбелла.

ВООРУЖЕН И ОПАСЕН

О чем действительно стоило позаботиться, так это о посещении «Смит и Генри». В доме, где я вырос, никогда не было оружия. Более того, в среде, к которой принадлежали мои предки, хранение оружия считалось колониальным пережитком. Спокойный район, образованные соседи. Если кому-то доставались в наследство коллекционные ружья, их скорее продавали или прятали под замок. Аркебузы на стене попахивали китчем. Мои родители полагали, что пистолет в кладовке, рядом с коробками от обуви, способен принести больше вреда, чем пользы. Их уверенность подпитывало ТВ регулярными репортажами о том, как малыши нашли кольт, пока родителей не было дома, о школьниках, устроивших вендетту. Журналы приводили тревожную статистику самоубийств в результате затяжной депрессии среди образованных людей старше сорока.

Но мой дед по маминой линии был родом из Форт Логана. И он плевать хотел на то, что думали люди южнее Лейквью. Когда мне было двенадцать, и мы с сестрой по привычке проводили июль на ферме в Монтане, он научил меня стрелять.

Вместо мишеней мы использовали старые масляные фильтры. Оранжевые, их было хорошо видно на фоне зелени холма, а подставкой служила толстая дубовая жердь ограды. У деда было двадцать семь стволов. От старых «Смит и Вессонов» до армейской Ф16. Больше других мне нравился Beretta, модель 92. Увесистый, с мягким спуском, минимальной отдачей и хорошим боем. Я любил чувствовать в руке его холод.

В день моего совершеннолетия дед протянул мне традиционный конверт и подмигнул, как старый заговорщик, убедившись, что родители этого не увидят. Намека я не понял. Через день, уже вернувшись на ферму, он позвонил мне.

– Ты помнишь «Крестный отец», вторую часть? – спросил он.

Я сказал:

– Да, помню.

Тогда он нарочито понизил голос:

– Посмотри за бочком.

И повесил трубку. Отправившись в ванную, я нашел тряпичный сверток, втиснутый там, где он сказал. Внутри лежал мой любимый пистолет. На рукояти было выгравировано «Дорогому Джонаттану в день совершеннолетия от Джозефа МакГоверна на долгую память». Перед тем, как отправиться в колледж, я закопал его ночью в футляре и прорезиненном пакете под яблоней на заднем дворе. Там он и поныне. Однако до Рождества оставалось больше месяца, а ствол был нужен уже.

Я потратил около часа на то, чтобы узнать о порядке оформления и пробежаться по ассортименту. Более других мне понравился Ruger LC9s калибра 9 мм. Небольшой, такой легко спрятать в кармане. Система двойного предохранителя. Приличная скорость. Хорошая останавливающая сила. Надежная вещица для ближнего боя. Единственный минус (как сказал мне продавец) – «очень бьет по ушам». Хотя в моем случае, когда нужно отпугнуть идиота, громкость скорее плюс.

Я не рисовался. Не пробовал выглядеть крутым. Для того, чтобы выяснить отношения с адекватным человеком, как правило, всегда хватает языка. Кэмпбелл с его гангстерскими атрибутами и манией псевдослужителя к таковым не относился. Наше знакомство закончилось откровенной угрозой. Угрозой, на которую я честно и добросовестно положил. Не только из-за любви к Хлое, но еще и потому, что, как взрослый мальчик, не терплю чужих дядь, которые указывают, что мне делать. Кстати, по той же причине никогда не хожу на выборы.

За годы преподавания в Миде мне удалось кое-что скопить. Долг за колледж давно был погашен. Я не тратился на дорогие шмотки, никогда не бывал в казино, а отпуск проводил с семьей или друзьями в Калифорнии. При таком образе жизни банковский счет приятно набухает месяц за месяцем. Я стал обращать повышенное внимание на особняки, мимо которых все это время проезжал абсолютно беззаботно. Гостиная вдруг оказывалась узковата для еще одного кресла или компьютерного стола. Когда лэндлорд решил все-таки приступить к ремонту обгоревшей квартиры, и каждое утро в восемь ноль-ноль под моим полом разверзался ад в виде воющих пил, бесконечного стука молотков в сопровождении веселых мексиканских песен, я понял, что медлить не стоит. Суммы, скопившейся на счету, было недостаточно на покупку дома, но зато я мог внести больше половины его стоимости в качестве первого платежа. Любой банк счел бы меня надежным клиентом.

Здесь были еще свои нюансы, о которых я слыхал вскользь из разговоров коллег. Можно было найти золотой баланс между уровнем предоплаты и процентами по кредиту при том, что банки соревновались наперегонки. Но влазить в эти дебри я не спешил.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я Хлое при случае.

Пришлось наплести что-то про мой вкус. На самом деле, мне хотелось, чтобы дом, в первую очередь, нравился ей. Мы стали обсуждать детали вроде района, количества этажей, размеров сада. Узнав, что я ищу дом с тремя спальнями, она внимательно взглянула на меня, но ничего не сказала. Я заметил хорошо и глубоко спрятанную улыбку.

С этого момента на выходных мы стали устраивать туры по открытым домам в округе. Страницы, которые я пропускал, получая по пятницам еженедельную «толстушку», теперь пристально мною вычитывались. И для интересных предложений я даже завел жирный маркер цвета ультрафиолет. Мы обменивались свежими ссылками. Обсуждали новые варианты. Поиск дома стал нашим общим делом, требовавшим гораздо больше общения.

Забавнее всего было то, что риэлторы, словно сговорившись, считали нас супружеской парой. Блуждая по ковролину пустых гостиных, в новых коридорах и закоулках, нам всегда удавалось поймать секунду для страстного поцелуя украдкой. Нередко нас оставляли в спальне одних, тактично удалившись. Не для совокуплений на полу, а затем, чтобы мы поглубже прочувствовали это место «своим». Как на зло, почти каждый последующий вариант оказывался лучше предыдущего. Светлее, просторнее, доступнее да еще с бронебойной изюминкой, вроде дизайнерского ремонта, бассейна с подсветской или полностью оборудованной мастерской в подвале. От некоторых из этих бонусов приятно сосало под ложечкой. Моя рука непроизвольно тянулась к карману за чековой книжкой, и, покидая зеленый газон, хотелось захватить с собой табличку «Продается».

Но Хлоя добросовестно играла роль помощника. Здесь недостаточно света зимой, говорила она. Или «пол придется менять». Или «в этой части города подтапливает при оттепели, придется покупать дополнительный насос». Ее «инженерные» познания разили меня наповал. Я как-то сказал, что обязательно куплю ей каску строителя и желтую жилетку. – Ты будешь смотреться отпадно.

Она повела бровью:

– В смысле, на голое тело?

Я кивнул.

– Извращенец, – шепнула она, сжав мои пальцы.

Дом на Уэст стрит мы договорились посмотреть в пятницу, в четыре. Накануне вечером мне позвонил риэлтор, некто Миранда Гомес, сказав, что у нее есть замечательный вариант, просто созданный для нас. Просторный и недорогой. Она попросила меня записать адрес.

После уроков я некоторое время провел в своем кабинете, подготавливая программы на понедельник. Уже по дороге набрал Хлою. Она сказала, что выезжает. Я сравнительно неплохо ориентировался в этой части города, поэтому не стал прибегать к услугам джипиэс. Было еще светло. Добрался я быстро. Дом оказался симпатичным двухэтажным коттеджем. С улицы был виден фрагмент застекленной веранды, обычно их используют для зимнего сада. Имелся гараж на два автомобиля. Я припарковался прямо перед ним, рядом с белым доджем, очевидно, принадлежавшим риэлтору. Телефон отозвался веселой трелью. Я немного повозился, пытаясь выловить его в широком кармане пальто.

Это была смс от Хлои: «Буду чуть позже. Целую». Я выбрался наружу, но перед тем, как войти, несколько минут осматривался по сторонам. Улица была тупиковой, из тех, что оканчиваюся круглым разворотом, до которого отсюда было еще футов триста. Это радовало. Меньше машин, тише, воздух свежее. Второй плюс заключался в том, что дом стоял посредине участка, равно удаленный от соседей справа и слева. Моим родителям в этом смысле повезло меньше. Они, как и я с братом, в избытке познали, что такое соседская газонокосилка в семь утра. Здесь звук, долетающий внутрь, будет гораздо тише. Еще мне понравилась старая ель с могучей кроной у подножия альпинария. Я представил, как сметаю иглы с бетонной дорожки, вдыхая хвойный аромат. Голубые вершины таких же виднелись за кофейной крышей, на заднем дворе.

Парадная дверь была полуоткрыта, в гостиной горел свет. Я постучал перчаткой в дверь.

– Мис Гомес, – позвал я.

Но никто не ответил. Пришлось стучать громче. Наконец, я утопил клавишу на стене, разбудив бигбэновские куранты в глубине холла.