Роман без героя

Кто-то из великих сказал, что счастье – это когда тебя понимают. Если это утверждение спроецировать на жизнь Игоря Васильевича Волохова, то выходило, что это был самый несчастный человек не только в Москве, но и во всей Российской Федерации. «Не понимаем!». Эта коротенькая фраза, звучавшая порой с вопросительными интонациями, но чаще, как категоричный императив, даже снилась ему ночью. Его не понимали не только родные милые люди, не понимали коллеги, даже близкие ему по духу и научным направлениями коллеги.

– Не понимаю, Игорь, – говорил ему академик Бергман. – Время утопических идей давно прошло. Пойми, в России – новое время, время всеобщего прагматизма. Вернись к своей прежней теме, к омоложению функциональных систем человеческого организма – и Госпремия и членство в Академии наук, считай, у тебя в кармане.

Волохов ценил Бергмана как толкового биолога, около десяти лет они бок о бок работали над перспективнейшей, как им тогда казалось, геронтологической темой, «подсаживая» многочисленным подопытным добровольцам стволовые клетки. А уж руководителем НИИ он был от Бога. Лаборатории «шарашкиной конторы» были оснащены самым современным научным оборудованием. «Институт Бергмана», как неофициально называли НИИ в научных кругах, первым в столице приобрёл трёхмерный принтер 3 D. Добился Михаил Исаакович и отменного финансирования своего научного центра. Список финансовых спонсоров пополнялся год от года. Достаточно сказать, что список этот возглавляла могущественная госкорпорация «Газпром».

– Как тебе, Миша, удалось этих-то мультимиллионеров раскошелить? – как-то на очередном «фуршете по случаю» спросил Бергмана Волохов.

– Так жить долго больше всего хотят богатые люди, – серьёзно ответил Михаил Исаакович. – Им же за отпущенные Создателем 70 – 75 лет деньжища свои, хоть убей, никак не растратить!.. А оставлять пару миллиардиков родственникам, которых всю жизнь ненавидел, – обидно… Вот и желают магнаты наши ненаглядные за любые деньги при помощи стволовых ли, половых, любых, словом, клеток заполучить себе вторую молодость. И продлить как можно дольше свою бесценную, хотя и обременённую неподъёмным состоянием жизнь.

– М-да, – задумчиво согласился Игорь Васильевич. – Нестыковочка у Создателя вышла, когда человека слепил…

– Алчности многовато? – попытался угадать мысль ведущего научного сотрудника руководитель «шарашкиной конторы». – Зависти, матери всех порокв…

– Это есть, разумеется, но тут ОН не виноват, – улыбнулся Волохов. – Это черты приобретённые хомо-сапенсом, скопированные им с худших образцов Нижнего Мира. Я о другом противоречии. Душа человека бессмертна, а тело, оболочка биологическая никакой критики не выдерживает. До 90 если в одряхлевшем виде дотягивает, то радуются все, как дети. А чему радоваться, когда там болит, тут болит и котелок уже не варит… Дрянь тело наше. Дрянь, Миша. Что ему присуще? Болезни, непрочность, хрупкость, ненадёжность, в воде тонет, в огне горит… Короче, сплошные неприятности, а не тело. Вот сварганить бы его из какого-нибудь сверхпрочного полистирола, или как он там у химиков называется, – и живи себе лет пятьсот, как древние пророки жили, радуйся… Это я понимаю.

– А я – нет! – допив свой коньяк, отрубил Бергман. – Старение мозга – это проблема Института мозга. Зачем тебе страна трёхсотлетних маразматиков, а? Какие из выживших из ума стариков с вечными телами активные индивидуумы? Заменить мозг компьютером? Так это будет робот, а не человек.

Бергман щёлкнул пальцами, подзывая к себе официанта с подносом напитков. Он взял два стакана виски, нетвёрдой рукой передал один из них Волохову.

– Знаешь, Игорь, что в нашем деле главное? – спросил Михаил Исаакович и сам же ответил на свой вопрос. – Главное для учёного не прибавлять мировой скорби! Это как врачу – не навреди пациенту. Раньше человек боялся попасть в рабство, а теперь боится стать роботом!

И Бергман коротко хохотнул.

– А ты, я знаю, знаю, неслух, – шутливо погрозил Бергман Игорю Васильевичу, – всё на свою тему, бесперспективную и безденежную, увы, тему одеяло тянешь… Стволовые клетки – это звучит гордо. А что там в твоей умной головушке забродило – так это фэнтези от перенапряжения. Выпей, Игорь, как говорит аспирант Чуркин, «на расслабоне» – и удали из своего мозгового процессора всё, что мешает стволовым клеткам. Ты меня понял, дружище?

Волохов отодвинул от себя стакан с виски и спокойно, как уже давно для себя решённое дело, сказал:

– Михаил Исаакович, я выхожу из темы. Уверен, что мы вот-вот начнём биться лбом о стену. Ведь впереди – тупик.

– Это стволовые клетки – тупик? – воскликнул Бергман так, что обернулись коллеги, сидевшие в большом колонном зале за дальними столиками. – Побойся Бога и Минобрнауки! Такие ошеломляющие результаты – это «тупик», по-твоему?

– Тупик, – упрямо повторил Волохов. Потом залпом выпил виски и по-английски, не прощаясь, удалился из благородного собрания.

…Ещё задолго до того, как российская пресса раструбила, что известные актёры, решившиеся получить вторую молодость с помощью стволовых клеток младенцев, умерли от скоротечного рака, Игорь Владимирович призывал руководство «шарашкиной конторы», как он называл своё НИИ, по выражению самого Волохова, «наглухо и без срока давности», закрыть эту «перспективную тему». То есть закрыть «не до лучших времён», а навсегда, как опасную для жизни пациентов. Теория, считал он, не выдержала главный экзамен – экзамен самой жизнью. Но авторитетному Михаилу Исааковичу Бергману, у которого и в прошлую эпоху утопических идей, и нынешние времена идейного вакуума, всегда «там, на самом верху», были влиятельные связи, удалось доказать, что к смертям известных русских актёров стволовые клетки не имели «ровным счётом никакого отношения».

– Себе, Миша, не соврёшь, – тогда сказал ему Волохов. – Ты же лучше меня знаешь причину. Биосфера не приняла такую методу. Не с клетки нужно начинать, которая умирает от подобного насилия над генетикой.

– А с чего же, по-твоему?

– С Атмана.

– Это с души, которая, кажется, так называется в индуизме? Так, что ли? – не скрывая сарказма, парировал Бергман. – Слышали мы эти сказки ещё в прошлой формации, когда считалось, что Бога нет, а есть только правящая партия. Идея! Пусть и утопическая. Атман, так сказать. И этот Атман – вечен. Плодотворная идея, мол, бессмертна. Это только тело подвержено рождению и смерти. А для Атмана, дескать, тело – второе дело. Ведь Маркс умер – атман его, марксова идея то бишь, жива… Тело Ленина умерло, труп его, доказывая реальность этой мысли, по сей день лежит в мавзолее, в центре Москвы, а идея, – что бы так же вечно жила моя мама! – жива… Гитлер весной 45-го сдох, а его человеконенавистнические идеи сегодня дали такие пышные всходы, что я, пожалуй, готов поверить в любой твой бессмертный атман.

Михаил Исаакович вытер большим клетчатым платком вспотевшую загорелую лысину, которая всегда потела при волнении своего хозяина, и закончил тираду:

– Только вот, гражданин альтруист, я готов поддержать тебя на учёном совете, но, боюсь, к этому не готов сам совет.

– Я докажу… – начал было Волохов, но академик перебил его.

– Я – это «эго». Центризм только хорош для политических партий. Эгоцентризм в российской науке не приветствуется, дорогой мой.

Волохов прикусил язык, чтобы не послать своего бывшего коллегу куда подальше, но только процедил с обидой в голосе:

– С познания своего Я, с поиска высшего ЭГО, духа, души своей, божьей искры только и начинается настоящая наука. Недаром индусы до сих пор утверждают: «Познай себя – познаешь и мир».

– А много ли заказчик заплатит за поиск «высшего Я»? – рассмеялся Бергман. – Вот в чём гамлетовский вопрос, а не в извечной риторике – быть или не быть? Короче, откажешься от стволовых клеток и разработки именно этой темы в поиске омоложения жизни, считай что двадцать лет твоей научной жизни – коту под хвост. Минус госпремия, звание академика, руководство в НИИ, созданном для тебя и под тебя… Выбирай, друг мой Игорь.

Последнее предложение коллеги и бывшего единомышленника было лишним. Волохов уже давно выбрал идею Атмана, как единственно верный, по его внутреннему убеждению, путь в поиске не только продления жизни человека, но и истинное направление к бессмертию человека в земной биосфере.

К своей новой научной тематике, под которую ни правительство, ни спонсоры, как он понимал, не дадут ни копейки, он окончательно даже не пришёл – прилип! – во время посещения Непала. Королевство расположено в центральной части Гималаев, граничит с Китаем и Индией, с древнейшими на Земле цивилизациями. Поездка в Непальский геронтологический Центр, расположенный в Катманду, была оформлена как «обмен опытом» между непальскими, индийскими, китайскими и русскими геронтологами». Бергман под № 1 поставил в списке делегации фамилию Волохова.

– Так в Непале, как сказано в энциклопедии, все говорят на непали, на своём языке, на котором у нас никто ни гу-гу, – сказал тогда Игорь Васильевич.

– Мы едем к тем людям, которые лучше нас с тобой, Игорь, говорят по-английски, – ответил Бергман. – Так что за языковый барьер не переживай.

– Но ведь там не занимаются проблемами стволовых клеток, – возразил всегда настроенный на полемику Волохов.

– Но там живут до 100 лет и больше, – возразил Бергман. – Это – аргумент?

– Это аргумент, – согласился Игорь Васильевич с руководителем. К тому же мы едем по приглашению самого короля Непала и королевского научного Общества.

В этой поездке, в которую он всё-таки поехал вместе с Бергманом и группой молодых учёных-геронтологов, Волохова, что называется, осенило. После встречи с Брахманом, которая оказалась сакраментальной, в трёхзвёздочном отеле Катманду Игорь Васильевич воскликнул: «Эврика!». Теперь он был уверен, что, наконец-то, нашёл свой путь. Там же, в этом чертовом Катманду, «городе магов, йогов и шарлатанов», как говорил Бергман, он под окном своего одноместного номера впервые увидел застывшую фигуру Серго посланника. Тогда он его называл «Серым кардиналом». Человек, одетый во всё серое, часами стоял внизу, уставившись в одну точку. И этой точкой было окно номера профессора Волохова.

Непальское королевское научное общество встречало русскую делегацию по-королевски. Программа была перенасыщена встречами, экскурсиями, поездками к знаменитой Джомолунгме, к монахам старинного монастыря, вырубленного в одной из гор древних Гималаев. Правда, самая креативная экскурсия в один из горных тоннелей, где им обещали показать тела йогов, которые, якобы, находились там уже тысячу лет и оживут, когда наступит время «Ч», и в эти засушенные мумии вернутся их атманы.

Доктор Сикхарт, почётный профессор трёх европейских университетов, в том числе и Кембриджского, в обстановке чрезвычайно секретности привёз в горы русскую делегацию и долго о чём-то говорил с монахом, одетом в нелепые серые одежды. Гид русской группы долго в чём-то убеждал своего собеседника, размахивая руками и воздевая их к небесам, но серый монах, по всему, был непреклонен.

– Моей вины в срыве экскурсии нет, – сказал англоговорящей русской группе доктор Сикхарт. – Настоятель монастыря почувствовал присутствие в вашей группе Духа Великой Горы, главного хранителя тайны бессмертия.

– Не переживайте, коллега, – успокоил учёного индуса Бергман. – Жаль, конечно, что не удалось взглянуть на мумии в горе, но у русских есть такая пословица: что ни делается – всё к лучшему.

– Там не мумии, – тихо ответил Сикхарт, с опаской поглядывая на наблюдавшего за группой монаха в сером. – Там – люди. Просто они научились управлять своим высшим Я, своим духом до такой степени, что остановили все метаболические процессы организма до такой степени, что ни пульс, ни давление не фиксируются. Но тела – живые. Они не разлагаются и наполнятся жизненной энергией с возвращением в них Атмана.

– А где же они сейчас, души их? – ошеломлённо спросил один из молодых геронтологов, недавно защитившийся кандидат биологических наук Саша Чуркин.

– Путешествуют где-то, – пожал плечами профессор Кембриджского университета, знаток, кажется, всех многочисленных философско-религиозных учений древних индусов, доктор Сикхарт. – Душа может отлетать от своего корпуса, оболочки, в нашем понимании тела, за две тысячи километров. Если улетит дальше, может заблудиться и не вернуться назад, в тело…

Любознательный молодой учёный не унимался.

– А куда ж ей возвращаться, если, как вы утверждаете, этим… «оболочкам» – под тысячу лет? Пульс не прощупывается, давление у трупов, извините, оболочек, нет… Они же – мертвы!

– Вы ошибаетесь, коллега, – серьёзно ответил доктор Сикхарт. – Они оживут, когда к ним вернётся Атман. Атман – это то, что послано Вселенной для того, чтобы билась жилка жизни на Земле. Во всё её фантастическом многообразии. Пока на то воля Ноосферы, будет в биосфере Земли и Атман. Будет Атман, будет и жизнь на Земле. Только такая связь.

В Непальском Центре левитации, – оказалось, что в Катманду есть и такой научный центр, который трудно было назвать «научным», – Волохов познакомился с удивительным человеком – учёным йогом, доктором философии, которого все звали Брахман. Имя старого мага-йога несколько удивило Михаила Исааковича, который при знакомстве с мастером магической левитации пошутил:

– Бергман и Брахман – братья навек! У нас даже фамилии созвучные, только я летать не умею – Бог крылья не дал.

Мастер левитации промолчал, глядя поверх бергманской головы, а индус Сикхарт покраснел так, что румянец проступил на его смуглых щеках.