Роман без героя

– Игорь Вас…

– Тс-с! – остановил своего верного оруженосца профессор. – Ни слова. Самый ответственный момент. Атманоприёмник настраивается на волну кармы бедного пса… Так, так… Готово!

– Что? – захлопал длинными пушистыми ресницами Сашка, глупо улыбаясь. – Ловушка захлопнулась, да?

– Поймал! – не спуская глаз с приборов, фиксировавших показания датчиков, с охотничьем азартом воскликнул учёный. – Теперь второй, самый ответственный шаг, друг мой Сашка!.. Где твой клон?

– Мой? – не понял Чуркин.

– Да не твой, а клон пса, который ещё вчера был готов.

– А-а! – хлопнул себя по лбу Александр. – Я его подальше от чужих глаз спрятал. Бережёного, сами понимаете… И тема наша шефом не санкционирована…

– Молодец, молодец, конспиратор! Прямо Ильич в разливе! – скороговоркой похвалил Волохов. – Тащи давай сюда новую собачью оболочку!

… Через полчаса надежд и сомнений, тревог и радости от первой трепыхнувшейся приборной стрелочки, пойманный Волоховым в нужном волновом диапазоне Атман собаки, успешно перешёл в новую для себя оболочку. Искусственное тело пса, которое не намётанный на клон глаз вряд ли бы отличил от природного, дёрнулось, как в конвульсии. Потом открылись глаза, собака пугливо вскочила на ноги, будто очнулась от глубокого сна, и гавкнула на своих спасителей.

– Живая! – заорал Сашка и сам же закрыл себе рот рукой. – Живая, мать честная! От настоящей не отличишь!

– Так она и есть – настоящая, – улыбнулся профессор. – Атман, индивидуальная сущность погибшего Тузика, реинкарнировался в новую, устраивающую его во всём, оболочку. Теперь Тузик в ней будет жить лет сто, а то и больше.

И профессор по своему обыкновению быстро-быстро потёр рука об руку.

– Вы гений, профессор!.. – восторженно прошептал Саша Чуркин.

Игорь Васильевич, достав платок, вытер вспотевший крутой лоб, промокнул мокрое лицо.

– Да брось ты упражняться в дифирамбах… Не твой научный профиль, парень.

– Да я бы, если смог бы, вас так прославил, так прославил… – Саша стал подбирать нужное слово, отвечавшему бы прилагательному в самой высокой превосходной степени, но из-за того, что мало читал художественной литературы, так и не нашёл его.

– Помните, Игорь Василич, – любовно глядя на дружелюбно вилявшего хвостом «Тузика», как окрестил их собаку профессор, – в Гималаях, в монастыре, вырубленном прямо в скале, вы рассказывали мне, что в молодости мечтали покорить пик Победы.

– Мечтал, Саша, – вздохнул Волохов.

– Так вот, вы этот пик сегодня покорили.

– Ты так считаешь?

– Однозначно! Слово «пик», насколько я помню, с французского переводится как «высшая точка». Это высшая точка в вашей научной карьере! Пик Победы!

Спортивный Чуркин по-кошачьи мягко запрыгнул на стул, как на трибуну, пьедестал для оратора, и продлжил своё торжественное вещание:

– Пройдёт лет этак…Неважно сколько пройдёт, только обязательно благодарные потомки, которые, благодаря вашему гению…

Волохов запротестовал, маша руками, как ветряная мельница.

– Не перебивайте меня, пожалуйста! – взмолился Саша. – Именно так – благодаря вашему гениальному открытию, получат путёвку в желанное долголетие. И смогут продлевать свою жизнь практически до бесконечности.

– Ну, загнул…

– Да-да, моя научная интуиция меня никогда не подводит. А без интуиции, как вы сами говорили, настоящего учёного не бывает.

– Ну, предположим…

– Так вот, господин гений… Благодарные потомки обязательно назовут пока ещё безымянную вершину пиком Волохова. Мы с вами можем и не дожить до этого светлого часа, но пику Волохова – быть!

– Ну вот, – улыбнулся Игорь Васильевич. – Начал за здравие, а кончил за упокой. Как же нам не дожить до того светлого часа, имея такую коробочку?

Профессор отключил атманоприёмник и спрятал своё изобретение во внутренний карман.

– Я по делам поехал, а ты наведи в лаборатории порядок и Отведи Тузика в наш питомник.

Собака, услышав кличку, радостно завиляла хвостом.

– Это собаке Павлова памятник поставили? – задал Чуркин риторический вопрос самому себе. – Хороший памятник. Я видел. Но собаке Волохова памятник будет лучше.

– Иди, иди, а то сейчас уже сотрудники в лабораторию нагрянут, – напуская на себя начальственный вид, сказал профессор. – Я уехал. На связи!

Волохов уже было взялся за ручку двери, но вспомнил самое важное:

– Да, друг мой, сегодня ночью тебе вновь придётся потрудиться во славу отечественной науки…

– Что там ещё? – без особого энтузиазма, спросил уставший от свалившейся радости Чуркин. – Я эту ночь не спал…

– Ещё только одну ночь, – мягко попросил Игорь Васильевич помощника. – Надо, Саша… Последний штрих к нашей основной работе.

Чуркин откровенно зевнул, сон валил его с ног.

– Нужно доделать лицо Вовкиного клона, а то люди нашей болванки пугаются. Фото сына не посеял?

– Как можно, Игорь Василич…

– Значит, договорились. Да… – Волохов достал портмоне и, не глядя, вытащил оттуда несколько пятитысячных купюр. – Это твой гонорар.

– Бу сделано! – шутливо козырнул Чуркин, пряча деньги, в которых всегда нуждался, в карман. – По-царски, прям…

– Тогда, как охранник спать завалится, я тебе Вовкину голову привезу.

– Бр-р!.. – передёрнул плечами Саша. – Жутковато звучит, шеф.

Волохов смерил молодого геронтолога оценивающим взглядом.

– А тебе бы, брат, тоже не помешало бы заняться альпинизмом. Или самбо, дзюдо, как Володька. Это, понимаешь ли, характер воспитывает. А без характера, увы, тоже нет учёного. Как и без интуиции. Ладно, поздно читать лекции, когда ребёнок уже не вдоль, а поперёк лавки лежит.

Профессор, заглянув в глаза оруженосца, полные незаслуженной, по мнению Александра, обиды, и ободряюще похлопал младшего коллегу по плечу:

– На обиженных не только науку нельзя делать, воду возить и то опасно – выльют в лужу по дороге. Ладно, друг мой, я поехал, а ты всё приготовь к копированию.