Минуту спустя, Д’Артаньяну показалось, что Дезессар делал ему знак, чтоб он подошел к нему; он ожидал нового знака своего начальника, опасаясь, не ошибся ли он, но знак повторился; он вышел из рядов и подошел выслушать приказание.
– Герцог вызывает желающих принять на себя опасное поручение, которое сделает честь тем, кто его исполнит, и я предупреждаю вас, чтобы вы были готовы.
– Благодарю, капитан! – отвечал д’Артаньян, ничего столько не желавший как отличиться в глазах главнокомандующего.
Действительно, ла-рошельцы сделали ночью вылазку и овладели снова бастионом, взятым два дня тому назад королевскою армией; надо было сделать отчаянную рекогносцировку, чтоб узнать, как армия охраняла этот бастион.
Несколько минут спустя герцог сказал:
– Мне нужно три или четыре волонтера под руководством надежного человека для исполнения этого поручения.
– Что касается до надежного человека, ваше высочество, он у меня готов, – сказал Дезессар, указывая на д’Артаньяна; – четыре же или пять волонтеров всегда найдутся.
– Вызываются четверо желающих идти со мною на смерть! – сказал д’Артаньян, поднимая шпагу.
Двое товарищей из гвардейцев тотчас изъявили согласие; к ним присоедились два солдата, и требуемое число людей было готово; д’Артаньян отказал всем остальным, не желая нарушить право тех, кто первые вызвались.
Неизвестно было, вышли ли ла-рошельцы из бастиона после взятия его, или оставили в нем гарнизон; чтоб убедиться в этом, нужно было осмотреть вблизи означенное место.
Д’Артаньян отправился с четырьмя товарищами, следуя по траншее; гвардейцы шли рядом с ним, а солдаты позади.
Они подошли таким образом на расстояние ста шагов от бастиона, укрываясь за ретраншементами. Тогда д’Артаньян обернулся и заметил, что два солдата исчезли.
Он думал, что они струсили и отстали и продолжал идти вперед.
При повороте контрескарпа они очутились в шестидесяти шагах от бастиона.
Никого не было видно, и бастион казался покинутым.
Эти отчаянные смельчаки рассуждали, идти ли им дальше, как вдруг облако дыма опоясало стену бастиона, и дюжина пуль просвистала около д’Артаньяна и двух его товарищей.
Они узнали то, что им было нужно; бастион был охраняем. Оставаться дольше в этом опасном месте было бы бесполезно и неблагоразумно; д’Артаньян и двое гвардейцев начали отступление, походившее па бегство.
Подходя к углу траншеи, которая могла служить им защитой, один из гвардейцев упал, пораженный пулею в грудь. Другой, оставшийся невредимым, продолжал путь к лагерю.
Д’Артаньян не хотел покинуть своего товарища; он наклонился, чтобы поднять его и помочь ему дойти до лагеря; но в эту минуту раздалось два выстрела; одна пуля пробила голову раненому гвардейцу, а другая ударилась в камень, пролетев в двух дюймах от д’Артаньяна.
Он торопливо осмотрелся кругом, потому что эти выстрелы не могли быть из бастиона, который скрывался за углом траншеи, он вспомнил о двух отставших солдатах и тотчас пришли ему на мысль вчерашние убийцы его; решившись на этот раз узнать, в чем дело, он упал на тело товарища, притворившись мертвым.
Он тотчас увидел, что из одного оставленного укрепления, бывшего в тридцати шагах от него, показались две головы; это были те самые два солдата. Д’Артаньян не ошибся – эти два человека вызвались идти с ним только для того, чтоб убить его, надеясь, что смерть его будет приписана неприятелю.
Опасаясь, что, может быть, он только ранен и объявит о преступлении, они подошли, чтобы покончить с ним; к счастью, обманутые хитростью д’Артаньяна, они не позаботились зарядить ружья.
Д’Артаньян, падая, старался не выпустить из руки шпагу; когда солдаты были в десяти шагах от него, он вдруг встал и одним прыжком очутился перед ними.
Убийцы поняли, что если они убегут в лагерь, оставив в живых д’Артаньяна, то он обвинит их: первою их мыслью было перейти к неприятелю. Один из них взял ружье за ствол и вооружился им как дубиной: он хотел нанести ужасный удар д’Артаньяну, который избежал его, отскочив в сторону; но этим движением он открыл дорогу разбойнику, и тот сейчас же пустился бежать к бастиону.
Ла-рошельцы, не зная, с каким намерением он приближался к ним, выстрелили в него, и он упал от пули, раздробившей ему плечо.
В это время д’Артаньян со шпагой в руке бросился на второго солдата; борьба продолжалась недолго; негодный имел для защиты только незаряженное ружье; шпага гвардейца проскользнула по дулу бесполезного оружия и ранила убийцу в ногу; он упал. Д’Артаньян приставил ему острие шпаги к горлу.
– Не убивайте меня! – сказал бандит; – пощадите меня, господин офицер, и я скажу вам все.
– Стоит ли твоя тайна того, чтоб я пощадил жизнь твою? – спросил молодой человек, сдерживая руку.
– Да, если вы сколько-нибудь цените жизнь в двадцать два года, когда такой прекрасный и храбрый молодой человек как вы, может достигнуть всего.
– Негодяй, – сказал д’Артаньян, – говори же скорее, кто поручил тебе убить меня?
– Женщина, которой я не знаю; ее зовут миледи.
– Но если не знаешь этой женщины, почему же ты знаешь имя ее?
– Мой товарищ знал ее и называл ее этим именем; она имела дело не со мной, а с ним; у него в кармане есть даже письмо от этой особы, которое должно быть очень важно для вас, судя потому, что я от него слышал.
– Но как же ты участвуешь в этой засаде?
– Он предложил мне помочь ему убить вас, и я согласился.
– А сколько она дала вам за это доброе дело?
– Сто луидоров.
– А, она ценит меня во что-нибудь, – сказал д’Артаньян шутя, – сто луидоров! Это хорошая сумма для подобных вам негодяев; и потому я понимаю, что ты согласился и прощаю тебя, только с одним условием.
– С каким? – спросил с беспокойством солдат, видя, что не все еще кончено.
– Ты принесешь мне письмо, которое в кармане у твоего товарища.
– Но это значит убить меня, только другим способом, – сказал разбойник; – как же я пойду за письмом под выстрелы из бастиона?
– Но ты должен решиться принести его, или клянусь, я сам убью тебя.
– Пощадите, сжальтесь! Умоляю вас именем той дамы, которую вы любите, и считаете, может быть, умершей; она жива! – сказал разбойник, становясь на колени и опираясь на руку; потому что он начинал слабеть от потери крови.
– А почему ты знаешь, что я люблю женщину и что я считал ее умершей? – спросил д’Артаньян.
– Из письма, которое в кармане у моего товарища.
– В таком случае видишь, что это письмо мне необходимо, – сказал д’Артаньян. – Итак, решайся скорее, иначе, как ни отвратительно для меня обагрить еще раз шпагу кровью такого негодяя, как ты, клянусь тебе честью…
При этих словах д’Артаньян сделал такое движение, что раненый тотчас встал.
– Подождите! – сказал он, собираясь с духом от страха. – Я пойду, я пойду…
Д’Артаньян взял ружье у солдата, пропустил его вперед и заставил идти к товарищу, понуждая его ударами в ноги острием шпаги.
Ужасно было видеть этого несчастного, оставлявшего на дороге кровавый след, бледного как смерть, старавшегося не быть замеченным с бастиона, дотащиться до тела сообщника своего, лежавшего в двадцати шагах от него. Страх так ясно выражался на его лице, покрытом холодным потом, что д’Артаньян сжалился над ним и с презрением сказал: