Бастард де Молеон

– Идите сюда, капитан, места хватит на двоих. Каверлэ дал себя уговорить и пошел вперед.

Но, с трудом двигаясь в темноте, он недовольно ворчал:

– Место для двоих! Легко сказать…

И он вытянул руки, чтобы не удариться о каменный свод или скалистые стены. Но, к несчастью, он наткнулся на ногу Мюзарона, и, схватившись за нее, закричал:

– Беккер, здесь труп!

– Нет, черт возьми! – вскричал отважный Мюзарон, сжимая ему горло. – Здесь вполне живой человек, который сейчас придушит вас, мой храбрец…

Каверлэ, получив сильный удар, упал, не успев сказать ни слова, а Мюзарон уже заломил ему руки и связал их подпругой от седла.

Аженору лишь оставалось протянуть руку, чтобы проделать то же самое с Беккером, полумертвым от суеверного страха.

– Вот теперь, дорогой мой капитан, мы с вами и поговорим о выкупе, – сказал Мюзарон. – Заметьте хорошенько, что нас больше, что любой ваш жест или крик будет вам стоить нескольких добрых ударов кинжалом под ребра.

– Я не шелохнусь, рта не раскрою, – пробормотал Каверлэ, – только пощадите меня.

– Сначала мы должны себя обезопасить, – заметил Мюзарон, отнимая у Каверлэ все его вооружение с проворством обезьяны, чистящей орех.

Покончив с этой работой, он проделал то же самое с Беккером.

Отобрав оружие, Мюзарон занялся кошельками. В этой операции вежливо вели себя только его пальцы. Совесть его не испытывала никаких неудобств. Наполненные деньгами пояса и плотно набитые кошельки перешли в его руки.

– И ты тоже грабишь, – сказал ему Аженор.

– Нет, сударь, я отнимаю у них возможность творить зло. Когда миновали первые минуты испуга, Каверлэ попросил разрешения высказать кое-какие соображения.

– Вы можете это сделать, – сказал Аженор, – если будете говорить тихо.

– Кто вы? – спросил Каверлэ.

– Ну нет, это уже вопрос, мой дорогой! – воскликнул Мюзарон. – Мы на него отвечать не станем.

– Вы ведь слышали весь мой разговор с моими людьми.

– До последнего слова.

– Черт побери! Значит, вам известен мой план.

– Да.

– Прекрасно! И что же вы намерены сделать со мной и моим товарищем Беккером?

– Ничего особенного, мы на службе у дона Педро и выдадим вас ему, рассказав все, что нам известно о ваших намерениях в отношении его.

– Это невеликодушно, – возразил Каверлэ, который, наверно, побледнел в темноте. – Дон Педро жесток, он подвергнет меня пыткам, лучше сразу прикончите меня добрым ударом в сердце.

– Мы не убийцы, – ответил Молеон.

– Пусть так, но дон Педро меня убьет.

По долгому молчанию своих победителей Каверлэ сообразил, что он убедил их, так как они ничего не отвечали.

Аженор размышлял про себя.

Внезапное появление Каверлэ раскрыло Молеону, что дон Педро находится в Монтеле. Каверлэ был охотничьим псом с безупречным нюхом и умел выслеживать свою добычу. Молеон посчитал, что Каверлэ оказал ему большую услугу, и это склонило его пощадить бандита. Кстати, враг его был безоружен, ограблен, лишен возможности навредить.

Такие же раздумья одолевали и Мюзарона. Он так привык угадывать мысли своего господина, что одинаковые озарения приходили к ним одновременно.

Будучи человеком храбрым и ловким, Каверлэ воспользовался их молчанием. Он сообразил, что с самого начала неприятного разговора с незнакомцами слышал всего два голоса, но, пошевелив ногами и перевалившись на бок, он убедился, что пещера узкая, и больше четырех человек вместить не может.

Значит, силы были равны, хотя он и остался без оружия. Но, чтобы отобрать свое оружие, надо было иметь свободные руки, а они были связаны.

Однако таинственный гений, который покровительствует злодеям, – это не что иное, как слабость честных людей, – таинственный гений, повторяем мы, пришел на помощь Каверлэ.

«Этот человек будет меня сильно стеснять, – размышлял Аженор. – На моем месте он избавился бы от помехи с помощью кинжала и швырнул бы мое тело в Тахо, но я не хочу прибегать к подобным приемам. Он будет мешать мне, когда я захочу выбраться отсюда, а убраться отсюда мне захочется сразу же, как я получу достоверные сведения об Аиссе и доне Педро».

Подумав об этом, Молеон, который был скор в решениях, схватил Каверлэ за руки и стал его развязывать.

– Господин Каверлэ, сами того не зная, вы оказали мне услугу, – сказал он. – Дон Педро, разумеется, убил бы вас, но я не хочу, чтобы вы погибли от его руки, когда есть такие крепкие виселицы в Англии и во Франции…

С каждым словом опрометчивый Аженор развязывал одну петлю.

– Поэтому я возвращаю вам свободу, – продолжал он, – воспользуйтесь ею, чтобы бежать, и постарайтесь измениться к лучшему.

Сказав это, он полностью развязал подпружный ремень. Едва Каверлэ почувствовал, что его руки свободны, он бросился на Аженора, пытаясь вырвать у него меч, с криком:

– Заодно со свободой верните мне и мой кошелек!

Каверлэ уже держал меч, нащупав рукоятку, чтобы нанести удар, когда Молеон, ударив его кулаком в лицо, свалил бандита в лужу перед входом в пещеру.

Каверлэ, подобно рыбе, которая, выскочив в воду из корзины рыбака, вновь оживает, почувствовав родную стихию, с наслаждением вдохнул свежий воздух, и со всех ног бросился бежать по дороге в сторону городка.

– Клянусь святым Иаковом, мой господин, вы нанесли отличный удар, – с раздражением воскликнул Мюзарон, – а теперь дайте-ка мне его догнать.

– Полно! Ни к чему, раз уж я пожелал дать ему удрать, – ответил Аженор.

– Безумие! Величайшая глупость! Негодяй сыграет с нами злую шутку, он вернется, он всем расскажет о нас…

– Замолчи, простофиля, – сказал Аженор, локтем толкая в бок Мюзарона, чтобы тот в приступе гнева не наговорил лишнего в присутствии Беккера. – Если он вернется, мы выдадим его дону Педро, которому сейчас же сообщим обо всем.

– Это другое дело, – проворчал Мюзарон, понявший хитрость хозяина.

– Гак что, друг, развяжи-ка руки этому честному господину Беккеру и напомни-ка ему, что если Каверлэ, Филипс, Лэсби и Беккер, эти четыре прославленных рыцаря, завтра еще будут находиться в окрестностях, то их всех повесят на стенах замка Монтель, ибо в этом отношении порядок здесь строже, чем во Франции.

– О, я не забуду об этом, сеньоры, – ответил Беккер, ошалев от радости и благодарности. Он и не думал нападать на своих благодетелей, и поцеловав им руки, упорхнул, словно бабочка.