– Аженор, я надеюсь, что это не единственный твой довод? – спросил король.
– Да, сир, – я ведь никогда на лгал, – да, это не единственный мой довод. Истинная причина в том, что в этом замке заточен мой друг, которого Мотриль убьет, если мы окружим крепость.
– Так прямо и говори, – воскликнул Бертран, – и никогда не думай, что мы решимся отказать тебе в твоей просьбе!
После этой беседы, которая успокоила Молеона насчет судьбы Аиссы, командиры армии еще больше ужесточили осаду Толедо.
Жители оборонялись так упорно, что город стал ареной множества боевых схваток, и немало знаменитых осаждающих, причем самых опытных воинов, было убито или ранено в стычках и вылазках.
Но эти бои были лишь прологом к большому сражению, подобно тому, как молнии и гром в облаках являются предвестием бури.
Дон Педро приехал в Толедо – город был хорошо укреплен и имел солидные запасы съестного, – чтобы уладить свои дела с подданными и союзниками.
В бесконечной череде гражданских войн толедцы склонялись то на одну, то на другую сторону; надо было вдохнуть в них боевой дух, который навеки связал бы горожан с делом победителя при Наваррете.
Этой победой дон Педро гордился больше всего. Если толедцы не поддержали бы на этот раз своего государя и он не выиграл бы первого сражения, как победил при Наваррете, то с Толедо было бы покончено навсегда: дои Педро не простил бы этого городу.
Ему, человеку коварному, хорошо было известно, что на самом деле воздействовать на жителей большого города могут лишь голод и алчность.
Мотриль твердил ему об этом каждый день. Поэтому надлежало кормить толедцев и внушать им надежду на богатые трофеи.
Дону Педро не удалось достичь этих двух целей. Он многое обещал в будущем, но ничего не давал в настоящем.
Увидев, что на рынке не хватает съестного, а закрома пусты, толедцы начали роптать.
Группа из двадцати богатых горожан, преданных графу де Трастамаре или движимых только несогласием с доном Педро, подстрекала недовольных и создавала в городе смуту.
Дон Педро посоветовался с Мотрилем.
– Эти люди сыграют с вами злую шутку, открыв, пока вы спите, городские ворота вашему сопернику, – сказал мавр. – В крепость войдут десять тысяч солдат, возьмут вас в плен, и война на этом закончится.
– Что же надо сделать?
– Одну очень простую вещь. В Испании вас называют доном Педро Жестоким.
– Мне это известно… Но заслужил я это звание всего лишь чуть более решительным исполнением приговоров.
– Я не спорю… Но если вы заслужили это имя, не надо бояться заслужить его еще раз. Если вы не заслужили его, то поспешите оправдать свое имя какой-нибудь славной расправой, которая убедит толедцев, что рука у вас тяжелая.
– Да будет так, – сказал король. – Я начну действовать сегодня ночью. Дон Педро, действительно, приказал назвать ему имена недовольных, о которых мы уже упоминали; разузнал, где они живут и каковы их привычки.
Потом, ночью, взяв сотню солдат, которыми командовал сам, врывался в дома к мятежникам и приканчивал их.
Тела их сбросили в Тахо. Немного ночного шума и много старательно смытой крови – вот и все, что поведало толедцам, каким образом король намеревался вершить правосудие и управлять городом.
Поэтому горожане перестали роптать и принялись прежде всего с большим восторгом поедать своих лошадей, с чем король их и поздравил.
– Лошади в городе вам не нужны, – объяснил им дон Педро. – Ездить далеко здесь некуда, ну а вылазки на осаждающих мы сможем делать и пешком.
Прикончив лошадей, толедцы были вынуждены поедать своих мулов. Для испанца это жестокая необходимость. Мул – животное национальное, каждый испанец считает его почти своим другом. Конечно, лошадей убивают и во время корриды; но именно на мулах вывозят с арены убитых лошадей и быков.
Итак, толедцы, горестно вздыхая, съели и своих мулов.
Энрике де Трастамаре не мешал им в этом.
Это заклание мулов придало решимости осажденным, которые вышли из крепости на поиски съестного; но Виллан Заика и Оливье де Мони, которые не съели своих бретонских лошадей, жестоко их побили, вновь загнав в крепость.
Дон Педро подал горожанам новую мысль. Он предложил им кормиться фуражом, который остался после съеденных лошадей и мулов.
Фураж был изничтожен за неделю, после чего горожанам пришлось искать другое пропитание.
Однако обстоятельства складывались никак не в пользу Толедо.
Принц Уэльский, раздосадованный тем, что не получает денег, которые ему был должен дон Педро, прислал в Толедо трех послов, чтобы предъявить счет за военные расходы.
Дон Педро спросил Мотриля, как быть с эти новым затруднением.
– Христиане очень любят пышные церемонии и праздники, – ответил Мотриль. – Если бы у нас были быки, я посоветовал бы устроить великолепные бои, но, поскольку их больше не осталось, надо придумать что-нибудь другое.
– Что именно? Говорите.
– Эти послы едут требовать от вас денег. Все Толедо ждет вашего ответа. Если вы откажетесь платить – это значит, что казна ваша пуста и вы больше не сможете рассчитывать на толедцев.
– Но я не могу расплатиться, у нас не осталось ни флорина.
– Мне прекрасно это известно, ваша светлость, ибо я ведаю финансами. Однако недостаток денег можно возместить, если пораскинуть умом.
Вы пригласите послов торжественно явиться в собор. Там, в присутствии всего народа, который будет зачарован, увидев ваши царственные одежды, золото и драгоценные камни церковного убранства, богатые доспехи, а также полторы сотни лошадей, что в городе покажутся невиданными животными вымершей породы, вы спросите их:
«Господа послы, располагаете ли вы всеми полномочиями, чтобы вести со мной переговоры?»
«Да, – ответят они, – мы представляем его светлость принца Уэльского, милостивого нашего повелителя».
«Превосходно! – скажете вы. – Значит, его светлость требует ту сумму, которую, как мы условились, я должен буду ему выплатить?»
«Да», – ответят они.
«Я признаю долг, – скажете вы, мой государь. – Но мы с его светлостью договорились, что взамен суммы, каковую я должен, я получу покровительство, союз и сотрудничество англичан».
– Но я же получил их! – вскричал дон Педро.
– Да, но вы больше не располагаете ими и рискуете получить совсем обратное… Поэтому прежде всего от англичан надлежит добиться нейтралитета: ведь если вам, наряду с армией Энрике де Трастамаре и бретонцами под водительством коннетабля, придется еще сражаться с вашим кузеном, принцем Уэльским, то вы, государь мой, пропали, и англичане сами заплатят себе, содрав с вас три шкуры.
– Они откажутся помогать мне, Мотриль, потому что я не смогу заплатить.
– Если бы они хотели отказаться, то уже отказались бы. Но христиане слишком самолюбивы, чтобы признаваться друг другу в своих ошибках. Принц Уэльский предпочел бы потерять все деньги, которые вы ему должны, но делать вид, что с ним расплатились, нежели получить долг тайком от всех… Позвольте мне договорить… Поэтому, когда послы будут требовать от вас долг, вы ответите им:
«Мне грозят военными действиями со стороны принца Уэльского… Если это произойдет, я лучше предпочту потерять все мое королевство, чем сохранять хотя бы намек на союз с таким вероломным государем. Поклянитесь же мне, что его светлость принц Уэльский, начиная с этого дня, два месяца держит свое слово (до того как он обещал оказывать мне помощь, принц собирался сохранять нейтралитет), и через два месяца, клянусь вам на Евангелии, я расплачусь с вами, деньги для этого уже собраны».