Сорок пять. Часть вторая, третья

– Отчего она не попросит у вас луны, если вы такой угодливый муж? – Шико не убедили королевские шутки.

– Для нее я готов попытаться, любезный Шико, – парировал Беарнец, – я так люблю мою милую Марго.

– О, довольно с вас и Кагора – посмотрим, как вы расплатитесь за свою смелость!

– Ах, Шико, наступает эта великая и жуткая для меня минута. Я не могу обнажить шпагу: я не храбр, и моя натура возмущается при каждом залпе из аркебуз. Шико, друг мой, не смейся над бедным Беарнцем, своим земляком и другом. Если я струшу и ты это заметишь – не говори!

– Если вы струсите?

– Да.

– Так вы боитесь струсить?

– Конечно.

– Но если такова ваша натура, то что вам за удовольствие путаться в такие дела?

– Что делать, когда нужно!

– Господин де Везен – ужасный человек!

– Я это очень хорошо знаю.

– Он не щадит никого.

– Ты так думаешь, Шико?

– О, я уверен: ему все равно – красное или белое перо на шляпе. Он все кричит: «Пали!»

– Ты это насчет моего белого султана?

– Да, государь. И так как у вас одного султан этого цвета, то…

– Ну?..

– Я советовал бы вам его снять.

– Но, мой друг, я и надел его для того, чтобы меня могли узнать, и если я его сниму…

– Что же?

– То не достигну своей цели, любезный Шико.

– Так вы, несмотря на мой совет, не снимете его?

– Не сниму!

Произнося эти слова самым решительным тоном, Генрих дрожал еще заметнее, чем когда говорил перед офицерами.

– Пока еще есть время, государь, одумайтесь! – Шико не понимал противоречия между словами короля и его состоянием. – Сейчас вам невозможно сесть на лошадь.

– Так я очень бледен, друг Шико?

– Как мертвец.

– Тем лучше!

– Как это – «тем лучше»?

– А так, что я понимаю себя.

В эту минуту раздался выстрел крепостной пушки и вслед за ним – ужасная пальба из мушкетов: это господин де Везен отвечал на предложение сдаться.

– Э-э, вот оно! Как вам эта музыка, государь?

– Она заставляет… дрожать мои мозги, – отвечал Генрих и тут же вскрикнул, резко, прерывисто: – Коня! Моего коня!

Шико смотрел, слушал: что это, что происходит перед его глазами? Генрих не сумел сразу вскочить на лошадь.

– Шико, садись и ты на коня, – ты ведь тоже больше не военный?

– Да, государь.

– Так поедем смотреть пальбу вместе! Доброго коня господину Шико!

Шико пожал плечами и не моргнув сел на прекрасную испанскую лошадь, которую ему подвели по приказу короля. Генрих поскакал галопом; Шико последовал за ним. Оказавшись впереди своей маленькой армии, Генрих поднял забрало.

– Развернуть знамя! Новое знамя! – крикнул он дрожащим голосом.

Сняли чехол, и новое знамя, с двойным гербовым щитом Наварры и Бурбонов, величественно взметнулось в воздухе. Оно было белое, с золотыми цепями на голубом фоне с одной стороны и вышитыми золотыми лилиями – с другой.

«Вот новое знамя, – подумал Шико, – которому предстоит печальное боевое крещение».

В эту минуту, как бы в ответ на мысль Шико, раздался пушечный выстрел, и ядро, пролетев в десяти шагах от короля, уложило целый ряд пехотинцев.

– Гром и молния! – воскликнул король. – Видел ты, Шико? – Зубы его стучали.

«Ему дурно!» – испугался Шико.

– А-а, – шептал Генрих, – так ты боишься, проклятое тело, ты дрожишь, трепещешь! Погоди, погоди! Я заставлю тебя еще не так дрожать! – И он вонзил шпоры в бока своей белой лошади.

Опередив кавалерию, пехоту и артиллерию, король оказался в ста шагах от стен крепости. Алое пламя, вместе с громом извергаемое батареями, помещенными на валу, отражалось в его латах, как лучи заходящего солнца. Там в продолжение десяти минут он держал лошадь неподвижно, командуя:

– Фашины! Несите фашины!

Морне, с поднятым забралом, со шпагой в руке, не отставал от короля. Шико, тоже в латах и шлеме, следовал за ними, но не вынимал шпаги. За этими тремя передовыми скакали, воодушевленные примером, молодые дворяне-гугеноты с криками:

– Да здравствует Наварра!