Бастард де Молеон

– О-о! – простонал мессир Эспэн. – Нам будет тяжело расстаться с нашими лошадьми, но если у вас совсем нет для них места, мы согласимся, дабы не потерять те прекрасные комнаты, что вы нам обещали, чтобы их отвели вместе со слугами в какой-нибудь другой дом в городе.

– В таком случае, вам повезло, – сказал господин Барнабэ, – вашим лошадям будет даже лучше: ведь их разместят в таких конюшнях, каких нет и у графа де Фуа.[26 - Граф де Фуа, Гастон Феб (1331–1391) – политический деятель, союзник короля Карла V Мудрого, поэт и знаменитый меценат.]

– Меня устраивают эти знаменитые конюшни, – согласился мессир Эспэн, – но завтра в шесть утра лошади должны быть у ваших дверей в полной готовности, так как мы направляемся, мессир Жан и я, в город По, где нас ожидает монсеньер Гастон Феб.

– Будьте покойны, – ответил господин Барнабэ, – положитесь на мое слово.

Тут вошла горничная и стала что-то тихо шептать хозяину, на лице которого появилось выражение досады.

– Ну, что еще там? – спросил мессир Эспэн.

– Это невозможно! – воскликнул хозяин и снова подставил ухо горничной, чтобы она повторила новость.

– Что она сказала? – переспросил рыцарь.

– Нечто невероятное.

– Что именно?

– Что больше не осталось ни одной свободной комнаты.

– Так, значит, мы вынуждены отправиться на ночлег к нашим лошадям, – заметил мессир Жан.

– О, господа, господа! – вскричал Барнабэ. – Приношу свои извинения, но рыцарь, который прибыл чуть раньше вас, занял со своим оруженосцем две последние комнаты.

– Ерунда, – сказал мессир Жан, которому, судя по всему, было не привыкать к такого рода неудачам. – Скверная ночь пройдет быстро, если мы не останемся без доброго ужина.

– Видите, – сказал хозяин, – вот идет повар, которого я позвал.

Повар отвел хозяина в сторону и тихо о чем-то с ним заговорил.

– О, – простонал трактирщик, тщетно пытаясь побледнеть. – Этого быть не может!

Повар головой и руками изобразил что-то означающее: «но так оно и есть». Аббат, который, похоже, в совершенстве владел языком знаков, особенно когда этот язык имел отношение к кухне, действительно побледнел.

– Неужто так оно и есть? – воскликнул он.

– Господа, Маритон не ошибается, – сказал хозяин.

– В чем?

– В том, что, как он мне сказал, вам нечего предложить на ужин, так как рыцарь, приехавший раньше вас, забрал остатки припасов.

– Это уж слишком, метр Барнабэ! – нахмурив брови, сказал мессир Эспэн де Лион. – Может быть, хватит шуток?

– Увы, мессир, – ответил хозяин, – прошу поверить, что я вовсе не шучу и несказанно огорчен, что так случилось.

– Я готов поверить, что вы нам сказали о конюшне и комнатах, – продолжал рыцарь, – но ужин совсем другое дело, и я повторяю вам, что вы меня не убедили. Вон целый строй кастрюль…

– Мессир, все они предназначены для владельца замка де Маршера, он здесь со своей супругой.

– А пулярка, что крутится на вертеле?

– Заказана тучным каноником из Каркасона, который направляется в свой приход и ест скоромное лишь раз в неделю.

– А решетка с бараньими отбивными, что так вкусно пахнут?

– И котлеты, и фазан, которого я ощипываю, пойдут на ужин рыцарю, что прибыл перед вами.

– Вот в чем дело! – вскричал мессир Эспэн. – Так он все забрал, этот чертов рыцарь! Метр Барнабэ, доставьте мне удовольствие и передайте ему, что некий голодный рыцарь предлагает скрестить копья, но не ради прекрасных глаз его дамы, а за вкусный аромат ужина, и прибавьте к этому, что летописец мессир Жан Фруассар будет судьей поединка, чтобы описать потом наши бранные подвиги.

– В этом нет нужды, мессир, – произнес чей-то голос за спиной метра Барнабэ. – Я пришел от имени моего господина пригласить вас, мессир Эспэн де Лион, и вас, мессир Жан Фруассар, отужинать с ним.

Мессир Эспэн обернулся, услышав этот голос, и узнал оруженосца неизвестного рыцаря.

– О-о! – изумился он. – Это приглашение я нахожу верхом учтивости… А вы что на это скажете, мессир Жан?

– Скажу, что оно не только весьма учтиво, но и очень уместно.

– И как же зовут вашего господина, друг мой? – спросил Эспэн де Лион. – Мы хотели бы знать, кому обязаны подобной любезностью.

– Он сам вам представится, ежели вы соблаговолите пойти со мной, – ответил оруженосец.

Путешественники переглянулись – отчасти из-за голода, отчасти из-за любопытства их желания совпали – ив один голос сказали:

– Идемте! Показывайте, куда идти.

Оба поднялись по лестнице вслед за оруженосцем, который отворил дверь в комнату; в глубине ее стоял, заложив руки за спину, неизвестный рыцарь, уже снявший доспехи и облаченный в черное бархатное одеяние с широкими, длинными рукавами.

Завидя их, он пошел им навстречу и, отвесив изысканнейший поклон, сказал, протягивая левую руку:

– Добро пожаловать, господа, и примите сердечную благодарность за то, что вы ответили на мое приглашение.

Весь облик рыцаря дышал такой добротой и таким радушием, левая рука была протянута так естественно, что оба пожали ее, несмотря на почти непреложный среди рыцарей обычай приветствовать друг друга правой рукой: поступить иначе считалось почти оскорблением.

Однако оба путешественника, проявляя по отношению к неизвестному рыцарю столь необычную учтивость, не могли совладать с удивлением, которое и отразилось на их лицах; только рыцарь, похоже, не обратил на это внимания.

– Это мы, мессир, должны благодарить вас, – возразил Фруассар. – Мы находились в большом затруднении, когда ваше любезное приглашение выручило нас. Примите же нашу признательность.

– Кроме того, я уступлю вам комнату моего оруженосца, – сказал рыцарь, – раз у меня комнаты две, а у вас – ни одной.

– Право слово, вы слишком благосклонны к нам! – воскликнул Эспэн де Лион. – Ну, а где заночует ваш оруженосец?

– В моей комнате, черт побери!

– Нет, нет, – сказал Фруассар, – это значило бы злоупотребить…

– Пустяки, мы к этому привыкли! – перебил его неизвестный рыцарь. – Более двадцати пяти лет прошло с тех пор, как мы впервые заночевали с ним в одной палатке, и за эти годы случалось это так часто, что мы и считать перестали. Да садитесь же, господа.