Белые и синие

– Простите, капитан, – обратился к Аббатуччи один из двух солдат, которые привели Фалу, – вы ведь сказали, что хотите его видеть, не так ли?

– Безусловно, я сказал, что хочу его видеть!

– Вот как! Это правда? – спросил солдат.

– Надо думать, что так, раз сам капитан об этом говорит.

– Представьте себе, что он не хотел идти; мы привели его силой, вот так!

– Отчего ты не хотел идти? – спросил Аббатуччи.

– Эх, мой капитан, я понимал, что снова мне будут говорить глупости.

– Как это будут говорить глупости?

– Послушайте, – сказал егерь, – я прошу рассудить нас, мой генерал.

– Я слушаю тебя, Фалу.

– Вот как! Вы знаете мое имя, – спросил он и обернулся к своим товарищам. – Эй! Даже генерал знает мое имя!

– Я сказал тебе, что слушаю; ну же! – продолжал генерал.

– Итак, мой генерал, вот в чем дело: мы наступали, не так ли?

– Да.

– Моя лошадь отскакивает, чтобы не наступить на раненого; эти животные очень умны, как вы знаете.

– Да, я это знаю.

– Особенно моя… Я сталкиваюсь лицом к лицу с эмигрантом; ах! с красивым, совсем молодым парнем двадцати двух лет от силы; он наносит мне удар по голове, и я отражаю удар из первой позиции, не так ли?

– Разумеется!

– И отвечаю колющим ударом; ничего другого не остается, не так ли?

– Ничего другого.

– Не нужно быть судьей, чтобы догадаться: он падает, этот «бывший», проглотив более шести дюймов клинка.

– В самом деле, это больше чем следовало.

– Конечно, мой генерал, – оживился Фалу, предвкушая шутку, которую собирался сказать, – чувство меры иногда изменяет нам.

– Я ни в чем не упрекаю тебя, Фалу.

– Стало быть, он падает; я вижу превосходную лошадь, лишившуюся хозяина, и беру ее под уздцы; тут же я вижу капитана, оставшегося без лошади, и говорю себе: «Вот то, что нужно капитану». Я бросаюсь к нему: он отбивается от пяти-шести аристократов, мечется, как черт перед заутреней; убиваю одного, поражаю другого. «Давайте, капитан, – кричу я ему, – садитесь!» Как только его нога попала в стремя, он живо вскочил в седло, и все было кончено, так-то!

– Нет, не все было кончено, ведь ты не можешь подарить мне коня.

– Почему же я не могу подарить вам коня? Неужто вы слишком горды, чтобы принять его от меня?

– Нет, и в подтверждение этого, голубчик, если ты хочешь удостоить меня рукопожатием…

– Это вы мне окажете честь, мой капитан, – сказал Фалу, приближаясь к Аббатуччи.

Офицер и солдат пожали друг другу руки.

– Мы в расчете, – сказал Фалу, – и все же мне следовало бы дать вам сдачи… но нет мелочи, мой капитан.

– Не беда, ты рисковал жизнью ради меня и…

– Рисковал жизнью ради вас? – вскричал Фалу. – А то как же! Я защищал себя, вот и все; хотите поглядеть, как он дрался, этот «бывший»? Глядите!

Фалу достал свою саблю и показал клинок, зазубренный на протяжении двух сантиметров.

– Дрался как черт, уверяю вас! К тому же это не последняя наша встреча; вы вернете мне долг при первом удобном случае, мой капитан, но чтобы я, Фалу, продавал вам коня? Ни за что!

Фалу уже направился к двери, но генерал тоже окликнул его:

– Подойди сюда, храбрец!

Фалу обернулся, вздрогнул от волнения и, подойдя к генералу, отдал ему честь.

– Ты из Франш-Конте? – спросил Пишегрю.

– Отчасти, генерал.

– Из какой части Франш-Конте?

– Из Буссьера.

– У тебя есть родня?

– Старуха-мать, вы это имеете в виду?

– Да… Чем же занимается твоя старая мать?

– Ба! Бедная славная женщина шьет мне рубашки и вяжет чулки.

– На что же она живет?

– На то, что я ей посылаю, но, поскольку Республика обнищала и мне не платят жалованье уже пять месяцев, она, должно быть, бедствует; к счастью, говорят, что скоро с нами рассчитаются благодаря фургону принца де Конде. Принц – молодец! Моя мать будет благословлять его!

– Как! Твоя мать будет благословлять врага Франции?!

– Что она в этом смыслит! Добрый Бог увидит, что она несет чушь.