Принц, сделав несколько шагов, вдруг остановился и сказал:
– Идите впереди меня и называйте меня просто господином.
Они вошли в кабинет.
Роза продолжала стоять на том же месте, у окна, и смотрела в сад.
– А, фрисландка, – заметил принц, увидев золотой убор и красную юбку Розы.
Роза повернулась на шум, но она еле заметила принца, который уселся в самом темном углу комнаты. Понятно, что все ее внимание было обращено на ту важную ocoбy, которую звали ван Систенс, а не на скромного человека, следовавшего за хозяином дома и не имевшего, по всей вероятности, громкого имени. Скромный человек взял с полки книгу и сделал знак Систенсу начать допрос.
Ван Систенс, также по приглашению человека в лиловом костюме, начал допрос, счастливый и гордый той высокой миссией, которую ему поручили.
– Дитя мое, вы обещаете мне сказать истину, только истину об этом тюльпане?
– Я вам обещаю.
– Хорошо, тогда рассказывайте в присутствии этого господина. Господин – член нашего общества цветоводов.
– Сударь, – молвила Роза, – что я вам могу еще сказать, кроме уже сказанного мною?
– Ну, так как же?
– Я опять обращаюсь к вам с той же просьбой.
– С какой?
– Пригласите сюда господина Бокстеля с его тюльпаном; если я его не признаю своим, я откровенно об этом скажу; но, если я его узнаю, я буду требовать его возвращения. Я буду требовать, даже если бы для этой цели мне пришлось пойти к его высочеству штатгальтеру с доказательством в руках.
– Так у вас есть доказательства, прекрасное дитя?
– Бог – свидетель моего права на тюльпан, и Он даст мне в руки доказательства.
Ван Систенс обменялся взглядом с принцем, который с первых же слов Розы стал напрягать свою память. Ему казалось, что он уже не в первый раз слышит этот голос.
Один из офицеров ушел за Бокстелем.
Ван Систенс продолжал допрос.
– На чем же вы основываете, – спросил он, – утверждение, что черный тюльпан принадлежит вам?
– Да очень просто, на том, что я его лично сажала и выращивала в своей комнате.
– В вашей комнате? А где находится ваша комната?
– В Левештейне.
– Вы из Левештейна?
– Я дочь тюремщика крепости.
Принц сделал движение, которое как будто говорило: «Ах, да, теперь я припоминаю».
И, притворяясь углубленным в книгу, он с еще большим вниманием, чем раньше, стал наблюдать за Розой.
– А вы любите цветы? – продолжал ван Систенс.
– Да, сударь.
– Значит, вы ученый цветовод?
Роза колебалась один момент, затем самым трогательным голосом сказала:
– Господа, ведь я говорю с благородными людьми?
Тон ее голоса был такой искренний, что и ван Систенс и принц одновременно ответили утвердительным кивком головы.
– Ну тогда я вам скажу. Ученый цветовод не я, нет. Я только бедная девушка из народа, бедная фрисландская крестьянка, которая еще три месяца назад не умела ни читать, ни писать. Нет, тюльпан был выращен не мною лично.
– Кем же он был выращен?
– Одним несчастным заключенным в Левештейне.
– Заключенным в Левештейне? – сказал принц.
При звуке этого голоса Роза вздрогнула.
– Значит, государственным преступником, – продолжал принц, – так как в Левештейне заключены только государственные преступники.
И он снова принялся читать или, по крайней мере, притворился, что читает.
– Да, – прошептала, дрожа, Роза, – да, государственным преступником.
Ван Систенс побледнел, услышав такое признание при подобном свидетеле.
– Продолжайте, – холодно сказал Вильгельм председателю общества цветоводов.
– О сударь, – промолвила Роза, обращаясь к тому, кого она считала своим настоящим судьей, – я должна признаться в очень тяжелом преступлении.
– Да, действительно, – сказал ван Систенс, – государственные преступники в Левештейне должны содержаться в большой тайне.
– Увы, сударь.
– А из ваших слов можно заключить, что вы воспользовались вашим положением дочери тюремщика и общались с ними, чтобы вместе выращивать цветы.
– Да, сударь, – растерявшись, прошептала Роза, – да, я должна признаться, что виделась с ним ежедневно.
– Несчастная! – воскликнул ван Систенс.