– А откуда же, по-вашему? Смеюсь.
– Из Италии.
– Да, я еду из Италии. Вон и машина с итальянскими номерами, – указываю на «Пунто» за окном. – Но сам-то я из России.
– Нет, вы нас разыгрываете.
Паспорт показать я не додумался. Да и стоило ли проявлять упрямство и что-то доказывать? Но все же интересно, почему мне не поверили? То ли рогов и хвоста у меня не было (о, эти ужасные русские!), то ли балалайки и ручного медведя, а может – бутылки водки и шапки-ушанки? Или у меня непременно должен быть автомат Калашникова? Вещь, конечно, полезная в дороге, не спорю, но пришлось его оставить дома.
Вот и гадай теперь. Одно лишь утешает – задумаю я бродяжничать по Европе, отловившие меня французы, если им не показывать «краснокожую паспортину», депортируют меня в Италию, а итальянцы в свою очередь – во Францию. Так и буду я скитаться внутри Шенгена, если он, конечно, сохранится к тому времени.
Чтобы не быть голословным, вот несколько забавных подтверждений, куда меня депортируют из Италии.
На обратном пути из Парижа в первом же кафе на итальянской территории заказал я кофе и какую-то местную выпечку. Кофе получаю, выпечки нет. Забыли, наверное, или плохо выговаривал итальянские слова при заказе.
– Сеньора, где моя булочка? – стараюсь членораздельно говорить по-итальянски.
– О, не волнуйтесь, месье, сейчас в микроволновке подогреется. Ответ с улыбкой и на французском.
Ладно, рядом граница с Францией, поэтому народ здесь практически двуязычный, особенно в сфере торговли и сервиса. Но это же наваждение продолжилось и в центре Италии! Как-то банкомат не выдавал мне деньги. Вчитываясь, что он мне пишет на итальянском, услышал от подошедшего пожилого гражданина: «Мы итальянцы – дураки…» Я оторопел. Фраза на французском, но говорит итальянец! Причем так нелестно о своей нации. Впрочем, все это, как выяснилось, касалось банкомата, в котором закончились купюры, но за транзакцию он мог снимать деньги. Сеньор решил предупредить «француза», за что я ему благодарен, и заодно прошелся по создателям таких бездушных железных ящиков, которые грабят иностранцев.
Когда в камере хранения в римском аэропорту вышла заминка с мелочью, служащая, услышав мой итальянский, усмехнулась и перешла на французский.
Но завершающим аккордом в моем французском статусе в Италии стала посадка в римское такси после сдачи машины дилеру. Водитель, похожий на Лелика из «Бриллиантовой руки», после моего наказа гнать во весь опор в аэропорт (на итальянском), начав лавировать между машинами, спросил меня о погоде в Париже. По-французски, естественно. «Дожди», – устало ответил я, уже никому ничего не доказывая.
О французском языке и как преодолеть языковой барьер читайте в конце книги, в разделе «Практическая информация».
«Место в моем сердце» (Mireille Mathieu. Une Place Dans Mon Coeur)
Моя жизнь напоминает небо над Авиньоном. Какие бы ни нависали темные тучи, они вскоре расходятся, и снова светит солнце…
Мирей Матье. Моя судьба
Одометр послушно отсчитывает пройденные километры по автомагистрали. Трасса проходит вне городов, о них напоминают лишь таблички. Вот показался щит: «Авиньон – город пап». Может для многих этот город и ассоциируется с главами католической церкви, которые в четырнадцатом веке здесь проживали, но в моем сознании он навсегда связан только с одним именем – Мирей Матье.
Мирей… Голос моей юности, любимая певица, по твоим завораживающим песням с раскатистым грассирующим «р», а может и благодаря им, я учил французский[7 - Рекомендую учить французский язык по песням в исполнении Мирей Матье – у нее четкая дикция и песни красивые.]. Проезжаю твой родной город, где ты когда-то клеила конверты на фабрике, помогая многочисленным братьям и сестрам. Отсюда, с победы на местном радио со знаменитой песней Пиаф «Жизнь в розовом цвете» начался твой триумфальный путь в Париж. Из Золушки ты превратилась в принцессу. Ты заменила на французской эстраде недавно ушедшую звезду.
Увы, настали другие времена, и твой замечательный голос не звучит во французском эфире, но его помнят и любят в России.
Мне вспомнилось твое выступление в Москве несколько лет назад. Я думал, увижу в Кремлевском концертном зале пару сотен интеллигентных старушек, да студентов, изучающих французский язык, но ошибся. И огромный зал был битком набит, и почитатели были самые разные. Рядом со мной сидел классический «браток» с толстенной золотой цепью на шее и восторженно аплодировал.
На том концерте чуть не сломался рояль под тяжестью подаренных цветов и долго-долго рукоплескал тебе стоя зал и не отпускал…
И ты всегда отвечала взаимной любовью своим почитателям в России, не раз приезжая сюда на гастроли, не боясь, кроме столиц, бывать и в глубинке. Ты пела на Красной площади, тебе подпевал военный хор…
А еще я в юности считал, что все француженки такие красивые, как ты. Увы, я заблуждался. И теперь, после близкого знакомства с Европой и Америкой, точно знаю, где самые красивые женщины. И для этого, как оказалось, за границу ехать не надо.
Из Москвы на французскую автомагистраль меня вернула табличка с призывом проверить дистанцию до идущей впереди машины. Для этого на трассу обычно наносят большие белые «птички», по которым надо ориентироваться. На этом контрольном участке увидел нечто новое – полоски вдоль обочины. А вот и разъяснение на плакате: «Одна полоска – опасно, две – нормально».
«Сильный дождь» (Bob Dylan. Hard Rain)
Мы мчались по автостраде, поливаемые сверху дождем, а с боков грязной водой из-под колес всевозможных видов транспорта, как обгоняемых, так и обгоняющих…
Н. Ильина. Дороги и судьбы
К Лиону подъезжал ночью по неосвещенной дороге. Постоянно слепили фары встречных машин: хоть потоки и разделены, но не хватало щитков на разделительных барьерах. Жаль, хорошее дело до конца не довели.
Автомагистраль проходит через город, а он огромный – долго в черных водах Роны отражались подсвеченные желтым светом мосты, старинные здания, высотки и сама уже освещенная скоростная дорога. А ведь проезжал я город в обычный день, что же здесь творится во время праздника света в начале декабря?
За Лионом погода резко ухудшилась. Зарядил нудный дождь, временами переходящий в ливень, – все это вместе с туманом и ограничением скорости до 110 км/ч было совсем некстати спешащему на автосалон журналисту.
С ограничениями скорости приходилось считаться: за 250 километров до Парижа увидел наконец нашу практику – стоящую в засаде полицию. Наверстывать упущенное приходилось за счет «спонсоров», пристраиваясь в хвост вырвавшемуся вперед лихачу.
Вода из-под колес многочисленных фур накрывала мой Punto целиком, и я все гадал, надо ли будет потом мыть машину или нет? Прошлый опыт подсказывал, что не обязательно. Действительно, в Париже на ней был лишь легкий золотистый налет.
Щетки не всегда успевали очищать лобовое стекло, задний же «дворник» хорошо справлялся с обязанностями – видимо, у Fiat Punto аэродинамика продуманная: заднее стекло особо не загрязнялось и не требовало постоянной очистки во время всей поездки. Впрочем, это европейская дорога, на нашей не знаю, как бы обстояло дело.
На скорости 130 км/ч на мокрых поворотах не было никакого намека на снос или аквапланирование, а местность после долины Роны и Соны была холмистой, и часто приходилось под дождем заниматься настоящим слаломом. Специально не смотрел на маркировку шин в дороге, чтобы не нарушать чистоту эксперимента, и только в конце, уже в римском аэропорту, увидел, что Punto был «обут» в 14-дюймовые Goodyear Eagle NCT 5.
В непогоду, когда меня обгонял близнец Fiat Punto – их, как оказалось, не только в Италии полно, но и во Франции – отмечал, что у него отлично видны высокие блоки габаритных огней и указателей поворотов.
Хорошо видны в дождь во Франции и ремонтные участки с мигающими желтыми фонарями на столбиках. Об их появлении заранее предупреждали электронные табло, на которых указывались протяженность участка и даже срок окончания работ.
«Поворотный пункт» (John Mayall. The Turning Point)
Кончились леса и долины, автострада стала все чаще разветвляться, все чаще стали мелькать стрелки-указатели с названиями городов, мы же держались той, на которой написано: «ПАРИЖ».
Н. Ильина. Дороги и судьбы
Ближе к городу, имеющему «такое сильное волшебное, призывное действие», движение заметно усилилось. Изменился и его характер, начались интенсивные обгоны, водители стали нервными и нетерпеливыми – понятное дело, на трассе появились вечно спешащие парижане и жители пригородов.
А тут еще местные сюрпризы в виде неожиданно вылетевшего из-за деревьев и низко прошедшего над трассой «Боинга-747», громадины с турбинами на консолях. Наконец-то мне стало понятно, зачем существует знак «Низколетящие самолеты» (правда, в районе аэропорта Орли, мимо которого проезжал, таковых не обнаружил). Ведь от неожиданности можно шарахнуться в другой ряд или еще чего-нибудь отчебучить.
Прямо по курсу начали проступать очертания «столицы мира», замаячил Монпарнасский небоскреб, затем появилась какая-то неестественно маленькая Эйфелева башня.
Но Париж не спешил подпустить к себе ошалевшего от бесконечной гонки журналиста – из-за скопления машин скорость на автомагистрали упала до смехотворных 40 км/ч, а вскоре почти до нуля.
Это была первая пробка, о которой электронное табло заранее честно предупредило, указав даже ее протяженность. С этого момента бешеный бег по скоростным дорогам сменился на черепаший шаг по парижским улицам…
Увидеть и не умереть (Париж)
– Расскажи лучше, Александр Викторович, про Париж.
– Париж – это Париж, – вздыхал бывший управляющий. – Его надо видеть.
В. Першанин. Телохранитель
На подступах к Парижу стал гадать, где же мне остановиться, причем так, чтобы и недорого, и место для машины было – желательно бесплатное. По всему выходило, что лучше в пригороде, ведь в самой столице в гостиницах проблематично найти свободное место: туристический сезон еще не закончился, да и гостей на грандиозный автосалон съехалось немало – одних журналистов ожидалось около десяти тысяч! Да и дорого в таком популярном мегаполисе и со стоянками напряг.