Рядовой для Афганистана

– Такой же, как и ты! Боевой «слон»! Афганский вариант! Ха-ха! – обиделся я.

– Слушай, Одуванчиков, может его просто пристрелить короткой очередью? Вот он придет нас проверять, а мы его и положим! Пароль, мол, не знал, пусть потом разбираются!

– Разберутся, ага, лет по пятнадцать тюрьмы, на брата! Если честно, я подумал, все это фигня, даже интересно! Нам с тобой еще с «дедами» знакомиться. Может хорошо, что мы несколько ночей в наряде будем, – улыбнулся я.

– Ха, это не мы, это они с нами знакомиться будут, Санек. Вазелин приготовил, ха-ха? Ладно, я пошел, что с тобой говорить – курить у тебя нет! Эй, а ты тапочки его видел? – спросил Виктор и задумался.

– Видел, конечно, а что? Стырить решил, ха? – засмеялся я от души.

– Устроился как дома, сучара! Бабу себе завел! Я ему покажу тапочки. Я ушел, – крикнул мне Витек. – Не спи, «слон», – прокричал он, уходя далеко влево по траншее.

– Есть, «рейнджер»! – в шутку крикнул я и пошел в противоположную сторону.

Я наслаждаюсь полным одиночеством и тишиной. Что-то стало тревожно, и я зашел в ДОТ. Из бойницы тридцать на двадцать сантиметров мне отлично виден кишлак с черными окошками. Меня совсем не видно. Мыслей нет, голова работает только на слух и зрение. Легкое чувство опасности становится привычным и даже приятным. Теплый стан спит, ни звука, ни шороха. Издали домишки – мазанки кажутся сахарными кубиками, сложенными друг на друга. Между домами начинаются узкие улочки. За глиняными заборами видны тени садов. Интересно, а если пойдет ливень и будет лить неделю, дома поплывут? Да, бедно живут афганцы, если все пойдет нормально, наши непременно помогут им построить новые дома, а может и новые города. Вот, Ташкент – красавец, а был таким же Теплым станом.

Эта ночь улетела в прошлое, началась третья. Дежурным по батальону заступил наш командир взвода, гвардии старший лейтенант Семенов. В полночь мы с Витьком снова на посту и меняем «дедов». Часовые скидывают с себя «пустые» «броники» и собираются уходить с поста, но мы пришли в своих, не подрезанных, тяжелых бронежилетах. «Деды» недовольно сплевывают в пыль, поднимают свои «свитера» и, закинув их на плечи, уходят быстрым шагом в казарму.

– «Архимед», ты самый умный, что ли? – закричал на меня Витек. – Я взял по твоему совету целый «броник»! «Деда» разозлил, надо было не выделываться, а брать у них. Теперь стой полночи в тяжелом! Ча, обстрел ждешь? Слышал, что они говорили, толку от этого «броника» мало! Только от осколка или ножа. От снайпера не спасет, и от «калаша» тоже. Еще получим за это, дюлей!

– Слышь, ты что, решил подстроиться под «дедов»? Скоро «броники» им подносить будешь! А, я понял, ты на них походить хочешь! Ну что ж, далеко пойдешь, Витя…

Я расстроенный ухожу на свой край поста. Витек, похоже, решил стелиться под «дедов», тьфу, урод… Ну, вот теперь и мы врозь. Виктор чувствует себя неуверенно в быстро меняющейся обстановке и ищет твердое плечо среди «черпаков» или «дедов». Я, напротив, не собираюсь ни под кого подстраиваться. Просто буду выполнять приказы и распоряжения командиров. Если «деды» по-доброму о чем-нибудь попросят, сделаю, а если попытаются унизить, получат отказ. Ха, но, если бить будут, одному или двум точно наваляю.

Среди ночи к посту со стороны казарм движется мужской силуэт, похоже, это офицер. Идет, чуть пригнувшись, старается ступать бесшумно.

– Стой! Кто идет! – заорал я и поправил автомат в удобное положение для стрельбы.

– Идет дежурный по части! – негромко отозвался человек и остановился. По голосу я узнал своего командира взвода.

– Три? – я запросил пароль.

– Семь, – тихо ответил офицер и подошел к нам.

– Не понял! Одуванчиков, Кинжибалов, вы что, третью ночь подряд в карауле?

– Так точно, третью ночь подряд! Дневальные по роте! Днем полы драим, ночью здесь торчим, в боевом охранении, уже привыкаем, жить здесь будем, товарищ гвардии старший лейтенант! – отчеканил я с издевкой.

– Все тихо? Спать не хочется? Смотрите, гвардейцы, не спать! «Духи» подойдут, вырежут вас и половину дивизии. За такое, вышка, по законам военной обстановки. А самое главное позор и презрение за смерть товарищей! А мы с вами где? – строго спросил Семенов.

– В Афгане, на войне! – пробурчал Витек.

– Да, в зоне боевых действий! «Броники» на вас хоть настоящие, или дембельские? – офицер на ощупь проверил наши бронежилеты. – Ладно, норма.

Через пару минут он, довольный, уходит. Во мне затаилась слабая надежда, что в следующую ночь мы будем спать в казарме. Семенов справедливый и упертый, он все поставит на свои места. Тихо и спокойно, без шума и пыли. Вот такой он, мой командир взвода.

Витек где-то достал папиросы «Беломорканал» и закурил, спрятавшись в траншее. Я подошел поближе и в шутку попросил покурить. Виктор зло послал меня, обвиняя в том, что я прогибаюсь перед взводным и слишком много болтаю. Я не стал с ним спорить, у него своя голова на плечах и надо признать, умная.

Мне кажется, что Витек решил скорешиться с «дедами» и стать среди них своим. Интересно как это возможно? «Шестеркой» он, конечно, не станет, хотя это может произойти незаметно даже для него. А может среди «дедов» или «черпаков» есть парни с Алтая, его земляки? Ну и что, это еще не значит, что с ним они будут разговаривать на равных. Самое обидное, что он решил укореняться один, я по боку. Ладно, все как всегда, с друзьями по жизни всегда напряженка. Мне всегда думалось, что друзья появляются в жизни до юности, вернее в детстве, когда еще нет активного противоборства и соперничества, а просто игры и шалости, как у котят. Главное, сохранить этих друзей, а может всего одного…

Я бодро шагаю по краю траншеи, осматриваюсь по кругу. Вдруг где-то далеко слева заговорил наш ПКМ, посылая змейки трассеров в горы. Световые ракеты осветили небо над предгорьями. Загремели спаренные крупнокалиберные пулеметы «Шилки». Через пять минут все стихло. Я поправил свой АКС, чтобы было удобно вести огонь прямо с груди, потом вытащил из ножен штык-нож и прицепил его на ствол автомата, на всякий случай. Но через пару минут, ночь вновь уснула, застрекотали тысячи невидимых цикад и сверчков.

Азиатская летняя ночь, что может быть прекрасней. Я отстегнул рожок от автомата, чтобы убедиться, что он полон патронов. Зачем я это сделал, трудно сказать, сейчас работали только руки и глаза. К моему удивлению рожок был наполовину пуст и насчитывал чуть более десяти патронов. Я быстро сунул его в свободный карман подсумка и достал второй, тоже не полный, в нем было всего несколько патронов. Третий и четвертый рожки оказались богаче, но также не полные. Похоже «деды» принесли с боевых все, что осталось, ну и дела, не зря я хоть штык «присобачил». От этого открытия мне стало смешно, я зашел за стальной туалет и начал смеяться словно обкуренный. Витек прибежал и стал интересоваться, кого я увидел «за колючкой». Я посоветовал ему проверить рожки к его автомату. В его трех рожках оказалось всего-то двадцать патронов, а в четвертом один трассирующий. Мой друг сильно удивился, а потом принялся хохотать как подорванный, ночь прошла незаметно.

На следующий день, к вечеру, нас меняет наряд «черпаков», похоже наши мучения заканчиваются. Старшина инструктирует новый наряд и с неприкрытой злобой посматривает на нас волчьими глазками. Нет необходимости быть экстрасенсом, чтобы прочитать в них: «У меня в запасе еще много нарядов и пыток для вас, чмошные ублюдки!»

Середина этого же дня. Пять часов до сдачи нашего наряда.

– Старшина, зайди ко мне на доклад, – командир второй парашютно-десантной роты радистов-переносников, гвардии майор Сазонов, позвал прапорщика Гаврюшова. – Что у тебя там Коля по службе личного состава, проблем нет? – спросил майор.

Прапорщик снимает меховые тапочки и проходит в «каюту» ротного командира.

– Эге, никак нет, все по плану командир, службу несут, нормально вроде…

– У-у, нормально говоришь? Дверь прикрой за собой, – рявкнул Сазонов. – В «брониках» пустых стоят часовые? Опять – двадцать пять! Не ровен час, гранату «душок» метнет, двухсотых нам подарит! Прикажешь под трибунал по твоей милости идти? Али как?

– Это кто? Эти что ли, молокососы доложили, вновь прибывшие уроды? – ехидно спросил Гаврюшов, пододвинув ногой табурет и усевшись поудобней.

– Да нет, старшина, как раз эти «уроды», как ты выразился, стоят в полноценных «брониках»! Хорошо стоят, не спят, посторонних на пост не допускают. В траншее «харю не мочат», как «деды». Неплохое пополнение, только вот двое их всего, помочь им надо. Завтра пойду к комдиву, просить еще бойцов. А ты их сразу в охранение! Хрен его знает, что у тебя за методы? – выразил недовольно майор.

– Конечно, поможем. Не умеют – научим, не могут – заставим, – буркнул Гаврюшов.

– Слушай, Николай! Тебе сколько годков стукнуло? – майор налил себе стопку водки, отрезал кусок черного хлеба и положил на него ломоть с салом.

– Командир, ну ты же в курсе, двадцать шесть будет в мае, а что?

– Да так, я вот подумал, когда ты такой сволочью стал? – командир залпом влил водку в рот.

– Не понял! Зачем так говоришь, командир? – смутился прапорщик.

– А то! Мне, знаешь сколько? Сорок три будет осенью! Через неполный месяц улечу в Союз и попытаюсь забыть все это, но знаю, что не смогу. Хоть на третий срок оставайся. Буду вспоминать свою роту, моих солдат и сержантов. Вот этих пацанов, салаг восемнадцатилетних, которые вытаскивали меня из сбитой вертушки. Если бы не они, эти «уроды», как ты их называешь, где бы я сейчас был? Ясно где, на воинском кладбище, в родном Новосибирске.

– Так точно, командир, – сказал прапорщик, вставая.

– Вот скажи, прапор, как мне их отблагодарить? Написать требование о награждении? Написал уже и не раз. Пришла одна медаль «За отвагу» – Мишке Калабухову, а остальных комсомол наградил разными значками. Разным дерьмом, которое на китель даже цеплятьв падлу! Ты понимаешь, Коля? Значками награждают за мужество в бою и спасение командира роты! Чмошники говоришь, пожалуй, но не мы их с тобой зачмырили, а те, бляха, которые заварили всю эту кашу. Ты где сам, срочную служил?

– На флоте. На тихом, в смысле, океане… – тихо ответил старшина.

– О, карась значит! Я знаю, какая там у вас дедовщина тупая и жестокая. Здесь – это не там! Здесь ВДВ, старшина – «Войска дяди Васи». Чтобы сюда попасть, эти мальчишки бились и дрались, врали, что имеют много прыжков, лезли в десант, чтобы выполнить долг перед своей страной, перед этим нищим народом! Самое горькое и святое, что они во все это верят! Верят, как юродивый верит в Бога! Это тебе не плотвой плавать! Врубаешься?

– Ну, да, – ответил прапорщик.

– Бляха, я сам вернусь домой, наверное, увольняться буду из армии. Как «батю» Маргелова с десанта пнули, так все ВДВ пошло под откос…

– Может не так мрачно? – Гаврюшов немного повеселел и принялся ходить и легко боксировать по «груше», висевшей в каюте ротного.

– Гм, чувствую, дальше будет хуже. Нас загнали в горы, торчим тут уже пятый год, прыжков нет, офицеры жрут водку, деградируют, солдат бьют! Нас используют как общевойсковой полк. Неужели за пять лет трудно было подготовить горно-стрелковую дивизию? Десантуру надо выводить. Мы должны прыгать, а не сидеть в ущельях. Кому это доказывать? Им там, все по херу! Уничтожают десант, суки. Я четыре года не прыгал и уже забыл, как там, в небе! Хуже того, я не знаю, зачем будут прыгать молодые солдаты, если здесь в горах им подыхать. А подыхать будут, скоро, пачками. Офицеры в Союзе прочухали, что здесь задница, опытных уже и нет, а молодые лететь в Афган не желают. «Духи» готовятся по полной, их уже больше чем нас! Слышал, американцы начали поставки ПЗРК «Стингер»[55 - ПЗРК «Стингер» – американская переносная зенитная ракетная установка земля-воздух нового поколения. Начало применения душманами против Советских вертолетов и самолетов в конце 1985 года. Душманы рассчитывали при помощи этой ракеты переломить Советское господство в небе над Афганистаном, посеять страх среди русских вертолетчиков и летчиков.]?

– Да, прошел слушок, но мне по краю, я в этих штуках не разбираюсь командир. – хмуро сказал старшина и начал лупить «грушу».