Афган неизведан. Книга 3

Получается, что боевая часть и военное училище – это две разные системы ценностей, две разные психологические антагонисты. Интересно, а как дела обстоят сейчас?

Поступать в ВУ прапорщиком – самый хитрый вариант

С какого это года началось, но видно спрос на таких людей в Рабоче-крестьянской Красной и Советской армий, был всегда. Я про открытых и скрытых стукачей.

Зачислили нас приказом в сентябре 1986 года на первый курс высшего военно-политического училища, обреталось которое на Уктусских горах в славном рабочем городе Свердловске ранее, а теперь как при Царе-батюшке в Екатеринбурге.

Пригнали нас первокурсников в полевой лагерь. Вроде еще не курсанты, но и уже не абитура, экзамены-то сданы. Это танковый полигон, за городом. Как поселок называется не помню, может, Елизавет. Рядом – сосновый лес, казармы новые из белого кирпича и все такое. Я поступал из армии, вернее, из Афгана, сдавал экзамены в Самарканде и вот зачислен на первый курс училища, которым бредил лет пять уже, еще со школьных лет.

Пояснение для юношей. Никогда не поступайте в военные институты после армии, вас там не поймут и уже не ждут, вы уже братцы понюхали пороха и дедовщины. Идти так сразу со школы. А так все снова начинать, словно третий год в первый класс. Я вообще советую, если династии военных в вашей семье нет, лучше не соваться в армейку, карьеру в любом случае не дадут сделать, а жизнь пройдет под погоном. Если честно, я не видел ни одного полковника или генерала со счастливой улыбкой на лице. Капитанов и майоров видел, а дальше все, туман и бездна, старость и пенсия.

Вы там левые уже и только мешаете. Будете вы под обстрелом командования, как потенциально неудобные и перегоревшие в войсках люди, потенциальные нарушители дисциплины в «детском саду».

А вот еще есть один хитрый вариант, поступать в ВУ уже будучи прапорщиком. Вот эти господа вообще, как сыр в масле катались и катаются. Свободный выход в город, проживание вне училища и так далее, полная лафа. Хочешь женись, хочешь крестись. Иногда и лекции пропускали, и все им ни почем, какая уж тут зарядка и всякая дребедень для срочников, и зарплата прапорщика 200-250 рубликов в месяц сохраняется в полном объеме. Это тебе не казарма, чтоб ее через дивизию.

Кто поступил из армии или после срочной службы, оказались в полной, так сказать, жопе. Снова казарменное проживание, режим как для первогодка, зарплата как у всех 20-30 рублей в месяц. Снова наряды, караулы, придирки офицеров и так далее. Поэтому армейцы и уходили не доучившись. Никакой скидки, на то, что ты уже был в армии два года, им плевать на это.

Короче говоря, о главном, зачислили в наш учебный взвод, а это более шестидесяти курсантов, еще трех прапорщиков, человек десять солдат, приехавших из войск, а остальные ребята после школы поступили. Прапорщиков вызывали на беседу к начальнику училища и что-то там им терли о местных порядках. Вот после этого прапорщики наши стали ходить с блокнотиками и что-то себе помечать. Только потом через пару месяцев все прояснилось, когда половину наших парней – бывших солдат – отчислили. Ну и еще нескольких бывших школьников до кучи.

Оказывается, прапора себе помечали, кто нагрубил ему из абитуры, кто подрался, а кто на зарядку последним в строй встал. А кто и в город ночью сбегал. И каждого «охломона» на карандаш прапорщик этот брал, а потом на доклад к кому надо. Этих курсантов в шею, кого обратно в армейку, кого домой к родителям.

Один из трех прапоров, а был он из батальона стройбата, походил на немецкого ефрейтора – Ганса. Шейка тонкая, китель замусоленный, на носу очки, так этот кусок вообще стучал в открытую. Забежит утром в казарму и орет: «Кто последний на зарядку, того на карандаш и на отчисление. Бегом побежали!» Были эти прапорщики не на должностях, стучали по своей натуре, на всякий случай.

Однажды, на втором курсе училища, я этому стукачу прямо сказал: «Надо бы тебе морду начистить, за те твои старые подвиги. Может выйдем в лесок, прогуляемся?»

Леса на Уктусе темные, дикие, Уральские горы. Тогда он ответил: «Только попробуй, мой рапорт у начальника училища, а ты – в дисбат пойдешь, Афганец». Ясно, не стал я с ним связываться, но обосрался он капитально.

А тут недавно увидел фото со встречи выпускников СВВПТАУ, 2018 и 2019 годов, смотрю и этот прапорщик – «Ганс-карандаш» с нашими ребятами выпускниками второй батареи общается, смеется и обнимается. С теми, на кого стучал, да не выстучал. А парни у нас, видать короткую память имеют, ничего уже не помнят, всем все простили и забыли. Старые стали. Хорошо, что я тогда не пришел. Пришлось бы мне все же ему подчистить его личико. Чудно это как-то, не по-мужски, хотя в пределах правил нашей армии. Много приспособленцев и стукачей, страна движется вперед, и армия не отстает.

В первый вечер в Афгане я поменялся беретами с сержантом-дембелем

Прилетели мы в Афганистан, приземлились прямиком на Кабульский аэродром в полдень 26 апреля 1985 года. Пока нас встретили, рассадили в клубе 350-го ПДП, рассказали, где мы и зачем сюда приперлись, суть да дело в общем. Вели в тему боевой обстановки. Прошло часа четыре, ни капли воды никто нам не дал, спать охота, жара и духота. Офицеры ругаются, новобранцев делят как рабов или породистый скот. Биржа гладиаторов.

Наконец-то распределили новобранцев по частям и по батальонам, прошло шесть часов, если не больше. Самое приятное в этой странной ситуации прибытия в зону военных действий было для нас с Витьком то, что мы остались в дивизии, и теперь дальше по Афгану лететь уже не надо. Это было счастьем, я уже тогда понимал, что передвижения по Афгану и без оружия, могут закончиться цинковым макинтошем и скорым дембелем в «Черном тюльпане».

В модуль второй роты отдельного гвардейской батальона связи нас вел старшина этой незнакомой нам ватаги. Накаченный и загорелый бугай прапорщик, в идеально новенькой тельняшке. Он завел нас в пустой кубрик, где стояло примерно тридцать двухярусных коек, буркнул под нос, что скоро вернется, и смылся. Солдат роты в расположении не было, кроме дежурного и солдатика на тумбочке дневального.

Мы упали на свободные кровати и отрубились. Фуражки свои бросили на тумбочки.

Минут через пять нас растолкали двое загорелых парней, блондины с усами, в полосатых, почти прозрачных плавках. Как оказалось, в кубрике их было всего четверо. Первым делом я подумал, что это офицеры, но я сильно ошибался.

Как пояснили блондины, они дембеля, а в общем, уже гражданские люди. Ждут завтра свой борт на вылет из Афгана, прямо ранним утром. В Афганистане уже год и семь месяцев.

Услышав про год и семь месяцев, я понял, что эта вечность, а перед нами счастливчики, избежавшие цинкового саквояжа, это были Ангелы или почти Боги.

Потом один с седыми волосами на висках подошел ко мне и познакомился:

– Как звать, молодой?

– Александр! – слегка поперхнувшись, ответил я.

– Клево, я Славка, – свободный гражданин, сержант второй роты.

– А что, Шура, есть у тебя берет ВДВ? – спросил полубог дружески.

– Есть, конечно, в вещевом мешке лежит, нулевый. Я в нем в учебке ходил правда. В Каунасе…

– В Каунасе? Нормально. Видишь, какое дело. Мне домой лететь, а берет у меня старый, ему уже лет пять, он тут в Афгане с 1982 года. Он у меня от моего дембеля. Может махнем не глядя, я тебе свой, а ты мне свой.

– Ну, не знаю?.. – смутился я. – Он хоть…

– Ну смотри, как хочешь, конечно, только сейчас этот наш, теперь уже ваш злой старшина придет, все у вас примет под опись, и больше ты свой берет и все остальное не увидишь. Я не вру, молодой! Сволочь он порядочная, хотели мы его, так сказать, наказать, да ладно, домой охота, а не в тюрьму.

– Я понял! Конечно верю, что не врешь…

– Короче, парень, берет этот классный, но маловат мне немного. Я в тридцати операциях был и только контузия, понимаешь. Везунчик я. А берет этот я всегда брал с собой в горы, на груди он у меня был под х/б, врубаешься, Шура? Пригодится, парень, думай быстрее…

– А тебе какой размер нужен? – улыбнулся я.

– Лучше 58, но новый еще растянуть можно, а этот подсох, как я сам, – рассмеялся десантник.

– Так он и есть, 58! Держи, берет! Давай свой!

Мы быстро обменялись беретами. Потом я заметил, что его знаки на парадке все темные, словно древние. А «Парашютист» с трещинкой на белом куполе, словно со шрамом. Дембель был старшим сержантом. На его парадном кителе сверкала медаль – «За отвагу».

Теперь заговорил я:

– А «Гвардия» и «Парашютист» тоже твои родные?

– Да, тоже дембеля подарили, потемнели они от жары.

– Кто потемнел, дембеля? – усмехнулся я.

– Юморист ты, молодой, это хорошо. Легче тебе будет…

– Махнемся тогда и знаками! – быстро предложил я, поглядывая на выход из кубрика.

– Ну ты, парень, в доску свой! А давай, махнемся ча нам? О!.. Благодарю, брат! Служба у тебя будет легкая, помяни мое слово…

Я мигом отвинтил свои два знака кроме классности, потому что он был «Мастером», а у меня болтался «Третий класс», и отдал дембелю. Потом также быстро привинтил на свою парадку старые закаленные афганским ветром знаки.

– А нам РД дадут? – вдруг родил я крайне глупый вопрос.

– Ха, дадут, только очень тяжелые, – рассмеялись дембеля.

Через минуту они ушли в умывальник и там же на турники. Так они нам сказали.

Не прошло далее и минуты, как раздался мощный рев, зверя или человека.