Рядовой для Афганистана

Мы вытянулись в колонну по одному и шагаем по горячему бетону. Навстречу нам идут поджарые дембеля[7 - Де?мбель – солдат, которому осталось недолго до демобилизации, увольнения из армии. В Афганистане солдат, сержант или офицер 40-й Армии, отслуживший полный срок и ожидающий свой самолет для вылета на Родину.]. Загорелые, бронзовые лица, голубые береты набекрень, на мундирах яркие знаки, знакомые каждому из нас. Кто-то из них прихрамывает, с трудом ступает с палочкой. Один худой солдат – с костылем, он портит весь вид красивой колонны, но держится этот рядовой молодцом. На его парадном кителе сверкают два ордена Красной Звезды.

Яркие тельняшки, аксельбанты из парашютных строп, на петлицах крупные золотые парашютики в обрамлении самолетов. В руках у дембелей дипломаты с яркими наклейками «Монтана», «Лэвис» и еще с разными неизвестными мне надписями. Форма выглажена, включая сапоги, на подошву которых пришпилен еще и дополнительный каблук. Дембеля жмут руку каждому из нас, некоторые обнимают случайных земляков и быстро, почти бегом поднимаются по трапу в самолет.

– Эй, братва! Удачи вам, пацаны, главное запомните с первого дня! Не трусить, не спать, стрелять метко и держаться всегда вместе! Это самое главное – быть вместе! – закричал один усатый дембель с медалью на груди. Ну, все, прощай, душманская страна, не поминайте лихом, братцы!

– Счастливо долететь! Мягкой посадки в Ташкенте! – восторженно прокричали мы им в ответ.

Один орденоносец вдруг не выдержал, сорвался и закричал обращаясь куда-то к горам.

– Проклятый Афган! Не хочу в Союз, не трогайте меня, где рота? Где наша рота! На боевых? – задрожал и надрывно заплакал он, словно болезненный и нервный старик. – Я остаюсь воевать! За всех наших рассчитаюсь! До последнего духа!

– Куда тебе, «старый», отвоевался уже, без пятки решил повоевать, – попытался успокоить орденоносца один из сержантов, – пойдем, не баламуть молодых, пойдем…

– Не пойду, помоги спуститься вниз, плевать, не полечу!

– Не ори, старшина, «шакалы»[8 - «Шакалы» – солдатский жаргон, описывающий некоторых офицеров, которые могли избить солдата или неправомерно обвинить его в чем-либо.] с рейса снимут всех! А тебя мать с отцом ждут, не забыл, герой? Плюнь, война уже не для тебя! Вот этим салагам оставь «духов», смотри, какая смена прилетела, – друзья обняли его и силком увели во чрево самолета.

Дембеля один за другим пропадают в двери «тушки», еще два-три мгновения, самолет закрывает двери и выруливает на взлетку, гудя всеми своими титановыми жилами и мускулами, чтобы быстрее покинуть высокогорный аэропорт. Минута, и он уходит круто вверх в чистое небо. Путь его лежит на север. Мы провожаем его взглядом, желая легкого пути и мягкой посадки в Союзе. Вслед за лайнером в небо поднимается пара штурмовых вертолетов, в марках мы пока не очень разбираемся. Они барражируют под его брюхом как две стрекозы под жаворонком. Зачем? Тоже провожают, наверное, или охраняют?

Секретно. Строго для служебного пользования.

Старшему офицерскому составу в «А». Главная военная прокуратура, Москва.

По рекомендации главного политического управления МО СССР. В политуправление 40-Армии, ТуркВО[9 - ТуркВО – Туркестанский военный округ.].

Учитывая сложную военную обстановку в ДРА[10 - ДРА – демократическая республика Афганистан.] напоминаем, что при рассмотрении дел, связанных с нарушением воинской дисциплины среди старшин и сержантов срочной службы, награжденных боевыми медалями и орденами за проявленное мужество и героизм и получивших при этом, ранения, контузии и увечья, необходимо учитывать следующее. Командирам подразделений частей приказано ограничиваться снятием воинских званий с данных старшин и сержант, разжалованным в рядовые, получившим ранения, контузии и увечья, рекомендуем сохранять боевые награды, с целью не допустить массового недовольства и общего падения дисциплины в подразделениях ограниченного контингента Советских войск. Особенно в батальонах, участвующих в боевых действиях и имеющих потери личного состава ранеными и убитыми из числа военнослужащих срочной службы.

Обеспечить своевременную отправку уволенных военнослужащих к местам их постоянного проживания, исключить случаи негативного влияния передачи боевого опыта молодому пополнению. Так как это может негативно сказаться на морально-боевом духе всей 40-й Армии.

Мой взводный здесь, где-то рядом, мы строимся в колонну по три и шагаем мимо БТР[11 - БТР – бронетранспортер на резиновых колесах.], охраняющих выезд с аэродрома. Сверху на броне сидят солдаты в касках и бронежилетах со снайперскими винтовками и автоматами, по уши в серой пелене. Под нашими ногами появилась взвешенная летучая пыль, похожая на цемент, звучит команда: «Вольно, не в ногу марш, не пылить бойцы и ступать мягче!»

Скоро появился КПП – бетонный мешок, обложенный камнями и мешками с песком. Рядом стоит танк устаревшей марки и, кажется, не на ходу, с другой стороны – БМД[12 - БМД – боевая машина десанта.] в боевом состоянии с нарисованными белыми парашютами на глянцевых зеленых боках. Солдат, в полном «афганском прикиде», в пыли и безмолвии, в серой маске на лице, поднял шлагбаум для нашей колонны. Мы оказались на территории десантной дивизии, ставшей для многих из нас родным домом на всю оставшуюся здесь жизнь.

– Пожрать бы, да и пить охота, – заворчал здоровый малый, идущий рядом со мной. – Прилетели на войнушку. Ни пожрать толком, ни поссать.

Кто-то из ребят одобрительно нукает в ответ, кто-то из прапорщиков строго и не по уставу отвечает: «Свиньи жрут, а солдаты принимают пищу, сынки! Отставить базар в строю! А то смирно побежим!»

Сзади нашего строя пристроились местные босоногие мальчишки, лет семи. Их человек пять. Двое их них догнали строй солдат и стали просить какой-то бакшиш[13 - Бакши?ш – гостинец, подарок, подачка. Бачата обычно требовали у солдат бакшиш и получали его в виде консервированных продуктов и печенья. Советские солдаты всегда давали щедрый бакшиш, особенно в далеких горных кишлаках. Бакшиш – символ дружбы и доверия между Советскими солдатами и местными мальчишками.].

– Эй, сольдат, русс, давай бакшиш! Давай, давай!

– Ну-ка, душманята! Брысь, буру бача![14 - Бу?ру бача? – (по афгански) уходи, пацан!] – вдруг громко крикнул на пацанов солдат, стоявший в пыли. – Ёк бакшиш! Давай, давай отсюда, стрелять буду! Буру я сказал!

– Хей, дурак, ишак сольдат! Завтра приду, тебя ночью резать буду! – старший малец провел ладонью по своему горлу, изображая полное недовольство часовым.

Посмеявшись над русским солдатом и кинув в него несколько комьев сухой грязи, дети убежали, будто их и не было. Часовой опустил стрелу вниз и уставился в нас своим безмолвным и равнодушным взглядом. Этот взгляд будет трудно забыть, этот взгляд солдата на войне…

Основной строй идет молча, с любопытством рассматривая невиданные картинки нового мира. Мне кажется, что мы – рота межгалактического звездного десанта, высаженного на ранее необитаемую планету, где нас ждут необыкновенные и захватывающие приключения. Может, в здешних лесах обитают чудесные звери и птицы, высоченные деревья скрывают под кронами девственного леса чистые и бурлящие реки, которые кишат невиданными рыбами? Да! Видимо нам повезло, ребятам, оставшимся служить в Союзе, такое и не снилось. Что они там видят в холодных городках Прибалтики, Пскова, Витебска, Тулы? Заснеженный плац, зимние стрельбы по десять патронов на брата. А мы здесь, практически на другой планете – в Афгане…

На этом месте я погрузился в воспоминания полугодичной давности, когда прощался с мамой и отцом около нашего старенького железнодорожного райвоенкомата на улице Патриса Лумумбы у дома под номером «2» и обещал им не попасть в Афганистан. Обещал, но слово не сдержал. Конечно, перед родителями я сподличал, ведь мог, мог и не лететь сюда. А может быть, мне это только кажется, что я мог не попасть в эту минуту на эту пыльную дорогу? Может, давно было все решено за меня, и напрасно предаваться иллюзиям, что ты сам что-то решаешь. Что произошло, то уже не в чьих силах изменить. Я вошел в лабиринт, выход из которого только один. Вернее, дорога одна – прямо, никуда не сворачивая. А итог – сама неизвестность, которая пугает и манит одновременно с необыкновенной силой узнать, что там впереди. Сколько лет я ждал этого, сколько предчувствовал, убегал и снова возвращался на эту узкую тропу. Бабушка всегда говорила, мол, убежать можно хоть от кого, но только от своей судьбы не сбежишь. Это верно, конечно, но добрая ли она, моя судьба…

Полгода назад. Свердловск, ноябрь 1984

Военком, цветущий полковник с улыбкой инквизитора и лысиной Сократа вышел на крыльцо своего комиссариата и толкнул речь, призванную успокоить рыдающих матерей новобранцев.

– Уважаемые родители, сегодня вы провожаете своих сыновей выполнять почетную обязанность любого гражданина СССР – учиться защищать свою Родину, свое Социалистическое Отечество! Я вижу перед собой уже не мальчиков и не юношей, а мужчин. Давайте не станем в этот торжественный день омрачать начало их службы вашими слезами. Им это ни к чему. Два года пролетят быстро, поверьте мне, отцу молодого офицера и бывшего солдата! Вам спасибо за ваших сыновей!

– Полковник, ты лучше скажи, где хлопцы служить будут? – выкрикнул чей-то отец из родительской толпы. – Ну, хоть соври что ли?

– Врать не умею! Не люблю! Знаю, что ребята отправятся служить в основном в Московский и Сибирский военные округа…

– Афганистан им не светит, может, знаете?

– Нет, конечно! – уверенно ответил полковник. Если вы имеете в виду ребят, годных без ограничения здоровья, значит в ВДВ. После учебного подразделения они будут направлены в Группу Советских Войск в Германии. Во всяком случае, я не знаю, кто из наших призывников направляется в ДРА. Все будет решать командование учебки – через полгода.

Родители, опустив головы, стали расходиться. Кто-то принялся играть на гармони, пытаясь превозмочь холодный ветер.

Комиссар поднялся к себе в кабинет и закрылся на ключ. Он набрал по телефону три цифры и негромко доложил.

– Товарищ генерал-майор, команда «ВДВ–А» за номером «300» отправлена в количестве 87 человек. Сегодня 10 ноября 1984 года.

– Молодец. Ну что, эта команда тоже вся в ДРА? План выполнили, кажись?

– Выполнили, но эта команда – смешанная, направляется в десантную учебную дивизию в Литву в местечко Гайжюнай. А «афганцы» ушли еще первого ноября в Чирчик[15 - Чирчи?к – городок в окрестностях Ташкента, Республики Узбекистан, в котором готовили разведчиков для ГРУ.] и Фергану.

– Добро, и не надо ни с кем на эту тему, как ты понимаешь, информация строго служебная, можно сказать секретная. Будь здоров, – сухо закончил генерал.

Офицер первым положил трубку, закурил «беломорину» и настежь распахнул окно. В комнату ворвался морозный уральский ветер, густо перемешанный с рыжей копотью от мартеновских печей Верх-Исетского металлургического завода. Мужчина нервно закашлялся, задавил чинарик в чугунной пепельнице и закрыл окно. Сел за письменный стол, обхватил свою голову руками, пытаясь делать массаж: «Все, надо уходить из армии, не могу больше. Затеяли войну, неужели нельзя было обойтись советниками и поставками оружия. Я же был советником в Египте, тоже ставился вопрос об увеличении контингента, но ведь воздержались. И правильно сделали. Устал я принимать зареванных матерей, помогать хоронить им своих солдат. Одна болтовня, интернациональный долг, слава героям. Никому этот герой не нужен кроме матери и отца. Вроде слух прошел, что будут выводить войска… Ни хрена, пока раскачаются… еще сколько сотен цинков придет. Эх, мать твою, а если я сейчас уйду, то моего сына летеху точно загребут в Афган, и некому прикрыть будет. А он, наивный дурак, рвется туда, но я не могу, не могу себе этого позволить! Единственный сын! Сволочи, безумцы, гады! Заварили мясную кашу, маразматики…»

Полковник не смог прикрыть своего сына, через два месяца он получил от него письмо со штампом «полевая почта». Он нервно разорвал конверт, развернул мятый листок и прочитал: «Папа, я горд и счастлив! Я Советский офицер и командир экипажа боевого вертолета. Я интернационалист! Помнишь, как мы пели с тобой когда-то давно на ночной Волге: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» И в Афганистане будет социализм! Папка, здесь так здорово. Кабул красивый городок, а какие девушки, фантастика! Я почти влюблен в эту страну. Целую крепко, тебя и маму». Полковник не просто плакал, он стал выть и орать, словно обезумевший волк, потерявший своего единственного волчонка. Через три дня, немного уняв нервы, он подал рапорт об отставке…

– Рота, стой! Буру! – ядреный рык огромного майора, похожего на пустынного льва, вылезшего из своей норы, оборвал мои воспоминания. Я снова оказался в городке 103-й воздушно-десантной дивизии на окраине Кабула.

Колонна новобранцев остановилась у огромного металлического ангара, похожего на укрытие для межпланетных кораблей, как в американском фантастическом фильме «Козерог–1». Мы задрали подбородки кверху, пытаясь получше разглядеть всю грандиозность данного сооружения.

Майор продолжал свое эмоциональное выступление перед нами и явно получал от этого удовольствие.

– Рота, слушай мою команду! Нале-во! Привели себя в порядок, воробушки, подтянули ремни! Р-р-раняйсь! Отставить, е-едрена-Матрена! Раня-я-ась! Кхе! Смир-на! Гвардейцы! Вы прибыли, кто пока не понял, в Витебскую, гвардейскую, Краснознамен-нуй-я, орденов Ленина и Кутузова, 103-ё, воздушно-десантную дивизию! А сейчас вы стоите на святой земле гвардейского 350-го парашютно-десантного полка – «Пал-тинника»! Это лучший полк в дивизии и во всем ограниченном контингенте! У вас есть редкая возможность записаться прямо сейчас в его доблестные ряды. Лучшие из вас пополнят разведроту полка. Самую боевую роту! Ну? Кто в «полтинник»[16 - «Полтинник» – гвардейский 350-й парашютно-десантный полк в составе 103-й десантной дивизии. Боевой и дерзкий десантный полк, привлекавшийся для ведения особо опасных боевых операций в Афганистане. Например, высадка на хребты и высоты в Панджшере.] желает? Три шага вперед, марш! – майор закончил пламенную речь и захлопнул огромную нижнюю челюсть.

Я отметил для себя, что этот офицер очень похож на французского актера Жана Марэ. Классическое крупное лицо, огромная нижняя челюсть, венчающая волевой подбородок – синий от мощной щетины. Выразительные голубые глаза, посаженные глубоко и спрятанные под массивные надбровные мышцы. С его внешностью можно было стать звездой киноэкрана, а не рвать глотку перед пацанами – солдатиками. Он тоже, как и все мы, ничего не может изменить, а орет на нас, для того, чтобы настроить на то, что здесь кончились игры. Здесь придется применить все то, чему нас научили за полгода в учебке. А чему нас научили? Ну да, тому, что мы самые дерзкие и сильные солдаты. Никто кроме нас! А кто против нас, тот уже в истории. Уже неплохо.

– Товарищ гвардии майор? – вдруг пискляво спросил один солдатик.

– Что! Резче излагай, боец! – с усмешкой рыкнул офицер.

– А мы с парашютами прыгать будем?

– Ха, ха! С гранатометами, с минометами точно будем, но без парашютов. Щегол!