Годин

Мила позвонила и попросила увидеться. Ей хочется выпить, идем в кафе. В кафе купили бутылку кубинского рома. Куда с ней податься? Пошли к моей сестре. Сделали себе дайкири. Пришел и зять. К девяти вечера все были счастливы, все со всеми обо всем говорили.

Впервые в жизни напилась. Не качалась, но в туалете мне так поплохело, еле пришла в себя.

В 23.00 поехали домой на такси. Мила была такой веселой, что таксист не взял денег, а дал телефон и имя, чтобы обращались, если будет снова такой же случай.

Возвращаюсь с экзаменов с Милой. Довольные, купили себе несколько мороженых, сели есть в скверике. Пою себе „Вершину“ Высоцкого:

„Здесь вам не равнина, здесь климат иной —
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом идет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь
Опасный, как военная тропа…“

Счастлива тем, что пою это. А теперь мне страшно от этой песни – как от черной кошки, которая перебежала перед тобой дорогу. Дома зять мне позвонил и сообщил о бабушке…»

Почти незаметно пролетели еще шесть месяцев. Как и положено, отслуживший год Алексей стал «черпаком». Теперь его уже никто не обижал. Он сам должен был бить, гонять «духов» и «слонов». Но руки он не распускал, чем вызывал недовольство своих товарищей:

– Тебя же били!

Он только жал плечами:

– Били…

Но он никого не бил, хотя иногда очень хотелось дать пинка какому-нибудь обнаглевшему «духу». А пустить кулаки в ход вместо него всегда находилось немало желающих – нынешних «черпаков», вчерашних «боевых слонов». Старался не думать ни о своих товарищах, ни о «гражданке», о которой мечтали все вокруг. Но разные мысли в голову лезли и лезли. Годин не мог, не умел не думать. Тем более что появилась призрачная надежда съездить домой в краткосрочный отпуск. После года службы некоторым солдатам такое счастье приваливало.

В привычных буднях прошло еще шесть месяцев, в течение которых счастье побывать дома так и не привалило. Вроде и особых нареканий на него у начальства не имелось, и был он специалистом первого класса и отличником боевой и политической подготовки, но не свезло. А может быть, дело было и не в везении. Может, прошляпил свой отпуск просто потому, что, следуя заповеди отца, держался от начальства подальше. На товарищей не доносил, на работы по ремонту жилья и дач офицеров не напрашивался.

Алексей стал «дедушкой», и в голове у него зароилось еще больше мыслей. В том числе и новых, очень тревожных. Сослуживцы переглядывались, переговаривались, перешептывали разными путями поступавшие новости:

– В Афганистане наши штурмовали дворец Амина в Кабуле…

– Советский Союз ввел войска в Афганистан.

– Это война с афганцами?

– Да, с американцами!

– Нас туда пошлют?

– А как же! Зачем нас столько здесь дрессировали? Как там без танковой поддержки?

– Так там вроде горы. А у нас тут…

– Сопки – те же горы, только маленькие…

– Мне друган написал-намекнул: у них вроде пока добровольцев набирают…

– Значит, и у нас будут.

– Добровольно-принудительно…

– А я сам хочу. Может, медаль дадут или орден!

– Цинковый гроб тебе дадут!

– Дурак ты!

– Сам дурак!

И правда, через несколько недель во время построения на плацу замполит части почти торжественно объявил:

– Требуются добровольцы для выполнения интернационального долга, для помощи братскому афганскому народу, страдающему от американского империализма… Кто хочет быть добровольцем – шаг вперед!

Годин не очень понимал, о каком интернациональном долге идет речь, но хорошо помнил отцовское: «Не отставай, но и вперед сильно не суйся». Поэтому чуть запоздал, когда танкисты всех рот шагнули вперед. Он, как «дедушка», стоял в заднем ряду и уже догнал вышагнувших вперед молодых. Едва ли «духи» действительно рвались в бой с американским империализмом. Скорее, рвались из части, где каждый день шла «отечественная война» на выживание.

Многие «дедушки», как и Годин, приняли решение с запозданием. Все уже думали исключительно о «гражданке». Тем более что их последние месяцы-недели в части пролетали весело. В выходные можно было сходить в увольнение в райцентр. Попробовать пообнимать или поцеловать какую-нибудь местную свободную, пусть и не очень красивую, девушку. Конечно, не посмотрел бы на такую дома, но тут на одну девицу – два взвода солдат, десяток прапорщиков и еще пара молодых неженатых офицеров – лейтенантов.

В части, пока «духи» и «слоны» работали, а «черпаки» за ними присматривали, «дедушки» спали, слонялись по закоулкам, фотографировались для «дембельского» альбома в танке, под танком, за танком. И еще размышляли:

– Значит, перед «дембелем» повоевать придется?

– Ну а что? У меня оба деда воевали в Великую Отечественную с немцами.

– А у меня отец успел на Восточный фронт против японцев.

– Мой прадед в Первую мировую с австрияками воевал.

– Мой англичан из Севастополя выковыривал.

– А у меня предок французов гнал из России.

– У всех нас предки воевали, и мы повоюем, если надо. Хоть американцам, хоть китайцам, да кому угодно по зубам настучим, если полезут куда не звали. Как отцы наши и деды…

Как только появилось свободное время, Годин начал учиться играть на гитаре, которая была у сослуживца. Завидовал сестренке, которая в своем музыкальном училище «шпарит по нотам». Тем не менее освоил «три аккорда» и был доволен собой: данную когда-то клятву научиться играть на гитаре выполнил. По просьбе товарищей теперь мог запросто сбацать и «Мурку», и «Мясоедовскую» и, конечно же, «Колокола»:

«А ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил,
Что зазвонят опять колокола
И ты войдешь в распахнутые двери…»

Хотел было завести собственную гитару, но сомневался, что хочет и дальше развиваться в музыке. Решил, что, если потребуется, уже на гражданке купит себе хорошую шестиструнку. Или не купит.

От скуки пошел в художественную самодеятельность части. Не то чтобы хотел к возвращению на «гражданку» вспомнить танцевальные навыки, полученные в школе. Просто надо было занять голову, задающую в свободное время неудобные вопросы. Еще более скучающие жены офицеров части с удовольствием танцевали с ним в паре:

– Молодой человек, а вы неплохо ведете!

Весьма свободная бухгалтерша в синем мини-платьице предпочитала выбирать в партнеры именно его: