Годин

– Как, говоришь, тебя зовут, солдатик?.. А меня Валентина. Как Терешкову – первую женщину-космонавта. Сколько тебе еще служить?

Он кружил, и кружил, и кружил вспотевшую деву до упаду. Очень хотелось быть уверенным на танцполе. Кто знает, может, и бывшая пионерка Арина оценит, если они где-нибудь случайно встретятся? А Катя – Катя едва ли когда-нибудь так скажет. Она не самая большая ценительница танцев. Да и в музыке не очень разбирается. Хотя ведь поет, поет, пусть и не очень верно:

«Вот кто-то с горочки спустился.
Наверно, милый мой идет.
На нем защитна гимнастерка,
Она с ума меня сведет…»

Бухглатерша так жарко, нерастраченно прижималась в танце. И еще шептала:

– Не поверишь, но у меня еще ни с кем… Не за кого здесь было замуж выходить. А ты такой ладный…

После отбоя и прохода дежурного офицера по казарме Алексей вместе с другими «дембелями» лепил и варил пельмени из присланного столовским «гонцом» фарша. Запивал их то синеватой самодельной брагой, то доставленной через забор голубой водкой. Перебирал струны гитары. Ребята просили сыграть то одну песню, то другую. Чаще всего «Я ухожу»:

…Он до рассвета всего лишь часа не дожил,
Упал на снег и грудью Родину закрыл,
Упал на снег не в дни войны, а в мирный час,
И для него весны рассвет навек погас:
«Я ухожу», – сказал мальчишка ей сквозь грусть, —
«Ты только жди, я обязательно вернусь…»
И он ушел, не встретив первую весну,
Домой пришел в солдатском цинковом гробу.

Никто из «дедушек» не успел попасть в Афган. Первых на войну из их части отправили уже тогда, когда Алексей, Казарян, Гвозденков, Зозуля и прочие его призыва стали «дембелями».

– Все, Годин, отслужил!

Какое странное чувство! За воротами части тебя ждет долгожданная свобода. Но как же Алексей отвык от нее! Годин вспоминал, как это было – до армии. Теперь снова придется делать все самому. Самому решать, где спать, что есть, что одевать, как, чем себя занять. И за все, что ждет его там, за воротами части, на «гражданке», отвечать тоже только ему. Готов? Ко всему?

Привык жить по законам армии и по ее же законам не хотел ни о чем задумываться. Но мысли сами ввинчивались в мозг. О родителях, о Кате, о синей папке, об институте. Сбежал в армию, дав себе отсрочку от большого решения, и вот: отсрочка кончилась, а он так ничего и не решил.

Часть вторая. Обретение

«В списках не значился»

Когда вошел домой, первое, что бросилось в глаза, это то, как постарели мать и отец. Всего-то два года прошло, а они осунулись, как-то потускнели, лица у обоих покрылись морщинками. Зато расцветала сестренка. Она уже была почти подростком. Неугомонная, после объятий всей семьей умудрилась за несколько минут показать брату дневник, фотографии всех одноклассников, пропиликать что-то на скрипке и немного пожаловаться на родителей:

– Держат меня дома взаперти! Гулять одну не отпускают, а сами после работы почти никуда и не ходят. Только в аптеку для них бегаю.

Алексей пообещал Лиле прогуляться с ней по улицам Дальнедорожного.

– В солдатской форме!

– Конечно!

Сводить ее в парк и накормить мороженым.

– Эскимо! И еще пломбир!

– Обязательно!

Все ей хотелось прямо сейчас, и она просто вцепилась в брата, не отпускала его.

А ему прямо сейчас нужно было другое. После первых расспросов родителей о делах, о здоровье он все не решался спросить. А мать и отец будто забыли, что это его очень интересует. В конце концов не выдержал:

– А Катя? Давно ее видели? – Глянул на часы. – На работе, может быть, в это время? Писала мне, что закончила учебу и теперь работает в кафе: торты вроде делает…

– Торты не торты… – Как-то странно усмехнулся отец.

– Дома она, – поджав губы, уронила мать и добавила: – Но лучше бы тебе к ней не ходить.

– Почему это? – Не понимал Алексей.

– Так она же… – Раскрыла было рот сестренка, но ее за плечо оторвал от брата отец. – Брысь!

Видя, что родители больше ничего не хотят добавить, Алексей кивнул:

– Ладно, я пошел!..

Дверь открыла сама Катя. Ее глаза сначала широко распахнулись от удивления. Потом она их опустила. Опустил свои и Алексей:

– Как ты… поправилась!

Она вновь взглянула на него, невесело усмехнулась:

– Ага, поправилась. Ты что не понял? Леша, я – беременная!

– Действительно, не понял… – Снова и снова, как будто не веря, проводил глазами по ее фигуре сверху вниз, снизу вверх. – Ты же писала, что ждешь меня! И ничего… такого!

– Не хотела тебя расстраивать. Тебе же там, наверное, и так не сладко было.

Понял, почему об этом ничего не написали и родители:

– Не сладко…

За спиной Кати показалась ее мать в синем халате, всплеснула руками:

– Ой, Лешенька из армии вернулся! Какой красивый в военной форме! Детки, что же вы через порог разговариваете? Заходи, дорогой гость, проходи в дом!

Голос ее был необыкновенно ласков. Годин помнил: мать Кати всегда посматривала на него с недоверием, с каким-то подозрением, а тут вдруг такое гостеприимство.

Катя пожала плечами:

– Хочешь, зайди.

Алексей мотнул головой:

– Спасибо, в другой раз, дома свои ждут. – Сглотнул. – И кто, кто – отец?